Александр Каневский - Впереди разведка шла Страница 27

Дивизия малочисленна. Из-за растянутости движение медленное. Идут на соединение с 29-м армейским корпусом. Направление — к переправам на реке Кальмиус.

...Когда прибыли в бригаду, Алексей Степанович собрал разведчиков, загадочно улыбнулся:

— Ребята, я хочу раскрыть один секрет. Сегодня у вашего командира взвода, как раньше говорили, тезоименитство. К «подарку», который он сам себе сделал, я имею в виду обер-лейтенанта, пусть примет и наши поздравления.

Как же я забыл? Действительно, в тот день, двадцать седьмого августа, мне исполнилось двадцать.

Последующие события развивались с поразительной быстротой. Корпус перекрыл дорогу гитлеровцам в районе хутора Колосков. Враг маневрировал, крутился, как в западне. Вояки Холлидта попадали в огневые «мешки», не успевали, как говорится, вытягивать ноги, как застревала голова. В довершение ко всему гвардейцам корпуса, крушившим фланги, здорово помогла вражеская авиация. Около сорока «юнкерсов», запутавшись в обстановке, высыпали бомбы на своих.

А командование 6-й немецкой полевой армии категорически требовало от солдат и офицеров развития «успеха», не принимая во внимание доклады об огромных потерях. Отдельные группы и подразделения самовольно бросали поле боя, спасаясь бегством. А в эфире настойчиво звучали призывы: «Форвертс!», «Форверте!».

Добрая весть прилетела и со стороны Таганрога. Передовой отряд из состава корпуса под командованием Героя Советского Союза подполковника Епанчина размолотил там несколько сборных частей, вышел к окраинам города.

Еще каких-то пару дней назад гитлеровцы чувствовали себя в Таганроге настоящими хозяевами положения. Военный комендант города в обращении к населению писал: «Положение на фронте прочно закрепилось. Город в любом случае сохранится за немецким командованием... Ни один солдат не покинул до сих пор город, и все прочно останутся на своих позициях».

И вот коменданта след простыл, а гарнизон сложил оружие. Оставленная в городе для уничтожения и взрыва предприятий специальная группа подполковника Кальберлоха большей частью перебита, а остатки ее прорвались к 29-му армейскому корпусу...

Стянув силы, противник нанес из района Саур-Могилы контрудар. В результате наш корпус временно оказался отрезанным от наступающих следом частей. Но на большее враг оказался неспособен. Поняв, что могут сами угодить в ловушку и будут опрокинуты вторым эшелоном фронта, гитлеровцы с наступлением темноты стали отходить на новые оборонительные рубежи.

Над древней Саур-Могилой затрепетало алое знамя.

Ныне там сооружен памятник участникам прорыва «Миус-фронта». На фоне огромного обелиска из серого гранита стоит солдат с автоматом в руках. Величественный монумент увековечил имена семнадцати разведчиков, которые первыми ворвались на вершину и водрузили красный флаг, сделанный раненым младшим лейтенантом Григорием Шевченко из нательной рубахи и окрашенный его собственной кровью...

А мы прощались со своим комбригом Барладяном. В блиндаже, вокруг которого собрались многие бойцы и Офицеры, он пытался доказать врачам, что раны, мол, пустяковые, скоро оклемается, но те лишь молча бинтовали его ноги.

— У меня же бригада, товарищи,— умолял суровых эскулапов полковник.

Медики были неумолимы. Подогнали «санитарку» и увезли Григория Петровича в эвакогоспиталь.

Бригаду принял полковник Василий Михайлович Артеменко.

Есть такое растение — повилика, в простонародье называемое «чертовыми нитками». Оно не имеет зеленых листьев, не вырабатывает жизненных соков, высасывает их из других растений. Обвивается вокруг них, протыкает, как штыком, своими присосками и пьет их «кровь».

Вот такая повилика, с коричневой окраской, вцепилась в нашу «всесоюзную кочегарку», опутала ее, три года паразитировала, давила все живое.

Преследуя врага, мы очень торопились. Малейшее промедление означало, что гитлеровцам удастся увеличить число своих жертв, произвести еще большие разрушения и опустошения на многострадальной земле Донбасса.

...Вдали темнели пирамиды терриконов. Сизый дым поднимался над ними. Днем и ночью слышна канонада. Перекатываются залпы «катюш», гремят пушки, земля вздыхает от разрывов бомб и снарядов. Катятся стремительной волной танки, с ходу швыряют в лицо ненавистного врага огонь и смерть. Справедливое возмездие за кровь Донбасса, за руины, за муки!

И трещит по швам фашистская оборона: это золотая осень сорок третьего расплачивается за кровавую осень сорок первого.

