Ганс Шерфиг - Замок Фрюденхольм Страница 20

После гимнастики по радио стали передавать утреннюю молитву, псалом номер пятьдесят восемь по псалтырю:

Безмерна, как песокИль бездна моря,Господня милость к нам,Когда мы в горе.И ангелов он сонмПослал в ту ночь,Чтоб охранять мой домИ мне помочь,И горе и беда нас не коснулись боле.

Слухи распространялись из дома в дом, новости летели по телефонным проводам, мчались по улицам, ехали в трамваях, приходили утром вместе с молоком и хлебом, отправлялись рейсовыми автобусами в дальние уголки страны.

Флемминг Прос так и не уснул. Бледный от усталости, он просматривал книжные полки и ящики; ему казалось, что некоторые вещи опасно держать при себе, — вдруг немцам вздумается сделать налет на их дом. В квартире было центральное отопление, и Флеммингу пришлось носить книги в гостиную родителей, где для уюта был устроен камин, — как говорила его мать: «fire-place»[17] и «cosy-corner»[18] с подушками и скамеечками, каминными щипцами, мехами и вилкой для поджаривания хлеба. Теперь камин разожгли комплектом «Студенческой газеты».

Листовки, скопившиеся за годы революционной молодости Флемминга Проса, посыпались в огонь. «Кризис сельского хозяйства», «Кто украл деньги рабочих-обувщиков?» В камин!

У Флемминга Проса был и «Капитал» Карла Маркса. Четыре тома в серых полотняных переплетах с вызывающим упорством красовались на его полке. Он еще не успел их прочитать, но поставил себе целью сделать это потом, когда у него будет больше времени. Теперь это никогда не понадобится. То были красивые дорогие книги, две тысячи семьсот страниц на тонкой бумаге. Он собирался подчеркнуть кое-какие места, оставить на полях пометки, как доказательство вдумчивого чтения. Теперь не до того.

«Капитал» горел плохо. Книги обуглились по краям, но никак не хотели по-настоящему заняться огнем. Прос неистово бил по ним каминными щипцами, руки у него дрожали, ведь если опасная книга не поспешит сгореть, это может стоить ему жизни. Мать в утреннем халате помогала ему — раздувала мехи, украшенные медными гвоздиками и норвежским государственным гербом. Она спокойно и методично дула на книги Карла Маркса, и огонь наконец вспыхнул по-настоящему.

Этот норвежский лев с топором в передних лапах, изображенный на мехах, напомнил фру о мирном отдыхе в долине Гудбранд. Теперь немцы пришли и в Норвегию, там шла война, в горах велись сражения. Немыслимо представить себе театром военных действий это туристское местечко и отель, где бывало семейство Прос!

Друзья сообщили по телефону, что в Норвегии оккупационные войска заняли пространство от Осло до Тронхейма и что норвежская армия оказала сопротивление. Профессор Прос был знаком с главным редактором газеты «Дагбладет» Ангвисом. Тот наверняка все знает, и профессор отправился в город, чтобы разузнать новости.

Наконец «Капитал» сгорел. Молодой Прос принес еще кипу литературы. Фру Прос, спокойная и представительная, стояла с мехами наготове. Сгорели «Борьба за культуру» и «Дыхательная щель». И небольшой, еще не прочтенный сборник избранных произведений Фредерика Дрейера[19] также попал в камин.

— Ты думаешь, немцы знают Фредерика Дрейера? — спросила фру Прос.

— Они знают гораздо больше, чем ты подозреваешь, — сказал ей сын, — Во всяком случае, книга вышла в издательстве «Монд» — это уже плохо.

— Да она даже не разрезана, — возразила фру Прос.

За компанию полетели в камин сексуально-политические брошюры Роберта Риге. Отдельные номера журнала «Сексуальтиденде» и «Как обстоит дело с культурой» Поуля Хеннингсена также были преданы огню, и профессорша методично раздувала над пылающим свободомыслием нарядные норвежские мехи.

Внезапно в радиоприемнике послышались какие-то звуки, и мать и сын замерли, напряженно вслушиваясь. Датский диктор зачитывал послание генерала фон Кауниша. По голосу диктора чувствовалось, что он нервничает и читает против воли. Послание это было приблизительно то же, что и напечатанное на зеленых листках, которые сбрасывали над Копенгагеном немецкие летчики. Народу предлагалось сохранять спокойствие и не выключать радио, так как могут последовать важные сообщения. Затем дали граммофонную музыку: «Калле из Сконе». Воззвание генерала повторялось через каждые полчаса.

