Райан Корнелиус - Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев Страница 22

Никогда прежде к Вибергу не приближались средь бела дня. Он был в ярости. «Кто-то действовал очень наивно и непрофессионально, подвергая опасности всю операцию», — скажет он впоследствии.

Положение Виберга становилось все более опасным; он не мог допустить визит полиции, ведь его квартира была теперь настоящим хранилищем шпионского снаряжения. В его комнатах было спрятано много валюты, шифровальные таблицы и множество лекарств и ядов: от быстродействующих «нокаутирующих» таблеток, способных лишить сознания на различные периоды времени, до смертельных смесей с цианидом. В его угольном подвале и в арендованном неподалеку гараже хранился маленький арсенал: винтовки, револьверы и боеприпасы. У Виберга был даже чемодан с очень чувствительной взрывчаткой, которая сильно тревожила его из-за авианалетов. Однако он и Иессен-Шмидт нашли отличное укромное место. Взрывчатка теперь лежала в большом депозитном ящике в хранилище Дойче Юнион банка.

Чудесным образом квартира Виберга пока уцелела, но он боялся думать о последствиях, если она будет разбомблена. Его немедленно разоблачат. Иессен-Шмидт сказал Вибергу, что в нужный момент все запасы будут переданы различным группам оперативников и саботажников, которые скоро прибудут в Берлин. Действия этих избранных агентов должны начаться по сигналу, посланному по радио или через курьера сети из Лондона. Виберг ожидал, что распределение снаряжения начнется скоро. Как предупредил Иессен-Шмидт, сообщение передадут в следующие несколько недель, поскольку работа групп должна совпасть с захватом города. Согласно информации, которую получили Иессен-Шмидт и Виберг, британцы и американцы должны достичь Берлина около середины апреля.

Глава 3

Уинстон Черчилль сидел в любимом кожаном кресле, в тишине своего кабинета на Даунинг-стрит, 10, прижав к уху телефонную трубку. Премьер-министр слушал, как его начальник генерального штаба генерал Хастингс Исмей зачитывает копию сообщения Монтгомери Верховному главнокомандующему. Обещание фельдмаршалом «максимальной скорости и энергии» действительно было хорошей новостью; даже лучше заявленного им намерения направить войска на Берлин. «Монтгомери, — сказал премьер-министр Исмею, — продвигается отлично».

После месяцев бурных дискуссий стратегические разногласия между британскими и американскими лидерами, казалось, сгладились. По планам генерала Эйзенхауэра, разработанным осенью 1944 года и одобренным Объединенным комитетом начальников штабов в январе 1945 года на Мальте, 21-й группе армий Монтгомери предписывалось форсировать Нижний Рейн и пройти через север Рура; это был путь, который Черчилль в письме Рузвельту назвал «кратчайшей дорогой на Берлин». На юге американские войска должны были форсировать реку и направиться в район Франкфурта, отвлекая врага от Монтгомери. Это вспомогательное продвижение могло стать главным рубежом, если наступление Монтгомери захлебнется. Однако для Черчилля вопрос был решен. «Великий крестовый поход» близился к своему концу, и Черчиллю было особенно отрадно, что из всех союзных командующих именно герой Эль-Аламейна, казалось, самой судьбой избран для захвата Берлина. 21-я группа армий была специально подготовлена для этого наступления: укомплектована лучшими войсками, обеспечена поддержкой авиации, продовольствием и снаряжением. В общем счете Монтгомери командовал почти миллионом человек в тридцати пяти дивизиях и приданных им частях, включая американскую 9-ю армию.

За четыре дня до этого разговора Черчилль с генералом Эйзенхауэром посетил

Германию, чтобы своими глазами увидеть начальную фазу форсирования. Наблюдая с берегов Рейна за тем, как разворачивается монументальное наступление, Черчилль сказал Эйзенхауэру: «Дорогой генерал, немец сметен. Мы его разбили. С ним покончено».

И действительно, в большинстве районов враг сопротивлялся на удивление слабо. В секторе американской 9-й армии, где две дивизии — около 34 000 — форсировали реку плечом к плечу с британцами, потери составили всего тридцать один человек.

Сейчас Монтгомери имел более двадцати дивизий и пятнадцать сотен танков на другом берегу реки и продвигался к Эльбе. Дорога на Берлин, которую Черчилль назвал «первостепенной и истинной целью англо-американских армий», казалась широко открытой.

Была она открытой и в политическом смысле. «Большая тройка» никогда не обсуждала, какая армия возьмет город. Берлин был открытой целью, ожидающей захвата той из союзнических армий, которая дойдет первой.