После долгих колебаний Гитлер разрешил командующему группой армий «Юг» Манштейну отвести 6-ю армию и правый фланг 1-й танковой армии на промежуточные рубежи. Наиболее укрепленный из них проходил через Макеевку, восточнее Сталино* и дальше на юг по реке Кальмиус. Здесь были оборудованы так называемые «позиции Черепаха».

* Ныне г. Донецк.

Отход прикрывался подвижными арьергардами, состав которых колебался от роты до батальона со средствами усиления. Обычно арьергард занимал оборону на широком фронте у населенных пунктов, по высотам или берегам рек отдельными узлами сопротивления. С наступлением темноты арьергарды, оставив на месте небольшие подразделения автоматчиков, отдельные пулеметные расчеты, кочующие самоходки, уходили на машинах на новый рубеж. А в это время оставшиеся группы вели непрерывную стрельбу с разных направлений, создавая впечатление наличия здесь значительных сил. К утру эти группы исчезали, попутно минируя дороги, дамбы, гати, взрывая мосты...

На наших картах обозначено строгое направление удара — на Стылу.

В разведдозор беру в основном «стариков», но обкатываю и молодежь.

Петя Алешин, оправившийся от раны, вальяжно развалился в бронетранспортере, подтрунивает над Раковым.

— Саня, покажи живот.

Тот недоуменно хлопает белесыми ресницами.

— Ладно, не надо. У настоящего разведчика живот рашпильный, от того, что много ползает. А у вас, зеленых помидоров, он мягенький, девственный.

— У вас он такой же, как у меня. Уже, наверное, забыли, как ползать, все на брониках раскатываете.

— Усе, Сашко, сдаюсь. Действительно, давно земельку не пахал брюхом.

Я развернул карту. Водитель Орлов искоса на меня посматривает, спрашивает:

— Мудреное название — Стыла. Что-то в ней есть холодное, морозное... Говорят, давным-давно греки ее основали, переселенцы из Крыма...

А посему, раз она Стыла, надо ее брать с тыла...

Чем больше углубляемся в задымленную степь, тем отчетливей видны следы недавних боев. Кругом воронки, воронки, воронки — словно знаки оспы...

В движении постоянно держим связь с ядром развед-отряда — он от нас на удалении десяти километров, комбинируем маршрут — открытые участки местности проскакиваем или замедляем ход для наблюдения. Где нужно — останавливаемся.

В окулярах бинокля — густая лесопосадка, пересекающая дорогу. Решение созрело моментально: на большой скорости приблизиться к лесопосадке, прочесать ее из крупнокалиберного пулемета. Авось гитлеровцы, если они там засели, подадут «голос». Так и сделали. Ответа долго ждать не пришлось — слева блеснула вспышка, бронетранспортер встряхнуло, осколки разорвавшегося снаряда звякнули по броне.

Острая боль обожгла плечо Миши Аверьянова, розовое пятно стало расползаться по маскхалату. Миша опустился на дно бронетранспортера, зажав рану. Ситников уже разрывал перевязочный пакет.

— Рули в низину! — приказал я Орлову.

За нами последовали два бронеавтомобиля.

Обшарив посадку визуально, поняли: этот «орешек» не простой. Там и пехота, и миномет крякает, а в окопе притаилась самоходка.

— Чего застряли? — высунулся из подъехавшего БА-64 капитан Ермаков.

— Немец перекрыл дорогу. Не пущает...

Начальник разведки бригады доложил обстановку полковнику Артеменко.

Оценив местность на карте, решили по той же низине обойти справа лесопосадку, чтобы с тыла взять «на абордаж» скрывшихся в ней гитлеровцев.

Больше немцы не попадались — к дороге подходили беспрепятственно.

До нашего слуха стала доноситься пулеметная трескотня, несколько пушечных выстрелов, над верхушками деревьев пополз дым. По-видимому, в лоб гитлеровцам ударили передовые подразделения бригады.

А это еще что? От лесопосадки катился какой-то пыльный клубок. Никак самоходка удирает? «Фердинанд» — штука каверзная. Это чудище имело до семидесяти тонн веса, 88-миллиметровую пушку, толстенную лобовую броню. Правда, бортовая была слабовата.

Мой отец — по роду своей профессии знаток всякой живности — однажды рассказывал на охоте, как львы в африканской саванне преследуют добычу. Бесшумно подбираются к антилопам, один лев начинает гнать стадо с тыла, остальные преследователи мчатся вдоль. Затем резкий поворот — и лев мертвой хваткой берет антилопу сверху за хребет, сбивает жертву с ног.