Виктор Кондратенко - Полюшко-поле Страница 24

Сергей поспешно спустился с пригорка.

«Да, орешник тот самый. Только еще больше разросся… Но вот штука: землянки-то нет и в помине. — Он снова обыскал кусты. — Нет землянки! Совсем какое-то заколдованное место. Наверно, я спутал пригорок. Местность не та». Но что-то ему подсказывало: нет, та! И он опять принялся раздвигать кусты.

До слуха донесся отдаленный конский топот. Синокип насторожился. Топот приближался. Кони, фыркая, летели прямо в орешник.

«Может быть, ищут меня?» — Он выхватил из кобуры пистолет и притаился.

Ударила о корень подкова. Зашумел орешник. Шагах в десяти от Синокипа всадники осадили коней. Чубатый, в синей рубахе, спрыгнув с вороного, вонзил штык в землю. Повернул, снова вонзил и радостно вскрикнул:

— Нашел! Ей-бо, нашел! Не соврал гад Варава. Точно указал.

— А ты пош-шуруй, пош-шуруй лучше, — послышался шамкающий голос.

— Зачем, батя, зря шуровать?! Накрыли партизанскую базу, теперь немецкому коменданту можно смело докладывать.

— Шахарок, полушубки, шпиртик, — послышался тот же шамкающий голос.

Затрещали кусты, и Синокип увидел всадника в сером, изрядно потрепанном пиджаке и в таком же затрапезном картузе с потертым кожаным козырьком, напоминающим пыльное конское копыто. Но жилистый старик держался в седле легко и уверенно, с какой-то особой молодцеватой настороженностью, положив на луку седла карабин.

«Старый черт-вахмистр…» — Сергей, не опуская пистолета, продолжал следить за стариком.

А тот, довольный находкой, молча поглаживал струистую бороденку.

— Трогай! — бросил кто-то третий густым баском.

Взлетели, свистнули нагайки. Конский топот удалился и затих.

«Вот какие птицы…» — Сергей плюнул с презрением, приближаясь к тому месту, где только что так усердно рыскали предатели.

Штык чубатого раздвинул аккуратные квадратики дерна, так искусно замаскировавшие вход в землянку, и теперь под сломанной веткой — приметным знаком — чернела дыра. Сергей заглянул туда, но ничего не увидел.

Встреча с предателями насторожила его. Приднепровский лес уже не казался таким надежным укрытием; теперь всюду подстерегала опасность, и Сергею не хотелось по глупому попасть в западню, нарваться на какую-нибудь бандитскую засаду. Он понимал, что нельзя слишком поспешно выходить из леса на Переяславский шлях. Прежде всего — осмотрительность. Надо пробираться на восток незаметно, осторожно обойти стороной село Старое и особенно лакомую приманку для местных полицейских — сахарный завод.

Тропинка вывела его на лесную дорогу. Он шел, прислушиваясь к лаю собак. Блеснуло глубокое круглое озеро, окруженное кряжистыми дубами. За ним потянулся нескошенный луг с грустной одинокой копной у пыльной серой дороги.

Сергей обратил внимание на следы. Протопало немало походных колонн. На дороге остались отпечатки полумесяцев-подковок и острых шипов. Кто прошел — свои или чужие? В колючем чертополохе застряли куски окровавленной ваты, грязные бинты. Рядом с каким-то тряпьем на пустых консервных банках нарядно пестрели иностранные этикетки и окурки сигарет с золотистыми ободками.

«Немцы! Но почему рядом с тряпьем такие броские, яркие этикетки?» — Сергей терялся в догадках.

Вдали темнели перелески, и он ускорил шаг. На лугу тускло поблескивали болотца, окаймленные ярко-зеленой осокой. Там важно прохаживались старые аисты. Поводя длинными красными клювами, они внимательно посматривали на свои выводки.

Припекало солнце, а Синокип все шагал и шагал на восток. На опушке он услышал треск мотоциклов и притаился в боярышнике.

Фашисты!

Он увидел их: в черных касках, в серо-зеленых мундирах, с биноклями и автоматами на груди — усатых, очкастых и совсем юных, белобрысых, без стальных шлемов, с засученными рукавами.

Боярышник рос у самой дороги, и мотоциклы с колясками проскрипели почти над самым ухом. Пыль бесшумно осела на листья, и Сергей чуть не чихнул.

Вдруг на лугу зазвучали какие-то неясные голоса. Потом раздалась резкая команда:

— Шнель!

Сергей услышал топот ног и скок лошади. По дороге в клубах пыли катилась серая толпа людей. Немцы-конвоиры гарцевали на конях. Они не вели, а гнали измученную жарой колонну военнопленных. Отстающих стража хлестала плетками. Загорелые, по-кабаньи гладкие конвоиры, мерно покачиваясь в седлах, попыхивали сигаретами.

