Александр Зонин - Морское братство Страница 20

— Вот, Николай Ильич, я записочку составляю о вещевом довольствии. Непрактичные эти ватники и ушанки. Нужно подобрать такую одежду, чтобы люди лучше владели своим телом. Башлык, старый русский башлык надо вернуть в жизнь. Спецовки черные или синие — опять же для однообразия, в котором и состоит военная красота. Белое хорошо было, когда работа шла в парусах.

Поутру Николай Ильич услышал, как новый помощник, его любимец Игнатов, выговаривал боцману за небрежно брошенный мушкель у шлюпки левого борта:

— Где же ваш глаз, Кийко? И тряпки засунуты под шлюпку. Зрелище!

Конечно, несколькими минутами позже опытный, старательный боцман сам заметил бы огрехи. Но Игнатов был прав в своей требовательности.

Эта подробность подтверждала вывод Долганова: люди на всех кораблях хорошие, но они становятся настоящими работниками, если от них требуют и показывают, что и как делать, пока они не научатся самостоятельно разбираться в задачах.

Этот вывод был приятен, но вместе с тем Николай Ильич не мог отделаться от неожиданной и смешной досады, что и без него корабль может жить и воевать не хуже.

Последние три недели Долганов провел преимущественно на «Умном». Впечатление было грустное. Как только «Умному» давали задачу по боевой подготовке, непредвиденную офицерами, управление на корабле разлаживалось: между Неделяевым и командиром боевой части, между этим командиром и его боевыми постами исчезало взаимное понимание.

При постановке учебных мин команда правого борта в окончательном приготовлении отставала на две минуты. При калибровой учебной стрельбе была совершена грубая ошибка в исчислениях. Артиллерист и штурман сваливали друг на друга вину за неудовлетворительную стрельбу, и пришлось делать подробный анализ их записей, чтобы доказать ошибки обоих. Люди слонялись без дела часами, а Неделяев жаловался, что времени на тренировку не хватает.

Николаю Ильичу не удавалось вырваться домой, и, хотя очень хотелось очередной выходной день провести с Наташей, он решил снова уйти в море на «Умном». Он должен подтянуть корабль на уровень «Упорного».

Среди других учебных задач предстояло отражение атаки подводной лодки. В двустороннем учении участвовала лодка Петрушенко, и Долганов напомнил Неделяеву, кто его противник.

— А пусть хоть сам черт. Я его огрею так, что будь здоров! — откликнулся Неделяев.

Миноносец шел полным ходом на противолодочном зигзаге. На ноках реи трепетали пестрые флаги. Но даже на поворотах, когда взлетали сигналы «Люди» и «Покой» и корабль круто ворочал то влево, то вправо, штилевая вода быстро смыкалась за кормой. Высоким куполом поднимался голубой и розовый небосвод с мраморными прожилками облачности. Форштевень корабля разрезал слепящие лучи, багрянцем вспыхивали стекла рубки, выплывал черно-рыжий крутоскалый берег с белыми пятнами нерастаявшего снега в морщинах камней; пролегали на воде дрожащие тени, и снова блестящее золотое отражение солнца застывало перед кораблем.

— За перископом наблюдать внимательнее. В тени берега особенно, — напоминал Неделяев вахтенному офицеру.

Он тщательно изображал вежливое безразличие к присутствию на мостике комдива. За три недели в его отношениях с Долгановым многое определилось. Сначала он старался показать, что незачем комдиву зазнаваться. «Умный» не хуже «Упорного». Но плохая работа была явственна, и спесь Неделяева облезла, как дешевая позолота. Окончательно он вынужден был признать неблагополучие в своем руководстве кораблем после партийного актива соединения.

На повестке многолюдного собрания был только один вопрос — о состоянии партийной работы по укреплению старшинского состава. Когда были названы члены президиума и к столу прошли, кроме Долганова, два других командира миноносцев, Неделяев развернул газету с видом незаинтересованного наблюдателя: «А ну, посмотрим, подождем, когда будет что-нибудь интересное». Раньше его непременно избирали в президиум и раньше с ним советовались, подготовляя такие собрания.

Поверх листа газеты командир «Умного» поглядывал на Николая Ильича. Вот к нему склонил голову начальник политотдела. Неужели не скажет Николай: «Напрасно мы обидели Неделяева»? И сердце стеснилось от сознания, что Долганов, несомненно, считает правильным не избирать в президиум командира, которого следует на сегодняшнем активе критиковать.

Неделяев напряженно слушал доклад начальника политотдела. Но докладчик, называя корабли, на которых были достижения в повышении знаний старшин, и упоминая также другие корабли, где к росту старшин продолжали относиться равнодушно, ни разу не назвал «Умного».

