Виктор Кондратенко - Полюшко-поле Страница 22

— Черный денек уже наступил. Если этот фашистский гад будет следить за нами, то танки обязательно нагрянут.

— Журба! — окликнул командир дивизиона совершенно черного от пыли старшину и указал рукой на аэростат: — Стукни по фашисту!

Старшина не спеша, вразвалку подошел к зенитке. По его команде номерные заняли свои места. Из кустов к пушке поспешили любопытные пехотинцы, но старшина остановил их властным взмахом руки:

— А ну давай, ребята, назад, давай. Здесь не цирковое представление.

Пехотинцы отступили. Старшина целился недолго. Отрывисто ударила зенитка. И от этого одиночного выстрела в небе резко подпрыгнул аэростат. Под его серебристым брюхом брызнула на корзину наблюдателя большая огненная клякса. Аэростат сморщился, потускнел и скомканной тряпкой упал на верхушки сосен.

— Вышибли дух!

— Посыпали перцем фашистскую колбасу, — послышались голоса.

Старшину окружили бойцы и принялись качать.

…Когда первые снаряды разорвались на шоссе и клубы дыма преградили ездовым и водителям путь, движение сразу замерло. Но потом закричали на лошадей и замахали кнутами ездовые. Засигналили автомобили. Забуксовали в кюветах колеса, заскрипели тормоза. Сотни машин и подвод развернулись. Под обстрелом все перемешалось, спуталось и сломя голову помчалось в обратную сторону.

— Ну и карусель! — воскликнул Бугай, с трудом выводя свою «эмку» из бурного автомобильного потока на поляну. Стараясь не потерять из виду комдива, Иван все время посматривал на обочину, где его «хозяин» с адъютантом Коровкиным и тремя штабными офицерами пытались рассосать пробку и как-то наладить движение.

Толпы людей хлынули в лес серо-белыми волнами и теперь растекались по тропкам и просекам. В густой хвое мелькали белые халаты, а над лесом уже низко звенел вражеский воздушный разведчик. Он сбрасывал небольшие бомбы.

«Эх, черт, никакой маскировки, — подумал Бугай со злостью, прислушиваясь к нарастающему гулу. — Грозит, стервятник: «вез-зу»… а тут даже не догадаются снять эти проклятые халаты».

Иван продолжал прислушиваться. «Вез-зу» звенело в небе. Разведчик приближался. Из кустов вылетела испуганная девушка. Белый халат прошуршал у бокового окна. Иван встрепенулся:

— Нина! Ни-на! — Он распахнул дверцу и выскочил из «эмки». Едва Бугай сделал несколько шагов, как кто-то налетел на него сзади и хватил кулаком по спине. Иван оглянулся и узнал снайпера Кавярова.

— Бежишь, машину бросаешь… трус!

— Я любимую встретил… Понимаешь?! — Иван под вой бомбы перемахнул через окоп. — Ни-на!

Его голос потонул в грохоте разрыва. Иван едва успел прильнуть к старому дубу, как вокруг железными дятлами застучали осколки.

Над головой снова завыла бомба. Он сделал отчаянный прыжок и, крепко схватив девушку за руку, скользнул с ней в ближайший окоп.

— Я тебя сразу узнал…

Земля качнулась. Казалось, совсем близко пролетели какие-то сильно жужжащие лесные жуки. В стенку окопа вонзились три зазубренных осколка.

— Боже мой, если бы моя мама видела все это, — всхлипнула Нина.

— У тебя в руках шприц с иглой, — удивился Иван.

— Да, шприц… — Ее глаза налились слезами. — Ты знаешь, так и хочется себя уколоть иглой. Не дошла ли я уже до галлюцинаций? — Она прижалась к нему, плечи ее вздрогнули.

— Не плачь, не надо, Нина.

— Да как же не плакать… Я не себя жалею. Ты только пойми, как все случилось… Они, эти изверги, подкрались к нашим вагонам… Врачи совершали обход, и совсем нежданно-негаданно — страшный треск, гром, выстрелы. Я глянула в окно: немецкие танки! И тут все, кто мог, бросились в тамбуры, выскочили из вагонов, побежали. А потом — ты, наверно, видел — они давили нас гусеницами и, словно куропаток, расстреливали на выбор. Я бежала по какому-то бесконечному полю и что-то кричала. Не помню что, но кажется: «Милиция, на помощь!» — Она горько усмехнулась и, выпрыснув желтоватую камфору, сняла иглу. — Я с тобой пойду, Ваня. Я сменю шприц на винтовку. Ты же знаешь, я тренировалась в институте, лучше всех наших девочек стреляла.

— Ну кто же тебя одну в окружении оставит? Вместе будем. Ты только сними белый халат, он ни к чему.

Иван с тревожной нежностью посматривал на девушку. В ее больших синих глазах еще отражался испуг. В каштановых волосах торчали колючки, а на левой щеке кровавила ссадина. Он осторожно вытер платком капли крови.

