Валерий Николаев - Закуси горе луковицей Страница 20

В комнате картина была не менее удручающая. Углы запаутинились. Стекла в посудном шкафчике, сама посуда, зеркало, лампочки сплошь засижены мухами; пыль повсюду.

— Бабушка, газ-то у вас есть?

— А куда ж ему деться? — Родители твои провели и газ, и воду. Плитка в кухоньке, а вода — в садочке, колонка там у нас.

В доме и на кухне ничего съестного не оказалось. И это летом-то? «Боже мой! Какая ужасающая нищета. Там, в городе, я покупаю свежий хлеб, выбираю по вкусу масло, сыр, колбасу. Иногда балую себя финиками, бананами, пирожными, а тут — ни картошины в доме, ни килограмма крупы. Ничего, хоть шаром покати. Не понимаю. Ведь получает же она пенсию. Что же это такое?.. Протест?» Стыд обжигал Зое щеки.

Она набросила старенькую кофточку, косынку и, взяв кастрюлю, метнулась в огород. Трава — по пояс, а местами и выше. Но деревья — яблони, сливы и груши еще сохранили свою силу и, словно бросая вызов лебеде, сурепке и крапиве, были почти все усыпаны плодами.

Протаптывая в зарослях дорожку, Зоя устремилась к яблоням. Под опустевшим белым наливом видны высохшие остатки неплохого урожая, зато краснощекие яблоки — все на ветках. Девушка сорвала одно из них, чуть потерла его о кофточку и откусила кусочек. Сочное кисло-сладкое яблоко мгновенно вернуло ее в детство. Тогда для нее это было самое доступное и любимое лакомство.

Нарвав яблок, слив — в саду растут две «Венгерки», — груш и перемыв все это, Зоя принесла их в дом. Бабушка с интересом расспрашивала гостя о его прежней жизни. Она выглядела утомленной, но, видно, любопытство брало верх. А Владимир обстоятельно рассказывал ей о детдоме, своей учебе, о местах, где ему довелось побывать. Поставив на стол фрукты, Зоя пошла на кухню, вскипятить воду.

Минут десять спустя с чайником возвращаясь в комнату, вдруг слышит: «Так вы что ж, собираетесь расписаться?»

«Господи, что она несет?!» — Зоя испуганно попятилась за косяк.

— Ну что вы, бабушка? — взволнованно воскликнул Владимир. — Это невозможно. Мы просто друзья. Она сопровождала меня в дом инвалидов, и ей вдруг очень захотелось проведать вас. Меня же не бросишь в поезде, — вот и пришлось ей тащиться со мной.

Зое резануло слух ожесточение, с которым он это сказал.

— А почему невозможно? — допытывалась бабушка. — У тебя что же, уже семья есть, или Зойка тебе не нравится?

— Нет. У меня — никого. А Зоя?.. Она не может не нравиться. Честно скажу, такой девушки, как она, я даже издали не видел. Но предложить ей выйти за меня замуж не могу. Не по совести это. Нет, об этом я и не заикнусь.

— Ну да, ну да, понимаю тебя, миленький. Только вот Зойку жалко, не дай Бог свяжется с дурным человеком. А душа-то у нее хрупкая, как стебелек. Девчушка она ласковая, заботливая. Я скучаю по ней больше, чем по дочке. Хорошо, что вы приехали. А надолго?

— Не знаю. Дней на пять, наверно.

— Как на пять? — всполошилась бабушка. — А кто же меня хоронить будет?

Зоя стукнула тапочкой о порожек и решительно вошла в комнату.

— Все разговариваете? — как можно беспечней спросила она. — Давайте-ка кофе пить.

Стол накрыла быстро: заварила кофе, сделала бутербродов со шпротами, нарезала помидоров, огурцов, достала баночный сыр и халву. Пригласила к столу. Только вдруг замечает, что бабушка кофе не пьет, лишь смачивает губы, кусочки от бутерброда отламывает, но не ест, а за чашку прячет.

— Бабушка, ты, почему не пьешь?

— Кофе мне в голову ударяет. Я потом водички попью.

— А почему ничего не ешь?

Она нервно дернула сухоньким плечиком.

— Зубов у меня нет. Потом размочу хлебушек и съем.

— Ну, хлебушек можно и на потом отложить, а рыбку-то жевать не обязательно: положи ее в рот, она и растает. Или сыр ешь ложечкой.

— Что-то не хочется мне. Душа не принимает.

— Бабушка, а душу бутербродами и не кормят. Ты поешь для здоровья.

— Не могу я, Зоенька. Не неволь меня.

Зоя, уже догадываясь об истинной причине ее отказа что-либо съесть, спрашивает:

— Бабушка, а что ты обычно ешь?

— Я? Хлебушек… хлебушек ем, молочко пью, водичку сладкую.

— А где ты молочко берешь?

— Так невестка Моховых Даша приносит мне через день по литру. В первый день пью свеженькое молочко, а во второй — простоквашу.

— Ну и где твое молоко?

Бабушка потупилась. Помолчала. Вздохнула.

— Отказалась я, внученька. Мне уже… не нужно.

