Николай Прокудин - Гусарские страсти Страница 27

К полудню продрогший, но не протрезвевший Ромашкин проснулся. Волей-неволей. Мишка Шмер поливал его, словно комнатное растение, водой из кружки.

Никита вскочил и оттолкнул взводного.

Тот оскалился рыжевато-желтыми прокуренными зубами, прищурил щелочки припухших глаз. Отекшее лицо взводного приобрело землистый цвет, а зеленые мочки торчащих ушей контрастно выделялись яркими пятнами.

— Отойди от меня, Крокодил Гена! Тьфу! То есть крокодил Миша! Михаил-крокодил! Чучело, а не офицер! Ну и рыло. Старлей с зелеными ушами!

Шмер возобновил попытку полива «комнатного растения».

— Я тебе что, клумба?! — взвился Никита. — Отстань! Дай поспать! Я новогоднюю ночь службу нес, твой покой охранял!

— Наслышан-наслышан, как ты охранял, пьянь несусветная! Бойцы с утра мусор вокруг казарм собирают после вашего салюта.

— О как! Комбату донесли?

— А я знаю? Но думаю, доброжелатели найдутся.

— Вот черт! Как неудачно вышло! А всё коктейль, коктейль! Зарекался ведь не смешивать напитки! Дегустатор хренов!.. Ну? И зачем ты меня будишь? В штаб вызывают?

— Нет, не в штаб. Нас девчонки в гости звали! Ждут наверное…

— Какие еще девчонки?

— Забыл? Те, самые, которых мы вчера от «урюков» выручили.

«Мы», гм!

— Ну да, ну да, припоминаю. Сами приходили сюда?

— Нет, утром Лебедь прилетал, прокурлыкал: после обеда идем в поход, сбор у общаги. Надо что-то взять с собой, вчерашний запас кончился. Давай денег!

— Вот денег как нет, так и не было, — уныло констатировал Никита. — И не в деньгах счастье, а в потенции! А ее… не поднять.

— Что-что, но это поднимем! А денег, что, действительно нет?

— Я тебе больше скажу — даже выпить нечего! Вчера всё приговорили. А с пустыми руками в гости — это как-то… не по— офицерски.

— Пошли в общагу, пройдемся по комнатам. Не может быть, чтобы всё…

— Вряд ли что сыщем. Необходимы внутренние резервы… О, Лебедь! — осенило Никиту.

— Что — Лебедь?

— Он ведь тоже приглашен! — Нет, как вам нравится это «тоже»! — Лебедь наш — спортсмен, в одиночку не пьет. Так что наверняка у него осталось. Мы же без него вчера напивались! И потом… спирт… — со значением напомнил Никита Шмеру.

А и верно! Лебедь снимал квартиру у какого-то капитана-перестарка, который после недавнего развода с женой обитал в общаге и беспробудно пил. Запой продолжался третий месяц — свобода, брат, свобода, брат, свобода!.. Сколько Лебедь платил тому капитану за жилье, неизвестно. Скорее всего, расплачивался спиртом, доступ к которому у него был постоянный. Этим спиртом Лебедь-Белый должен был протирать измерительные приборы и средства связи, но только дышал на них парами алкоголя… и протирал, конечно, после этого, протирал.

Оно, конечно, идти в гости к дамам со спиртом… А с другой стороны! По анекдоту! «Это водка? — Обижаете! Чтоб я даме — водки?! Это чистейший спирт, леди!»

Дверь домика оказалась не заперта, но почему-то лишь чуть приоткрылась от толчка. В узкую щель удалось разглядеть чьи-то ноги в сапогах. Ромашкин и Шмер надавили на дверь, и она с шорохом и шуршанием все же отворилась на разумную и достаточную ширину, подвинув тело. Включив свет в прихожей, опознали тело — перестарок-капитан, хозяин квартиры, пьян в сосиску.

Так-так. А что в комнате? Тук-тук, кто в комнате живет? Ну, если это можно назвать жизнью… Скорее, пограничное состояние между… В комнате стоял сильный смрад, кислятина-тухлятина. Ситцевые линялые занавески слабо пропускали свет, но и в полумраке можно было разглядеть следы безумной попойки. Лебедь распростерся поперек кровати — головой возле подушки, а ноги на полу, причем одна из них стояла в полупустом ведре с водой. Нет, но когда успел?! Утром же еще прилетал-клекотал — в здравии и вменяемости!

Настроение у Ромашкина и Шмера резко испортилось. С кем связались! На кого понадеялись! И это называется трезвенник, спортсмен, каратист и боксер!

На захламленном столе валялись перевернутые стаканы, огрызки, и остатки какой-то закуски. Недопитая бутылка водки стояла в центре. Еще одна лежала рядом, жидкость из нее почти вся вытекла и разлилась по столу. Судя по запаху, ее уронили недавно.

— Вставай, сенсей! — Шмер толкнул Лебедя в бок носком сапога. — Ну и лейтенанты пошли! Пить не умеют, а не пить не могут. Словно из вытрезвителя вас в наш гарнизон собрали!

— Му-у-у-у! — нечленораздельно отреагировал Лебедь на пинок.

— Ромашкин! Полей его водичкой. Мы должны дознаться, где у него наше спиртное!

