Владимир Коротких - Броневержец Страница 28

Вернувшись, Иванов сказал:

— Слышь, старшина, как бы это нам не те самые пролетарии удружили, с которыми мы на остановке братались?

— Может, и так, — ответил Леха. — Зря мы их не обыскали. Чего командир полка сказал?

— Поблагодарил и сказал еще, что я мудила, потому что саперов не дождался. Правильно, в общем-то, сказал. — Он посмотрел на свою выпачканную кровью форму. — Пойду переоденусь. Танкисты дорогу освободят, тогда и двинемся. Не отставай! — Скорым шагом он пошел вдоль колонны.

Солдаты стояли у машин по два-три человека. На их лицах читалась виноватая растерянность нашкодивших старшеклассников. Мокрое, громыхающее, окутанное гарью шоссе, как эскалатор, уносило их в другую жизнь, где каждый новый день будет теперь приниматься как ее начало, отчего и запомнится надолго, до последних мелочей, где радость будет немногословна, а горе станет немо хорониться на дне души. Оно будет слеживаться, копиться там, не выстраданное, не пережитое до конца, становясь со временем неотъемлемой частью бытия этих взрослеющих с каждой прожитой секундой пацанов. Судьба уже включила их в свою жестокую программу обучения, где знания даются позже, чем требуется ответ. От того и стояли они под дождем растерянные и виноватые, натренированные и вооруженные, но еще не готовые зло защищаться и легко убивать.

Леха вернулся к бэтээру. Рахимов распахнул бушлат и глубоко дышал.

— Не могу кровь смотреть, — морщась, говорил он. — Сразу плохо, упасть боюсь. — Он оперся рукой на колесо. Видно было, что его вот-вот стошнит.

— Водички попей, Шурик. — Леха протянул ему фляжку. — Я тоже от такого зрелища аппетита не нагулял. Это пострашнее, чем дома с батей чушек резать.

Леха закурил. Рахимов сделал несколько глотков и тоже закурил, но тут же побежал за бэтээр и долго там отплевывался. Затем он молча залез внутрь и больше на улицу не показывался.

На месте, откуда Иванов вытащил на себе покалеченного бойца, сапер забивал топором штырь с табличкой «Мины».

— По машинам!.. — понеслось от головы колонны.

Леха занял свое место, запустил двигатели и уперся руками в руль. Глядя на короткий нос бэтээра, он сказал:

— Ну что, боровок, передохнул? На тебя щас только и надежа. Ты ведь уже катался по этим дорогам. Поехали, что ли?! — Он резко и с усилием крутанул руль, выезжая с обочины на покрытый глубокими сколами асфальт.

Бэтээр надсадно рыкнул моторами и покорно, но неторопливо покатился по шоссе, стремясь не потерять отведенного ему места в строю.

Колонна продолжила движение, отринув от себя первую несчастливую метку полковой биографии на чужой земле в виде бурого пятна и куска солдатской ноги, застрявшей в казенных кирзовых лохмотьях.

Леха насколько мог выдавливал педалью газа скудные лошадиные силы из своего боевого бронированного тихохода, сбивая дворниками куски летящей на смотровое стекло грязи от обгонявших его машин. Он спокойно вел бэтээр, прекрасно понимая все возможности устаревшей и поношенной техники. Тот же невозмутимо, но стабильно выдавал на-гора свои шестьдесят километров в час, демонстрируя пожилую, мудрую степенность, дескать, не пристало ему, заслуженному и разрисованному, гонять на старости лет, как помешанная легавая сучка.

Рахимов сидел на месте стрелка и, глядя в прицел, вращал башню.

— Шурик! — позвал Леха. — Рахимов! Ты чего там затаился?!

— Оборона занял, товарищ прапорщик! — бодро доложил Рахимов.

— Какая, на хрен, оборона?! В колонне идем и туман! По своим еще с перепуга лупанешь! Хватит нам боевых несчастных случаев! Застопори башню и иди сюда! — Леха громко кричал, потому что внутренняя связь не работала.