Жара и жажда, видно, давно мучили пленников, а сыпучий песок наливал ноги свинцом. Когда песок стал еще более глубоким, какой-то конвоир, привстав на стременах, крикнул:

— Русский зольдат, бежать за мой лошадь, карашо бежать. Шнель!

Сергей видел, как, избивая на скаку пленных, конвоиры помчались вперед.

Люди в окровавленных повязках, сделав невероятное усилие, побежали по сыпучему песку, потом упали. Пять раненых бойцов, не выдержав гонки, лежали на дороге, тяжело дыша.

Конвоир остановил коня. Вскинув автомат, он дал несколько коротких очередей и привстал на стременах:

— Эй, слушай, рус, не бежать за мой лошадь — капут, — пригрозил он пленным.

И снова началась гонка.

Мимо колючих кустов боярышника — надежного укрытия Сергея — устало протопала измученная толпа. В пыли потонули небритые, с потухшими глазами лица. Колонна скрылась за перелеском.

Сергей долго лежал в дремучем боярышнике, прислушиваясь к выстрелам и крикам.

«Куда ведут этих несчастных? Очевидно, где-то в лесу фашисты устроили концлагерь, и там они прикончат всех этих пленников. Но кто дал им право убивать?»

Он вспомнил острый свист конвоирской плетки и то совершенно невозмутимое спокойствие, с которым фашист вскидывал автомат и давал короткие очереди.

Он вылез из колючего боярышника и, перебегая от куста к кусту, ушел в камыши.

На закате солнца он выбрался из болотистой низины и укрылся в дубняке. По расчетам Сергея, до Переяславского шляха осталось не менее двадцати километров, а жара и липкая жирная грязь забрали у него последние силы. Вся его одежда промокла и отяжелела. В сапогах хлюпала вода. Синокип решил сделать привал у лесного озера. На всякий случай он выбрал укромное местечко в терновнике и, утолив жажду озерной водой, распечатал плитку «Золотого якоря».

Но терпкие, кисло-сладкие лесные ягоды показались ему куда вкусней шоколада. Отдыхая, он набил полные карманы поспевшим темно-синим терном.

Как только Сергей собрался покинуть свое убежище, до слуха снова долетел бешеный треск мотоциклов.

Он раздвинул кустарник и удивился своей оплошности. Возле терновника в примятой траве вилась дорога. И свой глаз не алмаз… Теперь подальше залезть в кусты и там притаиться.

Быстрые, легкие тени скользнули по терновнику. Синеватая струйка ударила в лицо. Он ощутил противный сладковато-удушливый запах дыма. Треск мотоциклов отдалился.

Пронесло!..

Но сейчас же близко заработал мотор. Черный мотоцикл, раздвигая кусты, подкатил к озеру.

Сергей лежал на пригорке и хорошо видел все, что делалось на песчаном берегу. Остановив машину, водитель мигом разделся и прыгнул в воду. Пока он плескался и фыркал, два дюжих эсэсовца расстелили пятнистую плащ-палатку и, положив на нее головку голландского сыра, достали из рыжих походных ранцев две бутылки вина.

Следя за фашистами, Сергей все время прислушивался: не едут ли там еще?.. Нет, пока тихо.

У него возникла дерзкая мысль: прикончить гитлеровцев и завладеть мотоциклом. Он знал здесь одну укромную дорогу, она шла вокруг озера по топким низинкам, но в сухое лето там можно было проехать.

Между тем водитель вылез на берег и принялся откупоривать бутылки. Два дюжих немца, присев на корточки, вонзили ножи в головку сыра. Брезентовые ремни врезались в их багровые шеи. Но, видимо, гитлеровцы привыкли к этому — они не расставались с автоматами.

Швырнув в озеро пробки, водитель посмотрел из-под ладони куда-то вдаль и засвистел.

В ответ раздался громкий лай. Дымчатая овчарка мчалась по берегу к немцам.

Сергей крепче сжал рукоятку пистолета. Он почти перестал дышать.

Собака на лету поймала кусок сыру и, повиливая хвостом, ждала новой подачки. Вот она повела мордой и, насторожив уши, зарычала. Эсэсовцы схватились за оружие. Все решало мгновение. Промедли Сергей секунду, и — автоматная очередь. Но он выстрелил первым, ударил почти в упор. Его пули свалили двух автоматчиков. Водитель, не успев схватить карабин, в одежде бросился в озеро. За ним метнулась испуганная выстрелами овчарка.

Выскочив из кустов, Сергей старательно прицелился.

— Не уйдешь…

Над озером гулко прозвучали выстрелы. Забулькала вода. Фашист взмахнул рукой и вместе с собакой пошел ко дну.

Опустив пистолет, Сергей осмотрел трофеи. После расправы эсэсовцев над пленными все чужое, немецкое вызывало в нем ненависть и отвращение. Он даже не прикоснулся к пище и зафутболил в камыши бутылки с вином. Синокип не стал обыскивать убитых и взял только два автомата с четырьмя запасными обоймами да три гранаты с длинными белыми ручками, а новенький карабин бросил в омут.