— Как не нужно? Что еще за новости?

— Зажилась я, Зоюшка. Никому от меня никакой радости. Даже ты, кровинка моя, дорожку ко мне забыла. Помирать я нынче наладилась. Ты бы задержалась, миленькая, похоронила бы меня по-людски. А-а? — пытливо заглянула она ей в глаза. — Ладно, внученька?

Зоя, уже глотавшая слезы, заплакала в голос.

— Бабушка, ну что ты такое говоришь? Как же я могу тебя забыть? Ведь я же приезжала к тебе, и еще приеду!

— Зойка, Зойка. Ты ко мне ехала, почитай, семь годочков, а я за тебя каждый день молилась, вспоминала тебя. Через пять денёчков ты снова уедешь, и уже навсегда. Не дождусь я тебя больше, голубонька моя, не дождусь.

Зоя горько плакала, сознавая, что бабушка-то права. «Забрать ее с собой? Но она совершенно слаба. И как их обоих довезти? Поезд останавливается всего на три минуты. А надо успеть найти свой вагон, погрузить вещи, посадить Володю, бабушку. Нет, это нереально. Допустим, сначала сопровожу Володю, потом вернусь за бабушкой и заберу ее с собой. А там, в городе?.. Лифт уже месяца три не работает. Восьмой этаж, — не второй. Конечно, если попрошу соседей, помогут. Бабушку поднять не такая уж и проблема. Но ведь Зое нужно работать. Значит, придется оставлять ее на весь день одну? А суточные дежурства?.. Сколько проблем».

— Бабушка, родная, мы же не на похороны ехали, а посмотреть на тебя, чем-то помочь. Давай покушаем вместе, а потом сообща что-нибудь придумаем.

— Вы, детки, не искушайте меня, нельзя мне, а то я опять в силу войду. А на что мне это? Приготовилась я уже.

— Нет, бабушка, хоть я и голоден, — вмешался Владимир, — но без вас больше и крошки не возьму в рот.

— И я тоже не буду есть. Умру вместе с тобой! — с ожесточением заявила Зоя.

— Свят, свят. Бог с вами. Хватит мне и своих грехов. Ладно уж, покушаю немножко.

Так уговорами и, можно сказать, шантажом они и добились того, что бабушка немного поела. Почувствовав слабость, она прилегла отдохнуть.

Зоя еще раз окинула взглядом комнату: работы здесь непочатый край. «Сбегаю к соседке и — за уборку, — решила она. — А гость пусть нашим воздухом подышит».

— Володя, — обратилась она к нему, — ты пока почитай, пожалуйста, во дворе, а я кое-что по хозяйству сделаю и порядок наведу.

— Хорошо, — ответил он.

Владимир самостоятельно вырулил из дома, правда, свалив при этом одну из въездных досок, и, расположившись у розового куста лицом к закату, открыл купленный им в дороге роман Никитина. А Зоя, прихватив пару вещиц, специально приобретенных для Моховой, направилась к ней.

Даша была дома. Она сидела под вишней и чистила картошку. Увидев Зою, она зазывающе махнула ей рукой.

— Заходи, заходи, соседка. Давненько тебя не было.

Она поднялась со скамеечки и шагнула навстречу. Девушки поздоровались. Зоя протянула ей сувениры.

— Это тебе.

— Благодарю. Я видела, как вы приехали. Уже курочку зарезала для вас, а то, я знаю, у бабушки ничего нет.

— Спасибо за заботу.

Они с интересом рассматривали друг друга. Короткая прическа Дарьи еще больше округляла ее и без того круглое лицо. Правильные черты лица, смоляные волосы и большие черные глаза делали ее похожей на болгарку. Она лет на пять старше Зои. Та была еще подростком, когда Даша куда-то уехала, потом уехала учиться и Зоя. И вот лет через пятнадцать встретились. Как же они обе изменились!

— Даша, ты, наверно, больше других знаешь, как жила моя бабушка. Расскажи, пожалуйста.

Они с Дарьей, не сговариваясь, оперлись о забор.

— А что рассказывать? — повела она рукой. — Пенсия у нее грошовая, а запросы — еще скромнее. Года три назад бабушка попросила меня помогать ей. В первый же год мы с Витей вскопали сотки три, сделали несколько грядок и посадили для нее лучка, морковки, свеклы, картошечки. Сами же убрали. Она почти ничего не съела, овощи лежали в подполе больше года, потом пропали. Больше огородом не занимались. Зимой через день печку протапливали у нее. Иногда я готовила ей, чаще приносила из дому. Каждый месяц баба Анфиса дает мне деньги за уход. А я что же, крохоборка, что ли? Все отношу в сберкассу и кладу ей на книжку. А последнее время кроме хлеба ничего у меня не берет. Говорит: «Устала я. Зажилася». И как я ни уговаривала ее, даже слушать не хочет. Характер. Вот я и написала вам.

— Даша, как думаешь, может, ее с собой забрать?

— Нет, Зоя, с ней в дорогу нельзя. Она сейчас так слаба, что вряд ли ты куда ее довезешь. Выход только один — остаться здесь на какое-то время.