Павел Павленко - Мартин Борман: «серый кардинал» третьего рейха Страница 25

На партийных совещаниях Борман старался выказывать себя доверенным представителем Гитлера. В конце 1933 года на конференции местных административных руководителей он известил собравшихся о том, что отныне им запрещается проводить какие бы то ни было публичные дискуссии о возможных территориальных изменениях внутри Германии, поскольку это неизбежно приводило к возникновению беспорядков.

Примерно в то же время он распространил циркуляр, в котором от имени высшего руководства утверждалось, что попытки ветеранов партии сформировать элитные корпуса являются нежелательными. Его ничуть не смущало, что тем самым он нанес удар своему тестю: верховный арбитр партии Бух давно занимался реализацией этого плана, стремясь создать в НСДАП противовес всевластному деспотизму Гитлера. В начале 1934 года Борман не только председательствовал на конференции гауляйтеров в Берлине, но и готовил наброски заключительного протокола в соответствии с выступлением Гитлера. А влияние человека, которому поручались столь ответственные задания, конечно, никто не мог игнорировать. [131]

Зачастую гауляйтерам приходилось объединяться с ним. В непрекращавшемся споре за превосходство между партией и государством гауляйтеры и Борман оказались в одном лагере. Гитлеру не было нужды вмешиваться в эту возню, поскольку он занял позицию над ней, став одновременно фюрером в партии и канцлером (а впоследствии президентом) в правительстве. От исхода борьбы зависело, за кем — за радикальными партийными лидерами или консерваторами из правительства — останется последнее слово в принятии решений на остальных уровнях власти.

Упорствовал в борьбе за свою независимость и могущественный клан рейхсляйтеров. Юридический советник Гитлера и высший юрист Германии Ганс Франк навлек на себя затаенный гнев хозяина, ибо неоднократно предпринимал попытки к тому, чтобы обеспечить партийному руководству в лице всего корпуса рейхсляйтеров возможность серьезно ограничить всевластие фюрера. Франк даже отказался признать за бюро Гесса высшую власть в партии. Он не понимал, что Гитлер не стремится к созданию дееспособной корпорации рейхсляйтеров, которая могла бы в чем-то мешать ему, что Гитлер презирал юристов и их законы, ибо считал себя вправе принимать любые решения и не желал подчиняться каким бы то ни было ограничениям.

Борман же прекрасно понял это — впрочем, именно таким он хотел видеть СВОЕГО фюрера — и не сомневался, что Гитлер не станет чинить ему помех в подавлении сопротивления рейхсляйтеров. Метод Бормана был прост, но ему не откажешь в изобретательности. Организационно бюро подразделялось на секции соответственно направлениям деятельности, его структура соответствовала принятому в партии порядку. Франк, который старался контролировать весь законодательный процесс в целом, первым осознал, в чем состоит истинное назначение секций бюро [132] Гесса. «Юристы постепенно переходили из юридического отдела НСДАП в штаб Бормана, в результате чего он сформировал собственную секцию юстиции... К концу 1933 года партийный департамент по делам законодательства рейха оказался полностью обескровленным». Подобные экзекуции в отношении других партийных отделов и правительственных органов заняли чуть больше времени, поскольку противники Бормана тоже не дремали. Однако в итоге все секции бюро были успешно укомплектованы.

До исполнения смертного приговора (воспринятого им как должное) в Нюрнберге Франк успел изложить историю своей вражды с Борманом. Он обвинил последнего в поражении фюрера и извращении «Великой Идеи», наградив его такими эпитетами, как «лакей Гитлера», «раб, готовый лизать сапоги», «сверхнегодяй».

Определение «раб, готовый лизать сапоги» описывает лишь часть общей картины, но очень близко к истине. Так, сохранилась сделанная Генрихом Хофманом фотография, на которой сидящий на стуле Гитлер что-то вещает почтительно стоящим перед ним приближенным. Ближе других к нему оказался Борман. Лица прочих внимательны и сосредоточенны, а лицо и поза Бормана выражают экстаз верноподданного — подобную восторженность можно увидеть только во время религиозных ритуалов — и ту беспредельную преданность, массовые приступы которой неизменно охватывали тех, кто слушал выступления Гитлера на митингах. Поистине гитлеровский идеал члена партии: фанатичный и беззаветно преданный исполнитель, смесь раболепной искренности и холодной порочности.