Однако очень активно дискутировался вопрос оккупации остальной вражеской территории, что доказывали сектора, размеченные на картах операции «Иклипс». И решения, касающиеся оккупации Германии, были ключевыми для захвата и политического будущего Берлина. По меньшей мере один из лидеров коалиции осознал это в самом начале. «За Берлин определенно будет гонка», — сказал он. Этим человеком был Франклин Делано Рузвельт.

Этот вопрос поставили перед Рузвельтом семнадцать месяцев назад, 19 ноября 1943 года. В тот момент президент сидел во главе стола в комнате для совещаний апартаментов адмирала Эрнеста Дж. Кинга на борту линкора США «Айова». По обе стороны от него расположились его помощники и советники, и среди них начальник комитета штабов США. Рузвельт направлялся на Средний Восток, чтобы участвовать в Каирской и Тегеранской конференциях — пятой и шестой за войну встречах лидеров антигитлеровской коалиции.

То были важнейшие дни глобальной борьбы со странами «Оси». На русском фронте немцы потерпели свое самое крупное и самое кровавое поражение: Сталинград, окруженный и отрезанный на двадцать три дня, пал, и более 300 000 немцев были убиты, ранены или взяты в плен; На Тихом океане более миллиона американцев теснили японцев на всех направлениях. На Западе Роммеля изгнали из Северной Африки. Италия, атакованная из Африки через Сицилию, капитулировала; немцы с беспощадным упорством цеплялись за северную часть страны. И сейчас англо-американцы готовили планы для решающего удара — операцию «Оверлорд», массированное вторжение в Европу.

На борту «Айовы» Рузвельт выглядел сильно раздраженным. Перед ним лежали документы и карты, отражавшие сущность плана под названием «Рэнкин, Кейз Си», одного из многих вариантов, разработанных в связи с предстоящим вторжением. «Рэнкин Си» включал меры, которые необходимо предпринять в случае неожиданного краха или капитуляции врага. В этой ситуации план предлагал разделить рейх и Берлин на сектора, которые оккупирует «Большая тройка». Президента беспокоило то, что для его страны район был выбран британцами.

«Рэнкин Си» был создан в специфических и разочаровывающих обстоятельствах.

Человеком, которому предстояло выполнять его, был бы Верховный главнокомандующий союзническими войсками в Европе, однако эта должность пока оставалась вакантной.

Трудное задание составить план для главнокомандующего, то есть подготовить и форсирование Ла-Манша — операцию «Оверлорд», и план на случай капитуляции Германии — операцию «Рэнкин», поручили британскому генерал-лейтенанту Фредерику Моргану,[9] известному под кодовым именем КОССАК (COSSAC) (начальник штаба Верховного главнокомандующего союзническими силами, назначенный, но еще не вступивший в должность).

Это была сомнительная и неблагодарная работа. Когда Моргана назначили на этот пост, сэр Алан Брук, начальник имперского генерального штаба, сказал ему: «Ну, это, конечно, не сработает, но вы должны чертовски хорошо подготовить этот план!»

При подготовке «Рэнкин Си» Моргану пришлось учитывать всевозможные непредсказуемые события. Что случится, если враг капитулирует внезапно и захватит союзников врасплох, как случилось в Первой мировой войне в ноябре 1918 года после непредусмотренной капитуляции немцев? Чьим войскам куда идти? Какие районы Германии будут заняты американскими, британскими и русскими войсками?

Кому брать Берлин? Это были основные вопросы, и — если союзники не хотят быть захваченными врасплох внезапным крахом Германии — ответы должны быть ясными и решительными.

До того момента никакого особого плана окончания войны не разрабатывалось. Хотя различные американские и британские правительственные ведомства обсуждали проблемы, которые могли возникнуть после прекращения военных действий, общая политика практически не была сформулирована. Согласие было достигнуто только по одному пункту: вражеская страна будет оккупирована.

У русских, наоборот, никаких проблем с политикой не возникало. Иосиф Сталин всегда считал оккупацию само собой разумеющейся и всегда точно знал, как этого достичь. Еще в декабре 1941 года он прямо информировал британского министра иностранных дел Антони Идена о своих послевоенных требованиях, назвал территории, которые намеревался оккупировать и аннексировать. Это был внушительный список: в качестве военного трофея Сталин хотел признания своих претензий на Латвию, Литву и Эстонию; ту часть Финляндии, которую он захватил, когда напал на финнов в 1939 году; Бессарабию в Румынии; ту часть Восточной Польши, которую Советы получили в 1939 году по договору с нацистами, и большую часть Восточной Пруссии. В то время как Сталин невозмутимо излагал свои условия, немецкие орудия грохотали в пятнадцати милях от Кремля в московских пригородах, где немецкие войска все еще отчаянно рвались к русской столице.