Тамара Сычева - По зову сердца Страница 28

Идя по городу, вглядывалась в знакомые места. Вот Феодосийский мост над шумным после обильных дождей Салгиром. Каждый камень, каждое дерево были мне памятны с детства. Хотелось поскорее увидеть дом, где я росла, круглый бассейн во дворе, а около крыльца — ветвистый орех, раздвоенный до корня. Мы с подругой часто забирались в его расщелину и, усевшись там, мечтали о будущем.

Завернула за угол и вместо красивого двухэтажного дома и ветвистого ореха увидела груду развалин. Редкая решетка вокруг двора была разворочена, из-под нее торчали остатки орехового дерева.

До окраины города шла быстро, больше нигде не задерживалась. Остановилась у полуразрушенного домика возле шоссе. Изображая из себя рачительную хозяйку, подобрала с земли валявшуюся железку от надворного фонаря с названием улицы и номера дома, а сама в это время внимательно оглядела дорогу.

Мимо сновали туда и сюда легковые машины, проезжали подводы с сеном и разными грузами, мчались мотоциклы.

Уже стемнело, и на меня начали обращать внимание. По-видимому, в этот час не разрешалось ходить.

Зайти в домик мне показалось небезопасным, и я пошла по тропинке в поле. Голову сверлила одна мысль: «Где выбрать место для наблюдения?»

Сумерки сгущались. Отошла метров на сто и, потеряв тропинку, куда-то провалилась. Яма, в которую попала, оказалась старой воронкой от бомбы. «Вот отсюда и буду вести наблюдение». На дне оказалась талая снеговая вода. Подползла к краю воронки, сняла с себя белый шерстяной платок и прикрылась им для маскировки. Пронизывала сырость. Чтобы не простудиться, растерла снеговой водой руки и лицо.

К ночи движение усилилось, но проезжали пока только обозы да легковые машины. Долго следила за дорогой, наконец усталость взяла свое, и я задремала. Мне снилось, что я стою на огневой у орудия, а вокруг меня столпились бойцы и расспрашивают, где я так долго была. Стала рассказывать обо всем пережитом, о том, как фашисты издеваются над советскими людьми в оккупации, разрушают построенное нами. Вдруг раздался грохот, затряслась земля — на нас пошли танки. «Давайте снаряды!» — крикнула я бойцам, а сама хотела навести орудие, но поворотный механизм заело, и я никак не могла повернуть ствол пушки на танки. Они подходят все ближе, и от грохота сотрясается земля.

В это время я проснулась. Окоченевшими руками протерла глаза и увидела, что по шоссе двигаются танки. Лязг гусениц и разбудил меня.

Ночь была светлая. Танки шли быстро, не так, как на передовой, где они осторожно ползут, опасаясь мин. Подумалось: «Вот были бы здесь пушка и расчет, мы бы натворили дел, а так лежи и считай…»

Прошла колонна. Насчитала в ней тридцать три танка, сорок машин с пехотой и несколько десятков мотоциклов. Через небольшой промежуток времени по шоссе прогромыхало несколько тягачей с артиллерией крупного калибра, их обогнали машины с немецкими солдатами и каким-то грузом. Хотелось спать, коченели ноги… «Скорее бы рассвет…»

Опять потянулись по шоссе обозы. Возчики-румыны перекликались между собой, некоторые из них что-то пели. Долго я подсчитывала их повозки, а потом под постукивание и скрип колес, утомленная и продрогшая, опять задремала…

Очнулась, когда небо на востоке посветлело. Шоссе было пустынным. Я решила осторожно выйти из засады, хотя знала, что в такой ранний час оккупанты еще не разрешают ходить. На всякий случай достала из сумочки кусок бумаги, свернула ее, заложила за щеку, повязалась косынкой и платком, потом быстро прошмыгнула на дорогу и пошла в сторону города. С трудом передвигались окоченевшие ноги. Очень хотелось спать. Все сильнее овладевало опасение, что меня могут остановить.

Навстречу шла крытая брезентом машина. Катя предупреждала, что ночью и рано утром небезопасно встречаться с немцами. Машина быстро приближалась. Я ухватилась за обмотанную платком щеку и принялась стонать. Машина остановилась. Гитлеровец открыл дверцу кабины и навел на меня фонарик. Я хотела продолжать путь, но, услышав строгий окрик «Хальт, фрау», остановилась, подошла к машине и показала на «опухшую» щеку.

— Пан, зуб болит, — проговорила я, скривившись, и опять застонала: — Ой, ой, доктор, доктор! К доктору иду.

Немец покачал головой.

— Цан, цан, — объяснил он шоферу, и они поехали дальше.

