Василий Пальмов - Штурмовики над Днепром Страница 22

– Не расстраивайся, могло быть хуже. Все ваши ведомые возвратились нормально, но не группой, а то одному. Командир приказал отработать вопрос замени ведущего на любом этапе полета.

Летчики н воздушные стрелки, собравшись в столовой, обменивались впечатлениями заполненного событиями дня. Вначале – короткие реплики, а через несколько минут, знаю уже по опыту, будет в спор, и шум.

– А мы… Море зениток – летим! Огонь со всех сторон – летим! – слышится голос самого молодого стрелка, по которому «все зенитки палили». Более опытные, бывалые, сдержанно улыбаются, не перебивают – пусть выскажется. Иногда подбросят:

– Море не море, а зениток пятьсот было…

– Не-е, больше. Шестьсот пятьдесят! – поддержит другой. Кто-то из летчиков словно мимоходом обронит:

– А я удачно попал эрэсом в машину. Только щепки полетели…

Этому веришь, потому что такое – не редкость.

Утром на разборе полетов командир подтвердил свое распоряжение, переданное мне начальником штаба: в каждом вылете назначать двух заместителей. Это было логично. В авиации командир – всегда впереди, ведет в бой. Отсюда и название – ведущий. Поэтому противник и старается его сбить в первую очередь, чтобы обезглавить группу. В бою могло случиться всякое, но группа должна оставаться в кулаке. Для этого и было введено двойное дублирование. Это правило стало незыблемым законом до конца войны. Сложнее обстояло дело с подготовкой ведущих. Опыт убеждал – для ведущего мало быть хорошим летчиком. Фронтовому летчику приходилось летать чаще всего над незнакомой местностью, ориентируясь по карте. В боевых условиях он не всегда мог выдерживать заданный маршрут. Ведущий штурмовик должен превосходно ориентироваться, отыскать заданную цель и нанести удар в непосредственной близости от своих войск, уметь отличить свои войска от противника. Если успех полета зависит от мастерства летчика, ведущему такое мастерство нужно вдвойне. Теперь, когда у каждого летчика была радиосвязь, командиру стало легче управлять группой. Мы чаще поручали тому или иному ведомому на обратном маршруте быть ведущим. Такая внезапная команда заставляла постоянно следить за местностью, больше проявлять самостоятельности в полете. На земле командир обязательно спросит, что видел, какие ориентиры запомнились. Так выявлялись плюсы и минусы в штурманской подготовке молодых летчиков. Теперь с большей уверенностью можно было определить, кому, в случае нужды, можно доверить группу. На Кубани не обошлось и без потерь. Погиб мой старый товарищ Михаил Николаевич Полынов. Младший лейтенант Лаврентьев, будучи раненным, сел на подбитом самолете на Малой земле под Новороссийском. Младший лейтенант Тимофеев и его воздушный стрелок покинули горящий Ил-2 и с парашютами приземлились в расположение своих войск. Одним словом, наша молодежь понюхала пороху, познала радость побед и горечь неудач. Смотришь на иного – совсем юноша, а уже имеет с десяток боевых вылетов, на груди орден.

ЗДРАВСТВУЙ, НЕБО УКРАИНЫ!

5 июля, в первый день гитлеровского наступления на Курской дуге, полк получил приказ на перебазирование. Посадку совершили под Ростовом. Дальнейший маршрут нам не был известен. Всех охватило волнение: где окажется наш конечный пункт маршрута? Многие были убеждены – на Курской дуге. Оказалось – Миус-фронт, преддверие растерзанного фашистами Донбасса. Полк сел на аэродром Большой Должик. Здесь базировались истребители, прибывшие также с Кубани. В первые же дни подполковник Смыков познакомил нас с обстановкой на фронте. На возвышенном правом берегу реки Миус гитлеровцы построили прочную оборону. Изучив район боевых действий, ведущие групп нанесли удар по целям. Итак, знакомство состоялось. Теперь надо хорошо подготовиться к предстоящим боям. Начальник штаба майор Красюков в эти дни был похож на дирижера большого оркестра. Много вопросов предстояло решить. И важнейший из них – отработка взаимодействия с наземными войсками и истребителями.

Прошли времена, когда штурмовикам приходилось действовать в одиночку, на свой страх и риск. Сейчас нас все чаще сопровождали «яки» и «лагги», а на переднем крае находился наш авиационный представитель, который подсказывал) кого и где бить. Не знал покоя и технический состав. Часто слышался голос Гурия Конпновича, покрикивавшего по нужде и без нужды на техников и механиков. Каждый из них отлично понимал – к предстоящим вылетам должны быть готовы все самолеты. Под вечер, когда по команде из штаба дивизии снималась боевая готовность, в эскадрильях проводились партийные и комсомольские собрания. Фронтовые митинги и собрания… Они, как правило, были короткие, но давали заряд на долгое время.

