Николай Отрада - Строки, добытые в боях Страница 26

1942

Немецкий тыл

Второе письмо ровеснику

Ты дошел до Берлина —есть правда над нашей судьбой.Где ты был,как ты выжил в проклятом году невоспетом?В партизанских болотах?В лесах, окруженных пальбой?В отступающих армиях?..Впрочем, не стоит об этом.

Вспомним снова о детстве:за домом скулила пила,топоры говорили в бору,что спокойствие — небыль.Даже тополь был воткнут в осеннюю синь,как стрела,а упрямая радугалуком натянута в небе!

Мы со свистоми с гиком врубались в кусты у реки.И клинки находили,в крапиве бродя по колени.И за мудрой махоркойв беседах своих старикиот рожденья военнымсчитали мое поколенье.

Сорок первый войдет ещев наши тревожные сны.Боль и горечь узнал тыв далеком году   невоспетом.Но, рожденные в битвах,мы были для битв рождены.Ты в Берлине!И, значит,судьба поколения в этом!

Май, 1945

Михаил Львов

Михаил Давыдович Львов родился в 1917 году в селе Наисбаш, в Башкирии, в семье сельского учителя. Писать стихи начал во время учебы в Миасском педагогическом техникуме. После окончания техникума работал в школе, многотиражке, радиокомитете. Начал заочно учиться в Литературном институте имени Горького, в 1939 году перешел на очное отделение. В начале войны Львов работает на военных стройках Урала. В 1944–1945 годах — солдат Уральского добровольческого танкового корпуса. Награжден орденом Отечественной войны II степени. В автобиографии поэт пишет: «Угроза войны была ясна всем, кто… читал газеты или просто дышал воздухом эпохи. Этому было посвящено все, и многое этим было объяснено — для себя и для всех, многие наши трудности. Нас тогда жизнь не могла баловать. Не имела возможности, не имела права. Мы были дисциплинированны — внутренне и внешне — всем ходом строгой эпохи, нас вырастившей… Отечественная война… Ни одного дрогнувшего голоса… Поэзия стояла на страже великих ценностей, как часовой несменяемый, и всё — и в жизни, и в стихах поколения — было освещено высоким пламенем времени трагического и героического. Это время определило и жизнь, и путь в жизни и в поэзии моих друзей — поэтов. И мой путь».

«Опять отъезд на фронт, и снова…»

Опять отъезд на фронт, и сноваЯ рву бумаги и дела.И снова в роскоши пуховойМетель над городом бела.Опять в окно гляди усталоИ слушай вечную гармонь.Опять горящие вокзалы,И снова снег летит в огонь.Еще не выписан нам отдых,Бессмертным именем любвиБлагослови меня на подвиг,На мужество благослови.

1944

Степь

Березок тоненькая цепьВдали растаяла и стерлась.Подкатывает к горлу степь, —Попробуй убери от горла.

Летит машина в море, в хлеб.Боец раскрыл в кабине дверцу,И подступает к сердцу степь, —Попробуй оторви от сердца.

1941

Волга

Набросив на плечи шинели,Скрипучие качая нары,В теплушке вечером мы пели —Грузины, русские, татары.

И песни были долги, долги…А в песнях девушки красивы,И за окном открылась Волга,Широкая, как путь России.

1941

У входа в Скалат

А. Б. Лозовскому

Полковник, помните Скалат,Где «тигр» с обугленною кожейИ танк уральский, в пепле тоже,Лоб в лоб уткнулись и стоят?Полковник, помните, по трактамТогда и нас водил сквозь смертьТакой же танковый характер —Или прорваться, иль сгореть.

1944

Звездочету

Еще придут такие ночи —Травой окопы зарастут, —И, разбирая звездный почерк,Забудут все, что было тут.

Поймет ли это, кто здесь не был,А нам, встававшим в полный рост,Земля была дороже небаИ сухари нужнее звезд.

1945

«Чтоб стать мужчиной — мало им родиться…»

Чтоб стать мужчиной — мало им родиться,Как стать железом — мало быть рудой:Ты должен переплавиться. Разбиться.И, как руда, пожертвовать собой.

