Николай Наумов - На рубежах Среднерусья Страница 25

Подбежали сопровождавшие маршала офицеры, еще два водителя. Порученец ругнул маршальского шофера, что просмотрел объезд, и подошел к маршалу, от боли откинувшему голову на спину сиденья.

— Что, товарищ маршал?

— Проклятый радикулит. Как затухший вулкан, опять проснулся, и вот дышу с передыхом.

— Может быть, вас перенести в нашу машину?

— Пошевелиться невозможно.

— А мы осторожненько.

— На осторожненько мой радикулит не сбавляет своей свирепости. Ну, давай…

Скрипя зубами, маршал сполз на землю. Здесь его уложили на плащ-накидку и перенесли в пикап, на дне которого уже было постелено все, что могло смягчить неистовство радикулита. Шофер, включив фары, повел машину с осторожностью заботливой няньки. На подъезде к штабу раздался злой окрик «Погасить огонь!!!». Машина порученца вырвалась вперед, и окрик уже не повторился.

Неожиданный приезд маршала в штабе вызвал переполох. Сам комфронтом подошел к пикапу. Увидев маршала измученным, сочувственно спросил:

— Вы ранены, Георгий Константинович?!

— Почти. Радикулит так прострелил меня, что не позволяет ни стонать, ни дышать.

— Может, вас сразу в госпиталь?

— Невмоготу ехать еще.

На носилках Жукова перенесли в штабной лазарет, уложили на кровать. Голенища сапог пришлось разрезать. Врач, наслышанный о крутости характера пациента, боялся совершить неосторожное движение, потому действовал неуверенно, ошибался и причинял Жукову боли, и получил от него:

— Что ты охаешь и ахаешь! Виктор, помоги ему повернуть меня на грудь.

Помощник поддел руки под спину маршала, врач обхватил его поясницу, офицер из охраны приподнял ноги. Боль простреливала крестец раз за разом, заставляя маршала стискивать зубы. Уложили на топчан — врач, оголив поясницу, принялся прощупывать сочленения костей с такой осторожностью, что Жуков ругнулся:

— Доктор, диагноз очевидный — радикулит. В прошлом году лишь за неделю меня избавили от этой напасти. Сейчас неделю лежать мне недосуг. Принимай меры, чтобы через день-два я мог сидеть, ходить, ездить.

— Я не специалист по спинномозговым болезням…

— Тогда вызывайте специалиста из госпиталя.

Врач поспешил из лазарета.

— Товарищ маршал, может быть, привезти вашего доктора и Лиду? Они же поставили вас на ноги за два дня.

— Сколько уйдет у них на дорогу…

— Позвоню Руденко, он доставит их к утру.

— Если так — действуй.

Вскоре из ближайшего фронтового госпиталя привезли хирурга. Выслушав порученца и врача, он достал свои инструменты и сделал маршалу новокаиновую блокаду. Измученный несусветными болями, Жуков вскоре затих, а через час даже выпил чай с бутербродами.

Поздним утром Жуков проснулся от прикосновения мягких ладоней. Открыл глаза — у кровати стояла Лида. Подумалось — явилась во сне. Нет, кротко улыбнулась, шепотом произнесла:

— Здравствуйте, товарищ маршал.

— Здравствуй, здравствуй, Лида. Как это тебя так быстро доставили сюда?

— Самолетом. Ваш доктор не смог приехать, но все, что нужно, собрал, и я привезла с собой. Когда можно сделать вам массаж с зельем Кирилла Васильевича?

— Немного позже. Чувствую себя совсем разбитым.

— Хорошо. Помочь умыться?

— Протри лицо и руки мокрым полотенцем, и будет достаточно.

После процедуры и завтрака в блиндаж, обшитый тесовыми панелями, осторожно зашел Ватутин. Жуков представил Лиду:

— Моя целительница. Лида.

Николай Федорович сделал вежливый поклон — он был наслышан об особом отношении маршала к своему фельдшеру.

Чтобы не мешать, возможно, деловому разговору маршала с высоким генералом, Лида вышла.

— Что-нибудь новое в поведении немцев обнаружилось? — спросил Жуков.

— Да. Несмотря на строжайшее соблюдение немцами мер оперативной и тактической маскировки, все же удалось вскрыть их приготовления к прорыву. Колебания неприятельских фельдмаршалов насчет наступать или не наступать, похоже, заканчиваются. Склоняются они к тому, чтобы вынудить нас открыть летнюю кампанию наступлением. Поэтому я высказал Верховному идею перехода наших фронтов в наступление, чтобы ударить по врагу до его полной готовности.

