Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою Страница 25

И тут я понял!

— Так точно! Было какое-то смещение!

— Н-да, я в этом уверен! Только поэтому из сотни предметов ты пару упустил из виду!

Его познания были ошеломляющими.

— Одевайся, ты осмотрен. Но если ты думаешь, что высадишь меня таким же образом, как и двух твоих се­доков с зубной болью, то уже сегодня можешь мыть себе грудь и готовиться к расстрелу... Кошачьим дерьмом! Ты меня понял, придурок мрачный?

— Так точно, гауптштурмфюрер! — Так я нашел себе покровителя. «Зрительные нарушения», может быть, из-за быстрого роста или что-то в этом роде...

Снова мы начали отрабатывать погрузку на корабли. За полчаса все соединение должно было быть готово к отплытию. После того как нам это стало удаваться даже при том, что при подаче сигнала мы еще были в глубо­ком сне, мы стали тренироваться в посадке на корабли, находящиеся на рейде. На баржу и с баржи!

Став теперь уже опытными пехотинцами, побывав­шими в разных боевых условиях, мы заметили, что предпосылкой для выгрузки все же является наличие подходящих портовых сооружений, а их нам томми, ко­нечно же, не предоставят. Поэтому высадка должна производиться на быстроходных лодках с низкой осад­кой для того, чтобы расширить плацдармы, которые, наверное, должны захватывать парашютисты. Но пока мы еще обсуждали наши стратегические выводы, заня­тия по погрузке и высадке были постепенно прекраще­ны. «Потому что англичане не дали разрешения на вы­садку», — пробурчал Цигенфус, владелец трех волоса­тых бородавок на подбородке.

Постепенно погода испортилась и на юге Франции. В начале зимы, ко всеобщему удивлению, выпал снег, что было необычно в этих широтах. Местные жители утверждали, что «его принесли с собой немцы».

Перед Рождеством мы начали готовиться к праздни­ку. Ротная свинья, которую мы начали откармливать ку­хонными отбросами еще в Ажемо, весила 120 килограм­мов, и умельцы готовили ее к празднику. О вине можно было не беспокоиться, потому что в Бордо его было сколько угодно и самого лучшего качества. Ротной кас­сы на него должно было хватить. В «четвертой» каждый участвующий должен был внести в нее свою лепту в за­висимости от занимаемой должности.

В еще пустом монастырском зале были ровно по­ставлены столы и накрыты белыми скатертями, взятыми напрокат из разных кафе. Там же поставили и украсили присланную из Германии елку.

Один унтершарфюрер, по гражданской профессии учитель музыки, с маленьким хором под аккомпанемент рояля (инструмент в монастыре достался нам непо­врежденным) репетировал рождественскую песню «Глу­бокая ясная звездная ночь». Простой смысл ее строф, посвященный всем матерям этого мира, не мог нас не растрогать.

В рождественский вечер рота молча стояла у столов, когда вошел командир роты и другие офицеры. По его знаку я, все еще самый молодой в роте, зажег на елке белые свечи.

Рождественская речь гауптштурмфюрера Шрёделя была краткой и не содержала высокопарных слов. Он вспомнил погибших в боях товарищей и зачитал с кратки­ми паузами их фамилии. И снова ожили воспоминания о майских и июньских днях боев под Катильоном и Камбре, под Аррасом и Бету, у Ла-Бассе-Канал, под Парадизом, Дюнкерком и Лионом. Примечательным в празднике было то, что вспомнили не только погибших, но и подумали о тихой печали матерей, которых до сих пор не упоминали. С последовавшей рождественской песней они стали глав­ным пунктом нашего скромного праздника.

На Новый год тоже никого не отпустили в отпуск, хотя нам казалось, что обстановка спокойная. Хотя наши ча­сти, выставленные для охраны побережья, обстрелива­ли из противотанковых пушек разведывательные тор­педные катера противника, и при этом один потопили, других боевых действий не было. То и дело появлялись высоко над облаками разведывательные самолеты про­тивника — в этом и заключались его основные дей­ствия.

Так мы и сидели в своих помещениях за более или менее крепкими напитками и праздновали Новый год.

Я все время перечитывал письмо от девушки, полу­ченное мной как раз под Новый год. Я не только радо­вался словам, я наслаждался даже узнаваемым почер­ком руки Эрики. Еще к Рождеству пришло письмо с фо­тографией, которая теперь в аккуратной рамке стояла на маленькой импровизированной тумбочке. Как это всегда принято у солдат, каждая вновь появившаяся фо­тография девушки не остается без внимания. Дружная рота представляет собой одну большую семью.

Из-за выпитого хорошего вина наступает сентимен­тальное настроение, я рифмую пару строф и подшиваю маленький листочек к последним страницам нового карманного календаря 1941 года.

