Михаил Федотов - Разведка продолжает поиск Страница 20

Тем временем в самой Улле на аэродроме шла обычная работа. Прогревали моторы, и самолеты взлетали. Кружась над поселком, они выстраивались в боевые порядки и шли в сторону фронта. Через некоторое время по одному, по два возвращались на аэродром, заправлялись и вскоре снова взлетали. Словом, шли боевые полеты вражеской авиации к линии фронта.

Погода в тот день стояла морозная, солнечная. Часам к четырем базар начал затихать, а через некоторое время просторная площадь опустела. Если все обойдется благополучно, девушки должны возвращаться именно в это время, чтобы вместе с людьми выйти из гарнизона. Время шло, а разведчиц не было, и мы забеспокоились: то Попов ко мне присылал связного, то я к нему. Но девушки не появлялись.

Стало темнеть. В гарнизоне, как обычно, вспыхнула и опять прекратилась стрельба, в нашу сторону то и дело взмывали ракеты, освещая все вокруг. Такое нам уже давно знакомо: мы даже могли точно предсказать, когда и какой пулемет откроет огонь, какая точка отзовется ему, откуда взлетят ракеты… Но разведчиц нет и нет.

Уже совсем стемнело. Мороз крепчал, стал забираться под полушубок.

Я лежал и думал: какая сила вела наших девушек во вражеский стан? Сознавали ли они всю ту опасность, которая могла обрушиться на их головы? Ведь в любой момент могли опознать наших разведчиц и расправиться с ними. А их волновало одно: как успешнее выполнить задание. Во время инструктажа и проводов на задание это я видел на их лицах…

Уже на моих трофейных часах 22.00. Мы все окоченели, а разведчицы будто в воду канули. Внезапно на ветеринарном пункте появился Попов, дернул меня за ногу. Мы с ним отползли ближе к лесу, стали гадать, что могло случиться и что нам предпринимать.

Вдруг в гарнизоне вспыхнула стрельба, заработали все огневые точки, полетели в сторону леса ракеты, освещая пойму реки и наш наблюдательный пункт. По опыту знали, что так гитлеровцы стреляют только тогда, когда кого-то обнаруживают. Мы быстро, но осторожно возвратились к своим, стали пристально всматриваться в противоположный берег Уллы. С той стороны огонь еще усилился, и мы увидели, что к берегу реки бегут гитлеровцы, явно кого-то преследуя.

Без команды разведчики открыли огонь из пулемета и автоматов и тут же положили преследователей на снег. В то же время по нас из Уллы ударили минометы и артиллерия. Мины и снаряды ложились совсем рядом, забрасывая нас землей и снегом (местность была пристреляна), и мы вынуждены были отползти назад, к лесу.

Услышав здесь стрельбу, основная группа от фролковичского моста подползла к нам. Вместе с ней снова заняли свои места и вступили в бой с показавшимися на реке гитлеровцами. В пылу перестрелки не заметили, как наши разведчицы правее нас перешли реку и под шум боя оказались на левом берегу. Как только они появились на ветеринарном пункте, мы тотчас же прекратили огонь и отошли в лес.

Усталые, но счастливые, девушки по пути пытались рассказать о подробностях, однако мы спешили домой, чтобы в спокойной обстановке внимательно выслушать их и тщательно проанализировать новые разведданные, а затем доложить командованию отряда.

Вот что узнали от разведчиц. С толпой людей они благополучно (за бутылку самогона и кусок сала) минули КПП, пришли в Уллу, потолкались на базаре, продали кусок сала, купили сигарет, соли, камней для зажигалок. Оставалось главное — передать связной листовки и газеты, узнать о силах гитлеровцев в гарнизоне.

Фруза хорошо знала эту женщину, когда училась в школе, жила у нее на квартире. Осмотревшись, девушки зашли в знакомый дом. Хозяйка встретила их приветливо, угостила, а затем рассказала, что в Уллу прибыло много немецких солдат прямо с фронта. По поселку идут слухи, что они готовятся наступать на партизан. Разведчицы и сами заметили большое скопление войск. На опушке леса возле аэродрома ровными рядами стояли крытые грузовые автомобили, раньше их в Улле не было.

Партизанки распрощались со знакомой и отправились в обратный путь снова через базар. И надо же такому случиться — встретили знакомого полицейского. Он тоже узнал девушек, но виду не подал, а стал следить за ними. Нужно было немедленно уходить. Идти дорогой на Фролковичи побоялись: предатель мог предупредить патруль на КПП. Там тщательно проверяли документы, а у них поддельные аусвайсы. Решили уйти с базара, а с наступлением темноты пробираться через реку к нам на ветеринарный пункт. Вот тут-то их и обнаружили оккупанты, открыли стрельбу. Разведчицы скатились с высокого берега Уллы на лед, пробежали вправо по руслу и очутились у нас. Наш встречный огонь заставил гитлеровцев залечь на снегу, не дал возможности преследовать девушек.