— Наше? Ты разве давал ему денег на закупку?

— Не давал. Но ведь он наверняка купил! И припрятал! Главное, чтоб показал где. Хотя бы направление, ориентир. И пусть дальше спит себе! К бабам пойдем без него.

Сразу после ключевого слова «бабы» Игорь разомкнул веки:

— Ага. Заявились! Дружки, называется! К девчатам собрались?! А меня бросить тут решили?! Не-ет уж! Я скажу, где у меня водочка спрятана, когда вы меня в чувство приведете! — Лебедь, высвобождая ногу, отшвырнул ведро. — Ведро… Вода… Душ… — Игорь вновь отключился.

Ромашкин взял ведро в руки:

— Что, Миша? Будем его поливать прямо на кровати? Или на пол сбросим?

— Конечно на кровати! Он сам велел. Сбросить с постели указаний не было. Скинем — а он драться полезет! Он это любит. И умеет. Неси воду!

Никита, пошатываясь, вышел во двор, набрал из колонки холодной воды, вернулся обратно.

— Лей! Прямо на него! — распорядился Шмер.

— Сам лей!

Угу. «А он драться полезет! Он это любит. И умеет…»

Шмер что-то недовольно буркнул себе под нос, взялся за ручку ведра, сделал широкий замах и окатил пьяного Лебедя от пояса до лица.

— У-у-у! Су-у-уки! Ох-х-х… Хоро-шо! — резко вскочил Лебедь. И вновь рухнул замертво на постель.

— Ковшик! Второе ведро! Похолоднее! — распорядился Шмер тоном хирурга. Типа: скальпель, зажим, спирт, еще спирт, огурец!

Никита вздохнул и снова отправился во дворик. Тонкая струйка продолжала течь из открытого крана, и под дверями образовалась лужа. Никита открутил вентиль посильнее и на минуточку присел тут же, на выщербленной лавочке. По стенке дома полз паук — вверх, к стеклам, где была сплетена обширная паутина. В ней жужжала свежая муха… Вот Никита со товарищи — как эта муха. Угодили в ловушку. Их общая ловушка — этот дурацкий Педжен.

— Надоело все к чертовой матери! Тоска! — громко вслух произнес Никита. И для разрядки еще громче, почти сорвавшись на крик: — Жизнь — дерьмо!!!

Никто не ответил. Даже эхо. Не подтвердил. Но и не возразил.

…Это второе ведро вылили целиком — прямо в пьяную морду лица Лебедя-Белого.

Тот вскочил и, не открывая глаз, вслепую принялся махать пудовыми кулаками. Первым же ударом сшиб с ног Шмера, который отлетел в угол. Остальные удары «в молоко» — Никита вовремя спрятался под стол. Лебедь пнул табуретку, и она, подлетев под потолок, плюхнулась на лежащего в проходе пьяного капитана-перестарка. Тот всхлипнул, но не очнулся. Лебедь прыгнул босыми ногами на стол и… только тут открыл глаза. Сопоставил себя и окружающий мир. И себя в окружающем мире, включающем товарищей по оружию:

— Вы чего?! Охренели?! — он отбил пятками чечетку и только после этого спрыгнул на пол.

— Ты сам сказал: ведро, вода, душ! — Шмер потирал ушибленную грудь.

— Я?! Сказал?!

— Сказал-сказал, — подтвердил Никита, выбираясь из-под стола. — Сам сказал, а сам сразу кулаками махать!

— Ну да, сказал, — вынужденно признал Лебедь. — Но! Ведро, вода, душ! А вы?! Ниагарский водопад тут устроили!.. Заставь вас богу молиться…

— Сам дурак!

— Зато красавец! — благосклонно пропустил «дурака» Лебедь. Содрал с себя, срывая пуговицы, мокрую рубашку, обтер ею лицо и швырнул, как тряпку, в дальний угол. Туда же — и майку. Стянул брюки и трусы, перебросил через спинку кровати, изобразил танец живота и остального хозяйства. Затем, напрягая мускулы, принял позу культуриста. — О, как я красив! Аполлон! Как я замечательно красив и прекрасен!.. Нет, мужики, согласитесь — мы, мужики, гораздо красивше баб!

— Игорь? Игорь! Игорь, блин!!!

— А чего?! Нет?! В природе самцы всегда красивше самок! Как красив павлин, и насколько убога пава. Лев — красавец, львица — драная кошка. А рыбки в аквариуме?!

— А рогатый козел? И драная коза? — брякнул не подумавши Шмер.

— Так надо понимать, — напряженно проговорил Никита, — ты предлагаешь нам с Мишкой себя-великолепного. Заместо дамочек-дурнушек, к которым мы собрались? Хозяйством своим тут перед нами трясешь, как…

Рискованно, Никита! Можно и по чайнику схлопотать! По сути, гомиком обозвал.

Но риск благородное дело. Оправдался риск.

Культурист Лебедь секунду раздумывал, нанести ли сослуживцу сокрушительный маваши-гери или заржать и таки одеться. Заржал и таки оделся.

— Ну? Я готов? Побежали?

— Погоди, Игорь. Ты же сказал, что скажешь, где у тебя водочка спрятана?