Выступления коммунистов и комсомольцев всегда были конкретные, деловые, такие же принимались и решения. Обычно речь шла о поведении в бою летчиков и воздушных стрелков, о тактике боев, использовании опыта сражений в небе Калмыкии и Кубани, о подготовке в кратчайший срок самолетов к боевым вылетам. Прибывшая в полк весной летная молодежь получила хорошую обкатку и сейчас горела желанием скорее идти в бой. Нет-нет да и прорвется петушиное нетерпение у парня:

– Товарищ командир, долго мы будем загорать?

Вот те на! Только из боев, и уже вынужденный перерыв надоел.

– Командованию лучше нас известны планы, – отвечаю уклончиво.

А к концу дня подходит младший лейтенант Игнатенко, обращается строго по уставу. В левой руке лист бумаги. Может, тревожное письмо из дому? Оказывается, рапорт: «Прошу перевести меня в наземные войска, где я смогу ежедневно участвовать в боях, чем принесу больше пользы…»

– Это серьезно? – спрашиваю летчика.

– Так точно! – решительно отвечает Игнатенко. И предупреждает:

– В случае вашего отказа, товарищ старший лейтенант, буду обращаться к командиру полка.

Нет, это не бравада, не игра в «боевой дух». Горячее дыхание Курской битвы прокатилось по всем фронтам. Вот и рвутся летчики туда, где идет самое крупное сражение. Как объяснить Смирнову, Игнатенко и другим летчикам, что сейчас важен каждый участок большого фронта! В любой момент может поступить сигнал для боя и на нашем Миус-фронте.

Посоветовавшись с замполитом полка Поваляевым, порторгом, мы решили поговорить с летчиками, что называется, по душам. Напомнили приказ Верховного Главнокомандующего о переводе авиационных специалистов из наземных войск в авиацию, о том, что летчик, конечно, может воевать и в пехоте, но пользы он больше принесет на своем «летающем танке».

Подобные доводы и убеждения иному читателю могут показаться наивными, элементарными. Разве, мол, летчик не понимал, что его все равно не отпустят в окопы. Штурмовика подготовить труднее, чем автоматчика. Понимал, конечно. Но надо понять и то время, когда шел святой и правый бой не ради славы, а ради жизни на земле. У многих летчиков и техников родные края были оккупированы врагом, погибли родные и близкие. Боль и гнев пылали в их душах. Вот и рвались поскорее в бой, чтобы сполна отплатить врагу за причиненные им беды.

После беседы Александр Игнатенко забрал свой рапорт. Удалось его убедить, что близится и наш час «Ч» – так называли на фронте момент начала наступления наземных войск. Авиация обычно начинала боевую работу незадолго до «Ч». Мы были уверены – в высших штабах уже определено это время. И не ошиблись. Буквально на второй день после беседы с молодыми летчиками аэродром пришел в движение. На Миус-фронте началось наступление. Наш полк, группа за группой, наносил удары по переднему краю противника. Возвращаясь с задания, летчики докладывали о продвижении наших войск, тут же получали новые боевые задачи – и снова в бой. Радиостанция наведения сообщала воздушную и наземную обстановку. В наушниках слышалось: «„Горбатые“, бейте по третьей траншее, в первой уже наши!»; «Будьте внимательны! С запада идут „мессы!“; „Маленькие“, „маленькие“, прикройте „горбатых“!» Толя Баранский дает красную ракету – сигнал всей группе: в воздухе истребители противника. После вывода из первой атаки спешу прикрыть замыкающего Василия Свалова, который уже набирает высоту. При пикировании на прямой в этом месте образовался большой разрыв между самолетами, и «мессеры» могут этим воспользоваться. Быстрее в круг, надежнее прикрыть друг друга! После энергичного разворота стремительна сокращается инстанция. Но не успеваю зайти в «хвост» Свалову, как навстречу устремляется истребитель. «Яки» прикрывают нас с обратным «кругом». От напряжения и неожиданности невольно вздрагиваю: заговорил пулемет Баранского.

– В чем дело, Толя?

– Пара «мессеров» атаковала Игнатенко на выводе из пикирования. Далековато, не попал, но атаку сорвал.

– Молодец! Где Игнатенко?

– Идет за нами, дистанция – 800. «Мессеров» связали «яки».

– Будь внимателен: под шумок враг может свалиться на голову.