У меня будто сто пудов свалилось с плеч. На горизонте занималась заря. Показались крайние домики пригорода. Залаяли собаки…

Взойдя на пригорок, увидела восходящее солнце. Мне вспомнились стихи какого-то поэта, воспевавшего солнце, идущее с востока и несущее радость и надежду людям. Эти стихи читала одна девочка на вечере художественной самодеятельности во Львове.

…Когда я постучала в дверь, «брат» лежал на кровати с книгой в руках.

— Я уже тревожился, не случилось ли чего? — спросил он, с беспокойством глядя на мое усталое лицо.

— Ждала утра, ночью ведь не пройдешь, — коротко ответила я и, не раздеваясь, чтобы не терять ни минуты, села на стул.

— Передавай, я буду говорить.

— Да, там давно уже ждут донесений. — Виктор засунул руку под подушку, где у него находился передатчик.

— Танков прошло тридцать три, машин с пехотой — сорок. Несколько десятков мотоциклистов, а румынских подвод с боеприпасами недосчиталась, уснула, — виновато закончила я. — Луизу не видел? — спросила я, когда «брат» снял наушники.

— Вечером ее увез тот же офицер. Вернулась она очень поздно. Капитан проводил ее до крыльца, но в комнату не вошел. Да, вот что, — распорядился Виктор, — днем надо сходить к «почтовому ящику». Может быть, есть письмо от Луизы. Наши беспокоятся, как она устроилась.

— Хорошо, — сказала я и, наскоро закусив, легла на диван и сразу же уснула.

Днем я наведалась в условленное место в городском саду, где находилась наша подпольная почта, и принесла письмо. Под ним стояла подпись: «Голубка».

— От Луизы! — обрадовались мы.

— «Дорогая мамочка! — стал читать вслух Витя. — Вот уже скоро неделя, как я живу здесь. Здорова, но по временам еще дрожат от слабости ноги. Надеюсь, постепенно привыкну и буду чувствовать себя бодрее. Очень скучаю по Толику, здоров ли он?»

— Вот противная, — не выдержала я. — Прежде всего о своем Толике.

— «Как поживают мои дети?» Дети — это мы, наша группа, — пояснил «брат». — «Меня встретили на новом месте хорошо. Все ко мне внимательны, стараются успокоить и развеселить. Начальник относится ко мне по-отечески, говорит, что не даст в обиду и окажет содействие в моих хлопотах. Поэтому обо мне не беспокойся. Дела у меня идут хорошо». — Слава богу! — облегченно вздохнул «брат». — Надо скорее сообщить туда, что все в порядке.

Дальше Луиза с помощью шифра сообщала, что к Симферополю движутся два эшелона с танками и несколько частей СС и что из разговоров офицеров она поняла, что в этом месяце Севастополю готовится большой «кулак».

— Ну, это мы еще посмотрим, кто кому приготовит кулак, — хмуро сказал Витя.

В ту же ночь он передал первое донесение Луизы командованию.

XV

Так началась наша жизнь в тылу врага.

Я ежедневно, чаще всего ночью, ходила в разведку, наблюдая за передвижением немецкой техники по дорогам, прилегающим к Симферополю, а также навещала «почтовый ящик» и приносила все эти сведения «брату», который передавал их через фронт.

В подпольный почтовый ящик поступали сведения не только от Луизы, но и от других разведчиков нашей группы. Однажды коротенькую записку прислала Маня. Она сообщала, что работает в ресторане при немецком штабе, каждый день видит Луизу и наблюдает за ней и ее окружением.

Маня писала, что пока все у нее в порядке, но, если возникнут какие-нибудь сомнения или затруднения, она придет к нам посоветоваться.

Мы с «братом» радовались — все шло так, как было намечено по плану.

Правда, для меня это были нелегкие дни. Мне иногда казалось, что просто не выдержу физически. Я очень уставала. Приходилось много ходить пешком и очень мало спать. И питались мы неважно. Денег у нас было много, но продукты доставали с трудом, а готовить было некогда и негде. «Брат», чтобы не вызывать подозрения соседей, почти не вставал с постели и не выходил из дома.

Однажды я только пришла с ночной разведки на Севастопольском шоссе и еще не успела раздеться, как услышала приказ:

— Необходимо сегодня же достать сведения с Керченского направления.

— Пойду завтра, — попыталась возразить я. — Нет сил, хочу спать.

В комнате было тепло, и, промерзшая за ночь, я не могла больше бороться со сном, как сидела, так и свалилась на тахту.

— Нет, — сквозь дремоту услышала я твердый голос «брата». — Сведения необходимо достать сегодня же.

С трудом поднялась, умылась холодной водой и вышла из дому.