Богдан Сушинский - Река убиенных Страница 22

— А чем специалисты объясняют тот факт, что дирижабль взорвался преждевременно, до того как совершил посадку? Ведь пока он не приземлился, заложить в него «американскую» взрывчатку было невозможно. Ведь там наверняка был часовой механизм.

— Если допустить, что была сама взрывчатка, — смягчил вопрос генерала барон фон Штубер.

— Если исходить из этой версии, то план диверсантов не удался лишь потому, что из-за сильной грозы дирижабль прибыл в Лейкхерст с некоторым опозданием и часовой механизм сработал раньше времени. Но, во-первых, перед отлетом весь дирижабль был тщательнейшим образом обследован нашими саперами. Во-вторых, «Гинденбург» — слишком дорогое удовольствие для нас, германцев, чтобы можно было пожертвовать им во имя какой-то сомнительной провокации в отношении американских спецслужб. И потом, надо было видеть, как удрученно наблюдали за нашим полетом английские моряки с палуб своей военной эскадры, курсирующей у берегов Северо-Западной Африки! К тому же подобные дирижабли могли бы стать прекрасными ночными бомбардировщиками.

— С их тихоходностью? — усомнился генерал.

— И бесшумностью. Да-да, можете не сомневаться: не только транспортно-пассажирскими судами, но и судами-бомбардировщиками.

— Теперь уже известно, что один из секретных проектов англичан, — признался генерал-майор, — касался как раз производства эскадры дирижаблей-бомбардировщиков. Лично я в эффективности их сомневаюсь, но специалисты… По их мнению, такими же бомбардировщиками-штурмовиками могли бы стать и два дирижабля, которые уже были заложены на стапелях Германии. Заложены, обратите внимание, под успех «Гинденбурга». Но после гибели «Гордого ангела» и англичане закрыли свой проект, и мы отказались от строительства других судов. Закрылась строительная верфь дирижаблей и в Южной Африке.

20

Пока генерал делился неожиданными потоками информации о «Гинденбурге», штандартенфюрер Гредер извлек из глубин своего стола коричневую папку с тисненным на ней имперским орлом и, порывшись в ней, положил на стол перед Штубером, — именно перед Штубером, а не перед генералом, — несколько соединенных скрепкой листков.

Барон вопросительно взглянул на Роттена, но, поскольку тот и бровью не повел, перевел взгляд на Гредера.

— Это выводы технических экспертов, на основании которых в 1938 году дело о взрыве дирижабля «Гинденбург» было закрыто, — объяснил тот.

Пробежав глазами его вступительную часть, Штубер прочел: «В качестве основной версии причин гибели дирижабля члены комиссии принимают версию о том, что причиной возгорания водородного газа и дальнейшего взрыва дирижабля оказался разряд статической энергии, накопившейся в течение тех шести часов, которые “Гинденбургу” пришлось дрейфовать в окрестностях Лейкхерста, ожидая прекращения грозы, сопровождавшейся сильными разрядами молнии, а также появлением шаровых молний.

Пламя возникло в одном из заполненных водородом баллонов как раз в то время, когда брошенный вахтенным офицером причальный трос коснулся земли. В момент касания троса мокрой земли, то есть в момент “заземления” дирижабля, по металлическому тросу искра прошла до топливной секции и привела к пожару, а затем и взрыву.

Вывод: если бы в топливных отсеках находился не водород, а гелий, такого быстрого возгорания от столь маломощного источника не произошло бы».

Из подписей, которые имелись под этим лаконичным, но исчерпывающим документом, внимание барона фон Штубера привлекли две: штурмбаннфюрера Гредера и главного конструктора дирижабля Гуго Экнера, который после подписей всех членов комиссии размашисто и чуть наискосок начертал: «С выводами комиссии согласен. Дирижабли следует переводить на гелий. Главный конструктор Гуго Экнер».

Штубер уже хотел было вернуть бумаги Гредеру, но в последний момент обратил внимание на еще один листок, на котором были изложены технико-экономические данные «Гинденбурга», в которых он подавался в сравнении… с печально известным «Титаником». Оказывается, длина корпуса самого большого судна современности «Титаника» достигала 240, а корпуса дирижабля — 248 метров. «Неужели на восемь метров длиннее “Титаника”?! — не поверил барон. — Кто бы мог предположить?!»