Штабсляйтер, который, возможно, за минуту до этого топал ногами в своем кабинете и орал на подчиненных благим матом, в присутствии Гитлера вдруг превращался в подобострастного раба, с радостью отдавшего [133] хозяину право распоряжаться своей жизнью. Борман посвятил всего себя работе с документами, точно следуя всем приказам, старательно улавливая пожелания своего кумира и облекая их в форму лаконичных указаний. Заняв пост канцлера, Гитлер надолго сел за письменный стол, хотя ненавидел регулярную работу с бумагами. Теперь же Борман — верный, самоотверженный в работе, хорошо информированный и способный по любому вопросу дать краткое и точное пояснение (Гитлер однажды признался, что с Борманом он за пятнадцать минут успевает рассмотреть такое количество вопросов, на которое у обычного секретаря уходит несколько часов) — освободил своего господина от вороха бюрократических проблем, связанных с делами партии. Он всегда имел при себе блокнот и карандаш. Каждый приказ, каждый вопрос, каждое мимоходом брошенное замечание вождя скрупулезно записывалось. Если вдруг фюреру требовалась информация о каком-то событии или о каком-то человеке, штаб Бормана готов был даже среди ночи по любому запросу своего шефа через считанные минуты по телефону или телетайпу сообщить ему соответствующие сведения. Все предложения, все идеи Гитлера записывались в точной формулировке с указанием даты и вскоре трансформировались в четко сформулированную директиву. Запросы фюрера исполнялись чрезвычайно оперативно: например, если Гитлер проявлял интерес к какой-либо книге, в тот же вечер или — самое позднее! — на следующий день она оказывалась на его рабочем столе. Со всепобеждающей напористостью и энергией Мартин брался за выполнение заданий любой сложности.

Бальдур фон Ширах отмечал, что Борман не расставался с блокнотом даже за обеденным столом в рейхсканцелярии, «ловя и записывая каждое слово фюрера». На вопрос о смысле этого занятия Борман [134] ответил, что записи служат ему путеводной нитью. «Зная, что тогда-то по такому-то поводу фюрер сказал то-то, мы можем определить правильное направление наших действий». В дальнейшем он заносил изречения Гитлера на карточки в соответствии с ключевым словом или темой. Мнение фюрера часто менялось, и порой новые записи полностью противоречили предыдущим. Борман тут же со свойственной ему оперативностью изменял свои прежние директивы. Если кто-то позволял себе критические высказывания, рейхсляйтер НСДАП мог открыть сейф, найти нужную карточку и в доказательство правоты своих действий процитировать соответствующее высказывание Гитлера. Все знали, что фюрер был убежден в собственной непогрешимости и не прощал «заблудших», если тем взбредало в голову настаивать на своем. Отличавшийся невообразимой трудоспособностью, скрупулезностью и феноменальной памятью, Борман за считанные месяцы сделался поистине незаменимым исполнителем воли фюрера.

В сентябре 1934 года разразился скандал, поводом для которого стало использование Леем бланков со штампом «Die Oberste Leitung der PO — Stabsleiter» («Высшее управление партийной организации — начальник штаба»). Борман обратил внимание заместителя фюрера на эту дерзость, и Гесс пожаловался Гитлеру на самоуправство конкурента. Заручившись поддержкой фюрера, Гесс объявил, что Лей не наделен властью над всеми партийными ведомствами, и приказал ему впредь использовать звание «начальник организационного отдела партии». Таков был титул Грегора Штрассера, и никто не наделял Лея полномочиями более широкими, чем были у его предшественника. Таким образом, за ним сохранялось общее руководство [135] над рядом партийных отделов, но политическое лидерство отныне принадлежало комитету Гесса. Гесс попытался возбудить внутрипартийное расследование действий Лея, но партийный арбитр Вальтер Бух похоронил это дело — к великому неудовольствию зятя.

Заместитель фюрера и начальник его штаба не сомневались в незыблемости своих позиций, ибо за десять недель до этого приняли активное участие в одной из откровенно жестоких расправ Гитлера над бывшими сподвижниками во время так называемой «ночи длинных ножей». Какие бы причины ни стояли за этим актом, историки сходятся в одном: начальник штаба СА никогда не планировал путча против фюрера. Многие коричневорубашечники были недовольны методами, с помощью которых осуществлялась «национал-социалистская революция» и которые не позволили всем получить по жирному куску. Рядовые уличные боевики, воспетые во многих речах как «безвестные борцы СА», почувствовали на себе одно-единственное из обещанных благ «социализма» по-гитлеровски — фактически исчезла безработица. Некоторые командиры среднего уровня получили приличные должности и льготы. Рыцари ковровых дорожек, бумаги и пишущей машинки оказывались ближе к кормушке и опережали уличных конкурентов в борьбе за привлекательные вакансии. Наибольшей степени недовольство достигло в среде «старых бойцов», участвовавших в движении с дней основания фрейкорпов. Они никогда не задумывались, чего именно желают, имея лишь расплывчатые общие представления о том, что им должно быть уготовано место в верхах. Веймарская республика перечеркнула эти перспективы, и вот их ожидания вновь оказались обманутыми. За победу кровь проливали они, а вся добыча опять досталась бонзам.