Готовность к смерти — тоже ведь оружье.И ты его однажды примени.Мужчины умирают, если нужно,И потому живут в веках они.

1941–1943

Высота

М. Г. Фомичеву

Комбату приказали в этот деньВзять высоту и к сопкам пристреляться.Он может умереть на высоте,Но раньше должен на нее подняться,И высота была взята,И знают уцелевшие солдаты —У каждого есть в жизни высота,Которую он должен взять когда-то.И если по дороге мы умрем,Своею смертью разрывая доты, —То пусть нас похоронят на высотах,Которые мы все-таки берем.

1944

«…Фотокорреспондент Толя Григорьев…» (Б. Галанов)

…Фотокорреспондент Толя Григорьев снимает пулеметный расчет, в упор скосивший целую роту автоматчиков. Он суетится, неутомимо щелкает затвором — забегает то сбоку, то сзади, то вдруг бросится на землю и нацелится спереди, в упор. Но съемки, по-видимому, не задаются. Все выглядит как-то буднично, негероично.

— Переживайте… — молит Толя пулеметчиков. — Изображайте, волнуйтесь. Немцы от вас в пятидесяти метрах… В пятнадцати… Представляете, в пятнадцати… Измените свой вид.

— А у нас вид не менялся, — флегматично цедит сквозь зубы сержант-украинец. — И когда немец был еще в четырехстах метрах, и когда на пятнадцать подошел. В нашем деле волноваться не приходится. У нас главное, чтобы спокойствие…

(Из фронтовых записей Б. Галанова)

«..Как завороженный стоял я перед домом…» (Д. Драгунский)

…Как завороженный стоял я перед домом, только что очищенным от гитлеровцев. Взгляд прилип к надписи. Я тогда не знал, что в Берлине насчитывается десяток улиц, носящих имя Вильгельма Первого и Второго, и мне казалось, что это именно та самая улица…

Когда я учился в Военной академии имени Фрунзе, немецкий язык в нашей группе преподавала Майя Михайловна Забелина… Как-то на одном из очередных занятий Майя Михайловна неожиданно вручила каждому из нас зачетную работу… На листе бумаги аккуратно были написаны десять вопросов на русском языке. На них надлежало ответить по-немецки… Через несколько дней состоялся разбор, и мне досталось больше всех.

— Какой позор! В одном слове «Вильгельмштрассе» — три ошибки!..

В таком духе она отчитывала меня несколько минут. Потом, немного сбавив «разносный» тон, она перешла на более спокойное поучение:

— А если вдруг вспыхнет война с Германией, как же вы будете воевать? Как будете допрашивать военнопленных? Нет, только представьте себе — три ошибки в слове «Вильгельмштрассе»!

Жирная «двойка» стояла на моей контрольной работе.

Вот почему, оказавшись на улице Вильгельмштрассе, я не мог удержаться от смеха…

И не думал я, не гадал в тот апрельский день, что предстоит мне еще раз встретиться с моей учительницей Забелиной… Она была довольна встречей. Особенно ее тронул мой рассказ о Берлине, о случае на Вильгельмштрассе у дома № 76. Выслушав его, она «учительским» тоном произнесла:

— Ну что ж, слушатель Драгунский, оценку за контрольную работу я готова исправить. Отныне считайте, что у вас «пятерка». Три балла прибавляю сразу за успешное практическое применение языка. Но скажите все-таки по буквам, как пишется слово «Вильгельмштрассе»…

(Из воспоминаний дважды Героя Советского Союза Д. Драгунского)

Первый день

П. Чувизову

Отбоя нет от толп народныхВерст семьдесят подряд,Как будто здесь не марш походный,А вышли на парад.А нам нельзя и раскричаться:У нас в зубах песок.А нам нельзя и целоваться:Песок к губам присох.

Мы отвечали, как умели,Восторгам шумных сел.Но только танки там шумели —Водитель молча вел.Еще мы павших не забыли,И больно нам кричать.Пусть нас простят. Мы победили.Нам можно помолчать.

1945