— Это было потрясающее судно, — спешно подтвердил Гредер. — Да, действительно, двести сорок восемь метров в длину и сорок метров в диаметре, так сказать, по экватору. Пассажирская гондола его состояла из двух палуб, на верхней из которых находились двадцать шесть двухместных кают, ресторан, бар, кают-компания и даже читальный зал. Вдоль бортов расположены были прогулочные галереи с окнами для обзора; а на нижней палубе располагались оснащенный электроплитами камбуз, туалеты, комнаты для курения, два лифта и даже ванная. Кстати, хотя взрыв оказался настолько мощным, что вспышка его видна была в радиусе двадцати пяти километров, большая часть находившихся на борту людей, а конкретнее, шестьдесят семь человек, — спаслась. Пассажирская гондола разломилась на две части, одна из которых плавно спланировала на землю. К материалам приложена расшифровка текста радиорепортажа Герберта Моррисона из чикагской радиостанции, который он вел с места предполагаемой посадки «Гинденбурга».

Штубер перевернул еще одну страничку и прочел: «Вот он приближается, этот серебристый красавец! Его удлиненный корпус светится в розовых лучах солнца! Вот открывается люк, и офицер сбрасывает на землю причальный трос. Но что это?! О Боже, он горит! Он падает вниз! Он взорвался. Господи, да он же взорвался!»

Штубер знал, что среди тех, кому в тот день удалось спастись, оказался и Гредер, но старался не напоминать ему об этом. Однако было нечто такое, о чем он промолчать не мог.

— Это правда, что после гибели «Гинденбурга» вы с сожалением говорили, что если бы этот лайнер уцелел, вы просили бы командование назначить вас его капитаном?

— Я и сейчас сожалею о его гибели и своей неудачной карьере пилота. Дело в том, что в молодости я занимался планеризмом и даже умудрился совершить несколько прыжков с парашютом. А потом была летная школа. Так что у меня возникали все основания претендовать на пост капитана этого лайнера. Зная об этом, Геринг и предложил мою кандидатуру на пост начальника службы безопасности дирижабельной эскадры, заметьте, уже эскадры…

…Гредер прервал поток воспоминаний и, открыв глаза, внимательно присмотрелся к местности, открывающейся впереди и сбоку от машины.

— Однако вы так и не ответили мне, адъютант, где сейчас находится барон фон Штубер?

Сидевший рядом с водителем унтерштурмфюрер Курт Шушнинг оглянулся и удивленно взглянул на штандартенфюрера. Он прекрасно помнил, что отвечал на этот вопрос, но намекать шефу на его склероз не рискнул.

— Он уже по ту сторону Днестра, в тылу у русских, откуда мало кто возвращается.

— Вы все же уверены, что он там? — величавым, аристократическим движением руки указал Гредер на пространство впереди себя, в глубинах которого должен был теряться Днестр.

— Вместе с другими бранденбуржцами. Многие из которых действительно не вернутся.

— Этот проходимец вернется, — проворчал Гредер, вновь откидываясь на спинку сиденья и закрывая глаза. — И мне бы не хотелось, чтобы именно ему было поручено расследование причин гибели «Гинденбурга». — Перед мысленным взором его медленно проплыла огромная серебристая сигара дирижабля; окаймленная прогулочными галереями двухпалубная пассажирская гондола; прекрасно оформленный зал ресторана…

Гредер никогда не скрывал, что был увлечен и очарован этим сказочным воздушным кораблем, его роскошью и надежностью. С того часа, когда перед первым пробным испытательным полетом Гредер вместе с группой конструкторов и инженеров-строителей обошел залы пассажирской гондолы, он был заражен почти маниакальной идеей — стать капитаном этого воздушного судна, которое могло превратиться в его дом, как превращаются в дома для настоящих морских волков их морские лайнеры.

— С какой стати именно Штуберу? — попытался возразить Шушнинг. — Штубер теперь нужен здесь, в тылу русских. Хотя… Кто-то же должен будет этим заняться. Так, может быть, лучше, если этим человеком станет Штубер? Все-таки вы с ним достаточно хорошо знакомы.

— Достаточно… хорошо, — без особого энтузиазма процедил Гредер. И на несколько минут в салоне машины воцарилось тягостное молчание.

Штандартенфюреру вдруг вспомнилась последняя беседа с генерал-майором Роттеном, в которой принимал участие и Штубер. Всем троим уже было ясно, что расследование причин аварии зашло в тупик. Тома бумаг, которыми снабдили их спецы по расследованиям авиакатастроф и пожаров, не таили в себе ничего, кроме бесчисленного множества заключений всевозможных экспертов, мнений специалистов и протоколов допросов тех пассажиров и членов экипажа, которым удалось уцелеть.