— А ваши войска полностью готовы к летней кампании?

— Всегда что-то остается недоделанным. У противника тоже. Вот поэтому, полагаю, он и переносит сроки наступления. По выводам Ставки, он будет решать проблему кампании в пределах центральных районов европейской части нашей страны. Глубокие удары он нанести не сможет. Поэтому считает: главные цели кампании можно решить в районах, расположенных на стыке России и Украины. Возможно, товарищ маршал, противник поступит так, как предполагает Генеральный штаб. Но ведь своими переносами наступления он укорачивает нам время для выхода на Днепр и захвата на нем плацдармов.

— Я убежден: немцы вот-вот, то есть через неделю-две, непременно предпримут грандиозное наступление. Оно по многим причинам им крайне необходимо. Об этом я уже говорил вам. Но если я не убедил вас своими доводами, придется вам, Николай Федорович, настроиться на выполнение того, что предписала вашему фронту Ставка!

Рекомендации московского лечащего врача, его бальзамы и сильные пальцы Лиды, которыми она массировала маршальскую поясницу, уже на вторые сутки притупили боль. Георгий Константинович стал менять положение тела, определяя, позволит ли ему радикулит поворачиваться с боку на бок. Позволил, хотя и с предупреждением: еще рано вставать, тем более мотаться по Курскому выступу.

В блиндаж вошли связисты и поставили еще один телефон, прозванный «вертушкой». Жуков тут же позвонил в Москву и доложил о себе Верховному.

— Не вовремя подстрелил вас радикулит, — заметил тот. — Может быть, прислать вам врача из «кремлевки»?

— Завтра-послезавтра встану и примусь за дела. Пока же буду принимать людей в своем блиндаже.

Жуков действительно уже на третий день рассмотрел план контрподготовки со схемой огней, снял с нее несколько массированных огней, предусмотренных для подавления артиллерии и резервов.

— На такой дальности стрельбы вы только попугаете пехоту, а танки и не чихнут. Огневой удар если что-то и причинит им, то к моменту ввода в сражение они придут в себя и поведут наступление вполне организованно. Главные задачи артиллерийской контрподготовки — сорвать или существенно пригасить атаки. Забуксует прорыв первой полосы обороны — скажется и на наступательном духе резервов.

В кровати принял и Ротмистрова. Тот приблизился собранным, но не скованным, в глазах полная готовность доложить все, что требовал от него представитель Ставки.

— Пока сесть на стул не позволяет смешная болезнь. Не обидитесь, если я выслушаю вас в постели?

— Радикулит — тоже ранение, а раненым устав позволяет докладывать в том положении, которое для них возможно.

— Тогда слушаю вас.

— Маскировка расположения танковых корпусов наведена и проверена с воздуха. Лично главное внимание уделил разработке действий танковой армии при нанесении ею контрудара…

— И что?

— Не исключено возникновение встречного сражения. Только оно будет иметь совсем иной вид и ход, чем мы изучали его в академиях.

Жуков, не отрывая взгляда от усов Ротмистрова, внимательно выслушал соображения танкиста и одобрительно заключил:

— Что ж… ученый, поварившись в войсковой практике, способен выдать стоящее. — И протянул Ротмистрову руку.

Хотя Георгий Константинович верил в свое умение предвидеть, скудость данных разведки тревожила и его. Но вечером к нему на прием попросился командарм 2-й воздушной и, едва войдя в блиндаж, пригладив черные усы, с радостным придыханием доложил:

— Приятную весть приятно и докладывать.

— Именно?

— Один мой герой с эскадрильей летчиков в предрассветных полусумерках пролетел за Путивль и обнаружил танковую дивизию. Двигаясь с юга, она укрывалась в лесных массивах у Воржбы.

— О! — воскликнул Жуков. — Представь этих летчиков к самым высоким орденам. Их данные стоят полдюжины сбитых самолетов. Пусть к Ворожбе проскочат еще раз и облетят этот район. И тут же на аэродром.

— Будет исполнено, товарищ маршал.

От радостного возбуждения Жуков опустил ноги на пол — радикулит не дал знать о себе. Тогда маршал встал. Движения ног и рук лишь обозначили недавнюю боль. Это еще более взбодрило Георгия Константиновича, и он с широкой улыбкой человека, который может приступить к делу, посмотрел на открывшуюся дверь — в проеме стояла Лида. Она тщетно пыталась обрести прежний заботливо-уважительный вид, но душевная тревога не позволила ей справиться с волнением.

— Что-нибудь случилось, Лида? — с тревогой спросил Георгий Константинович.