Чувствовал ли я тогда, как трудно придется в Новом году?

Из всех беспечных праздновавших со мной товари­щей, окружавших меня, каждый третий не доживет до конца года.

СОЛНЦЕВОРОТ 1941 г.

Серым и угрюмым начинал 1941 год свой разбег. Насколько Франция может быть прекрасной летом, настолько отвратительной зимой. День шел за днем, ничего особенного не происходило. Только когда я на свое восемнадцатилетие пригласил несколько товарищей на индейку и выпивку, это внесло какое-то разнообразие в наши будни. Так прошел ледя­ной месяц, а в феврале уже весна показала свое нежное начало.

В результате монотонной службы и свободного вре­мени в каменных помещениях монастыря начали рас­пространяться всякие слухи. Они подкреплялись из кан­целярии, потом изменялись, опровергались и заново распространялись. Нам снова предстояло идти на Ан­глию — отмена занятий по посадке и высадке предна­значалась только для сокрытия намерений. Нет, не Ан­глия (у нас камень спал с души!). Отправляемся в Нор­вегию. В северные льды! Это что-то новенькое! Что касается мест нашего назначения, то они менялись в этих слухах с удивительной быстротой.

В начале мая, наконец, действительно пробил час. Мы с радостью покинули монастырь и отправились по шоссе на север. В районе Бордо мы погрузились на то­варный поезд и отправились в направлении дома.

Это была прекрасная весенняя поездка. Наш серый зимний монастырь мы вскоре позабыли. Пока наш по­езд, уставленный автомобилями и вооружением, ехал по территории Франции, мы неоднократно пересекали рубежи, на которых воевали год назад. За нами оста­лись могилы наших павших товарищей.

Германия! И здесь зеленые луга и долины, покрытые свежей листвой виноградники, работники на полях, женщины и девушки нам приветливо махали руками.

Некоторые товарищи проезжали мимо своих родных мест, не имея возможности оставить поезд на останов­ках. Если бы они заранее могли предупредить об этом своих родных и близких! Но задача секретна и никто о маршруте и месте назначения не объявлял. От станции до станции наш воинский эшелон двигался дальше.

Тюрингия, Саксония — мы ехали все дальше на вос­ток. Уже появились новые слухи: Россия разрешила про­ехать нам по своей территории для охраны Бакинских нефтепромыслов. Слух этот держался крепко. Когда утром мы проснулись в кабинах наших машин, то мы еха­ли уже по Западной Пруссии, по прекрасной озерной об­ласти. Последние километры мы преодолели на своих машинах и наконец остановились в маленькой деревне. Я с Бфиффом, Миком и Буви разместился на квартире у доброжелательных крестьян. Кривоножка тоже присое­динился к нам, и наша французская компания, таким об­разом, была в полном составе. «Бордо» мы привезли с собой в огромных количествах, и тут началась оживлен­ная меновая торговля — меняли вино на гусей. Из окрестных озер мы сами ловили рыбу. Рай, да и только!

В эту местность постоянно прибывали новые, воору­женные по штату военного времени части. Две велико­лепных поездки в Кенигсберг и Мариенбург увенчали наше пребывание в Пруссии. От Мариенбурга было со­всем недалеко до Ризенбурга, родного города Буви. Но не было никакой возможности отлучиться из части. Мы сочувствовали ему, потому что там жили не только его родители, но и девушка модельной внешности по со­седству. Он даже не мог сообщить о месте своего на­хождения, чтобы они могли приехать к нему! Черт возь­ми, это уже полный идиотизм!

Через несколько недель мы отправились дальше на восток, на самую литовскую границу. Нашу роту разме­стили на большом конном заводе. Остальной батальон расположился в окрестностях по конюшням и хуторам. Опять появился новый слух: Советский Союз на 25 лет уступит Германскому Рейху Украину для сельскохозяй­ственных потребностей. Взамен Германия поможет Со­ветскому Союзу в развитии промышленности. А мы в этом будем участвовать в качестве войск для обеспече­ния порядка. Мы просто ухватились за этот слух, и лю­бой признак использовали для его подтверждения.

Наступили жаркие деньки июня 1941 года. Никакой особой служебной деятельности не было. Никто не дол­жен был покидать расположения роты. Автомобили были полностью загружены и подготовлены к маршу. Все, что не относилось напрямую к полевому снаряже­нию, было погружено на отдельный грузовик. Кроме ка­рабинов и пулеметов, каждый должен был иметь при себе штык, лопату, противогаз и штурмовое снаряже­ние. Последнее особенно сильно нас тревожило и по­степенно заставляло сомневаться в правдивости слуха.