Разведданные, добытые Фрузой Станиславчик и Катей Лях, оказались ценными. Мы узнали, что гитлеровцы готовят наступление на партизан, и с этой целью в Уллу прибывают фронтовые части из-под Невеля.

Командование бригады приказало отрядам привести в боевую готовность нашу линию обороны.

Кроме выполнения важных заданий по разведке девушки постоянно заботились о нас, мужчинах: стирали белье, готовили пищу, перевязывали раненых и ухаживали за ними. Своей заботой, вниманием и сердечной нежностью, так необходимыми в суровых условиях партизанской борьбы, они скрашивали и смягчали тяжелый наш быт.

Со своей стороны, мы также с большой любовью и вниманием относились к своим разведчицам. В то время не хватало соли, и как только удавалось достать хоть горсть ее, отдавали им. Всегда старались поселить их в лучшей хате, а в походе несли их вещмешки. Когда громили гарнизоны, каждый из мужчин старался захватить для них что-либо из одежды и продуктов питания.

Да, не женское это дело — война, но без женской заботы нам было бы тяжелее вдвойне.

Штурм гарнизона в Больших Бортниках был назначен на 12 февраля 1944 года. К этому времени мы узнали, казалось, все. В нем 125 гитлеровцев, хорошее вооружение: автоматы, пулеметы и минометы. Охранники — опытные солдаты, бывалые фронтовики. Во время имитаций нападения на гарнизон установили, что помощь из Уллы сюда успевала подойти за 20–25 минут. Это было важно для проведения операции.

Перед штурмом решили провести контрольную разведку: не изменилось ли что-нибудь. Может, в гарнизон прибыли свежие силы, поставлены новые огневые средства? Вечером 9 февраля почти все разведчики во главе с Иваном Митрофановичем Поповым отправились на задание. Далеко за полночь я пошел с Михаилом Михайловым им на смену. Вышли с таким расчетом, чтобы на рассвете быть возле гарнизона и вести наблюдение весь день, до самого вечера. Чем меньше в дневное время группа, тем больше гарантий, что ее не засечет враг. Два хорошо замаскированных разведчика могут узнать о противнике столько, сколько ночью полтора-два десятка бойцов.

Оделись потеплее, ведь придется лежать в снегу не шевелясь. На лошади ребята подбросили нас до Козейщины. Там встретили возвращавшуюся группу Ивана Попова.

— Смело езжайте до Стай, — сказали они. — Там расположилась разведка соседней бригады.

Дальше нас подвез младший братишка нашей разведчицы Фрузы Станиславчик. Ее семья жила в Козейщине.

Стало светать, и мы спешились между Козейщиной и Стариной. Утро выдалось пасмурным, холодным. Морозный туман висел над лугом, который должны пересечь, чтобы попасть в деревню Стаи. Небольшой ручеек, скорее криничка, вчерашним солнечным днем разлился здесь в большущую лужу, и мы стали пересекать это озерцо, скользя обледенелыми подошвами валенок. За лугом, на противоположной стороне, поднималась высотка. Маршрут знакомый, не раз исхоженный. Поднимись на высотку, спустись под гору — вот и Стаи.

Вдруг я заметил, что на высотке появился какой-то силуэт, затем замаячили второй, пятый… Как всегда, сработал инстинкт разведчика: мы с Михаилом замерли. И они остановились. Я быстро свою шапку на автомат и начал махать ею — это условный знак: свои! «Силуэты» стоят, но ответа не дают.

— Какого же черта стоят? — недоумевает Михайлов.

И тут ветерок, пахнувший с горки, донес к нам немецкий говор.

— Миша, — шепчу, — фашисты…

Их — пятеро, нас — двое. Тот победит, кто ударит первым. Мой автомат висел на шее, и я, чуть приподняв его, нажал на спуск. Те, на горке, залегли. Сначала оттуда дробью сыпанул автомат, затем резанул пулемет. А мы-то на открытом месте, на льду.

— Отходи, Михайлов! — крикнул я. — Прикрою, — и нажал на спусковой крючок.

Очередь своего автомата услышал как бы издали, зато отчетливо прозвучало в ушах тумканье немецкого пулемета, рикошетирующий вой чужих пуль и шипящий скрежет льда, вспарываемого ими вокруг меня.

Все-таки мне удалось прижать огнем вражеского пулеметчика, и он на минуту замолк. Оглянулся: Михайлов уже откатился к самым кустам, вот-вот заляжет, вскинет свой автомат, и я — под его прикрытием.