Николай Ильич не выступал до перерыва. На катере — они вместе отправились на «Умный» обедать — Неделяев спросил:

— Собираешься громить меня, Николай Ильич?

Долганов спокойно ответил:

— Жду, что вы со своим заместителем расскажете активу.

Неделяев, конечно, не хотел выступать и своему заместителю тоже не советовал. Зачем упражняться в словесности? Разумнее после актива взяться за дело и «дожать». К нему огонь не подобрался, так чего ради бить в набат? Может быть, «Умный» и не на таком плохом счету, а в президиум его не избрали только потому, что на этот раз хотели поощрить молодых командиров.

— Там увидим, — сказал он Долганову, неопределенно улыбаясь. А за обедом, выпив стопочку, повеселел и успокоился.

Пожалуй, можно и не идти на собрание на вторую половину дня, потому что больше нечего ожидать. Но Долганов, надев шинель, стал у двери и поторопил одеваться, будто само собой разумелось, что уклониться от присутствия на активе нельзя. И командир «Умного» недовольно надвинул на голову щеголеватую фуражку с широкой тульей и нахимовским козырьком. Приходилось подчиниться комдиву.

На активе Неделяев, чтобы скоротать время, подсел к флагманскому связисту, и они оживленно зашептались. Дружный хохот в зале напомнил им, что собрание продолжается.

— Мой мичман веселит народ, — одобрил Неделяев. — Надо послушать, — добавил он, но уже в следующую минуту пожалел о своих словах.

Теперь нельзя было притворяться безразличным или не слушающим. Речь мичмана была горьким упреком Неделяеву, и смех в зале вызван был не веселыми, а очень желчными словами. Мичман говорил о своей неудовлетворенности после двенадцати лет службы. С каждым годом молодежь приходит на флот все более и более знающей. Не учась, старшина отстает от подчиненных и в общей культуре, и в знании специальности, не поспевает глубоко и основательно знакомиться с новой техникой. А отстающему трудно быть властным командиром.

— И выходит, старшина не командир, а плохонький бригадир, который стесняется приказывать. Офицеры на других кораблях занимаются со старшинами, знакомят их с теорией, а через нее поднимают и практику. Почему этого нет на «Умном»? Я служил на «Буяне», когда наш командир корабля был командиром боевой части, то есть по минно-торпедному оружию. Помню, как он меня засадил делать чертеж всего торпедного аппарата. Я по несознательности, конечно, в душе ругал командира. Но вышло то, дорогие товарищи, что я аппарат теперь знаю лучше, чем свое лицо, на всю жизнь знаю и любую аварию могу сразу понять. Очень хороший способ учить. Почему теперь на «Умном» нет такого учения? Почему такое послабление? Вот что меня интересует. Не хочу я, товарищи, дожидаться такого дня, чтобы сын мой пришел служить и сказал: «Ничего-то ты, папенька, не знаешь и не умеешь». А потом, то есть раньше всего, война идет. Без настоящих знаний и дисциплины можно случаем корабль погубить, дело в бою проиграть.

Конечно, после речи мичмана Неделяеву пришлось выступить. С необычным для него косноязычием он говорил, что трудно со старшинами, которые не кончили школу младших командиров, а выросли на корабле и не могут избавиться от панибратства, а панибратство вредно, недопустимо на службе. Тут глаза его встретились с проницательным взглядом Долганова. Он вспомнил о своем недовольстве новым командиром дивизиона как раз за то, что Долганов панибратства не допускает, и запутался. Конечно, закончил уверением, что на «Умном» офицеры при содействии партийной организации воспитают старшинский состав…

На обратном пути Николай Ильич просто и доброжелательно сказал Неделяеву:

— Вот и хорошо, что ты сам сознался, как плохо на корабле.

Неделяев только руками развел и хмыкнул:

— С кем не бывает! Поправим, товарищ комдив. Ты меня знаешь.

— Водочку придется по боку.

Они еще шли по дороге к причалу и сзади грохотал грузовик. Неделяев сделал шаг к обочине, остановился и изумленно посмотрел на Долганова:

— Вот что? Считаете меня лично поврежденным? Разложился, по-вашему? Прямо говорите.

— Водка мешает. Сумбур в твоей голове. А главная беда, Семен, в чванстве и самоуспокоенности. Некоторые думают: в свое время мы учились, приобрели права на звание, ордена, высокие посты, у нас такие-то и такие-то заслуги, — как же смеют нас обходить? Об обязанностях, заметь, в этих рассуждениях ничего нет. Подразумевается, что обязанности не столь важны. Согласись, тут все шиворот-навыворот.