— Если бы мама видела все это… — повторила она.

— Ну, пошли, Нина, пошли, — поторопил он. Она сняла халат и бросила его на дно окопа.

Иван с опаской посмотрел в ту сторону, где в кустах стояла «эмка».

— Жива, старушка, жива! — подходя к машине, радостно воскликнул он. — Даже ни одной царапинки. — Для верности Иван обошел вокруг «эмки» и, осмотрев шины, раздвинул кусты.

После бомбежки на дороге с большим трудом удалось ликвидировать пробку. Добрый десяток грузовиков пришлось сбросить в кюветы, и теперь по узкой серой ленте шоссе двигались зенитные пушки.

По обочине к «эмке» бежал комдив, а за ним громадными сапожищами поднимал пыль адъютант Коровкин. Иван бросился заводить машину, но, к его удивлению, комдив пробежал мимо «эмки».

На поляну выходили запыленные, без пилоток, в разорванных гимнастерках, в окровавленных тельняшках, в надетых набекрень бескозырках красноармейцы и матросы. Они помогали идти раненым, а многих несли на плащ-палатках.

Впереди шагал коренастый, с пышной черной шевелюрой майор. Комдив подбежал к нему и, обняв, расцеловал в обе щеки.

— Молодец, Вагин, вывел ребят из пекла!

— Вырвались, товарищ комдив. Патроны кончились, так штыками пробились.

— Сколько у тебя осталось штыков?

— Двести и столько же раненых.

— Всех раненых на машины, а здоровых в строй. У пас впереди еще дела.

Войска втянулись в душный сосновый бор. Он поглотил сильно поредевшие батальоны. Укрыл в ежастой хвое сотни грузовиков, легковушек и подвод.

Мажирин пропускал в лесную чащу войска. Он стоял на опушке и всматривался в поле, где дымились горящие танки. Он ждал повторной танковой атаки и все чаще наводил бинокль на опасный Бориспольский аэродром.

«Тихо. Пусто. Немцы ушли в укрытие. Хитрят они или слишком обожглись? Конечно, обожглись, и, пока к ним не подоспели новые силы, мы должны обойти Борисполь», — про себя думал комдив.

10

Над степью занимался рассвет, когда лейтенант Сергей Синокип вылетел на разведку. Он получил задание: выяснить, взорваны ли киевские мосты и в каком направлении отходят части Тридцать седьмой армии, защищавшие город.

В истребительном полку Сергея считали опытным и отважным летчиком. В первый день войны ему удалось в районе Житомира перехватить немецкий бомбардировщик. Лейтенант смело пошел на таран и отрубил «юнкерсу» хвост. Потом над Киевом и Каневом Синокипу приходилось вести тяжелые поединки с «мессершмиттами».

Сергей хорошо знал и повадку отборных асов Геринга. Они появлялись над Днепром со стороны солнца и, устремляясь к мостам, дерзко расчищали путь «юнкерсам».

Окраска вражеских истребителей была необычной. У Сергея всегда вызывали тревогу ярко-красный кок винта и какая-то жалящая, осиная желтизна капота: черные пятна, полосы и на фюзеляже — приготовившийся к прыжку пепельно-серый тигр.

Проводив взглядом извилисто-тусклый Удай, Сергей решил не набирать высоту. Она сулила встречу с многочисленными вражескими воздушными заслонами, перехватчиками и специальными охотниками. Он пошел на бреющем.

Показалась болотистая Оржица. На правом берегу заметались длинные огненные бороды немецких пулеметов. Сергей удивился. Вчера линия фронта проходила у Яготина — и вот на́ тебе, за одну ночь такая неприятная неожиданность!..

Он взял курс на Яготин. В этот ранний час на глухих, размытых сильными ливнями проселках встречались свои и чужие части. Одни приветствовали красный «ястребок», подбрасывая вверх пилотки, другие открывали огонь.

У Сергея глаз был наметан. Он безошибочно еще издали определял, кто движется по дороге. Наши роты растягивались. Немецкие шли более слаженно, плотно.

Синокипу казалось, что он хорошо продумал свой полет. Главное — быстрей проскользнуть к Днепру, подальше уйти от дорог. Взойдет солнце, и над ними коршунами повиснут «мессершмитты».

На горизонте розовели Яготинские озера. Справа из легкой утренней дымки тумана выступали купола переяславских церквей. Он взял курс на Вьюнище и за Козинцами увидел зеленоватые кручи. Ему тяжело было смотреть на Днепр и как-то даже не верилось, что эта до боли родная река уже за линией фронта.

«Как же такое случилось? Когда мы снова придем сюда?! Нельзя отдавать немцам эти леса, воды и горы. Победа или смерть!» В заревой полосе черными змейками скользнули два «мессершмитта». «Не заметили? Нет!» — И Сергей почти прижался к зеркалу реки.