Фру Прос помешивала щипцами в камине, и обугленные брошюры снова воспламенялись. Сын принес еще несколько книг и газет, которые считал опасными. Последними сгорели в камине семейства Прос папка для писем, бювар и пресс-папье с монограммой и пластмассовыми серпом и молотом.

15

Во всех домах радио было включено. По всей стране ожидали, что же наконец сообщит им радиовещание.

Граф Пребен, явно чего-то ожидая, расхаживал по своим парадным комнатам в замке Фрюденхольм и слушал граммофонные пластинки, которые проигрывались между передачами воззвания немецкого генерала. Белокурый ариец, он ходил по своим историческим комнатам в блестящих черных сапогах. В кармане лежал вычищенный и заряженный револьвер.

Граф побывал в Копенгагене и, вернувшись в замок вечером восьмого апреля, сразу же начал чистить револьвер. В столице его задержали светские обязанности. В субботу шестого апреля он был на званом обеде на Кастельвей у немецкого посланника Христиана фон Ренте-Финка, где присутствовали многие деятели культуры, например писатель Франсуа фон Хане и дирижер Фуртвенглер, а также датские политические деятели и высшие офицеры армии и флота. Фон Ренте-Финк часто гостил у графа Пребена в замке Фрюденхольм, однако в этот вечер он был до странности рассеянным и как будто с трудом узнал своего датского друга. Жена посланника была неестественно оживленной, нервничала, смеялась и громко говорила. Большинство же гостей говорили еле слышно.

Франсуа фон Хане шепнул графу:

— Погляди-ка на адмирала! Кажется, он боится, как бы немцы не взяли его в плен, когда подадут кофе.

И граф, поглядев сквозь монокль на адмирала, ответил на своем фюнском диалекте:

— Да, черт возьми, у него немного удрученный вид!

В углах возбужденно перешептывались датские морские офицеры. Им стало известно, что корабли морского флота внезапно были отозваны из Копенгагена и направлены в фарватеры вблизи Фредериксхавна, Скагена и Хиртсхальса. Морские офицеры не понимали этой диспозиции. Франсуа фон Хане и граф Пребен с улыбкой переглядывались.

Ближе к полуночи демонстрировался фильм об участии немецкого военно-воздушного флота в войне против Польши. Смотрите, вот что бывает с народом, который оказывает сопротивление! В строптивой стране остаются одни руины и воронки от бомб. Под конец на экране появился Герман Геринг и с добродушной улыбкой обещал зрителям скорую гибель Англии. Графу показалось, что у датских офицеров был смущенный вид, когда они прощались и благодарили хозяина и хозяйку за субботний вечер шестого апреля.

Сегодня было девятое число.

Музыка по радио прекратилась, и граф перестал ходить по комнатам. Проснулась овчарка и насторожила уши. Снова и снова передавалось воззвание генерала:

«…поэтому Германия решила предупредить английское нападение и взять на себя защиту нейтралитета Дании… В настоящее время достигнуто соглашение между правительством немецкого рейха и королевским датским правительством. Это соглашение гарантирует сохранение датского королевства, армии и флота, уважение свободы и независимости датского народа… Населению предлагается продолжать свою повседневную работу и обеспечивать спокойствие и порядок!»

Разумеется, повседневная работа велась. Коров ведь надо было доить. Бидоны молока выстроились и в это утро вдоль дороги, и молочный фургон, как обычно, забрал их. Повсюду кукарекали петухи. Из булочной пекаря Андерсена пахло свежим утренним хлебом. На молочном заводе Оскар Поульсен работал, окутанный паром, ведра гремели, дребезжали бутылки, двигаясь по конвейеру.

Почтальон развозил на велосипеде письма и газеты за вчерашний день, когда еще все было по-иному. Желтый рейсовый автобус прибыл вовремя, остановился и забрал с собой школьников. Открылись магазины потребительского общества и частного торговца и небольшая лавка садовника. Люди отправились на работу. Никаких изменений не наблюдалось. Но все стало по-другому.

Йоханна зашла к Маргрете:

— Ну что ты скажешь?

Мартин ушел на работу, еще ничего не зная. Радио он не слышал. Роза была в школе. Герда вышла с малышом на улицу и катала его в коляске взад и вперед перед домом, Нильс засел в ящике из-под фруктов — он ехал на автомобиле: бррр, бррр! Переключал скорости, давал задний ход, тормозил. Бррр, бррр!

— А что говорит Оскар?