Рахимов снова перелез на соседнее сиденье. Они молча глядели на ползущую перед ними асфальтовую дорогу и однообразный, плохо различимый в тумане пейзаж. Спустя час туман понемногу начал рассеиваться и подниматься кверху, превращаясь в облака. Взору открылась невысокая полоса пустого пространства. Начало колонны все больше удалялось от них, с каждым обгоном оттесняя их к хвосту. Это обстоятельство Леху не очень волновало. Беспокойство Рахимова по этому поводу он тоже быстро унял:

— Не одни с тобой едем! Глянь, сколько техники шурует, краев не видно! Дивизия идет! Не потеряемся! А потеряемся — найдемся!

Успокаивая подчиненного, он, по правде говоря, и сам не знал конечной точки маршрута, поскольку карты следования не имел, но был уверен, что все равно они доедут куда-нибудь в общевойсковой колонне и уже на месте разберутся, что к чему. Мало-помалу его спокойствие передалось и Рахимову, который сидел рядом, мурлыкал под нос национальные мелодии и покачивался в такт собственному пению.

Со временем Леха заметил, что их обгоняют бэтээры уже с другими полковыми знаками на броне, но ввиду отсутствия на их технике форсажа для взлета принял это как должное, отчего окончательно успокоился и тоже стал думать о своем.

«А получил ли уже Яша от комбата пистон за свои шахматные сеансы? Наверняка уже получил. — Леха представил молча выслушивающего нагоняй Яшу и улыбался воспоминаниям. Не потому, что его друг Яша был отлохмачен за свои проделки, а от того, что его проступок по меркам той службы был для батальона почти чрезвычайным происшествием. — Если бы они только видели сегодня Иванова с раненым солдатиком на плечах…» — Леха отвлекся от своих мыслей, сосредоточив внимание на щитке приборов. Стрелки датчиков температуры воды в системе охлаждения двигателей упорно ползли вверх по шкале, приближаясь к критической отметке. Дорога была ровная, нагрузка прежняя, но движки почему-то начали греться. Он съехал на обочину.

— Привал? — спросил Рахимов.

— Привал. Только от дороги не отходи. — Леха вылез из люка и пошел к моторному отсеку. Воды в радиаторах не было.

— Странно… — пробормотал Леха, глядя на пустые, слегка парящие полости под заливными горловинами. Он проверил все соединения патрубков, спустился в бэтээр, осмотрел печки, шланги, но признаков течи нигде не обнаружил. В моторном отсеке и в салоне было сухо.

— Что случился, товарищ прапорщик? — интересовался Рахимов, таскаясь за Лехой с брони в боевое отделение и обратно.

— Вода куда-то делась, — пожал плечами Леха. — Тащи сюда канистру.

Рахимов принес из бэтээра канистру. Леха долил воду и удивленно сказал, возвращая почти пустую канистру Рахимову:

— Ого, литров пятнадцать испарилось!

Они снова придирчиво осмотрели все вероятные точки, откуда могла бы уйти вода, — всюду было сухо.

— Масло в норме, — осматривая щупы, констатировал Леха. — Это хорошо, но чудес не бывает, Шурик. Куда вода делась? — Он снова открыл заливные горловины радиаторов. Вода была на месте. — Надо ехать. Секрет по дороге разгадывать будем. Давай в бэтээр.

Но Рахимов стоял во весь рост на броне и смотрел вдаль по направлению, куда мимо них неиссякаемым потоком шла военная техника.

— Шурик, ты чего, околел?

Тот вытянул руку вперед:

— Там горы…

Леха тоже пригляделся. Впереди, в полосе между облаками и землей, часть горизонта была значительно темнее. Эта темнота при беглом обозрении была сначала принята им за низко висящую над землей черную тучу. Теперь же он ясно различал почти черную громадную стену, заслонившую впереди горизонт. За облаками еще не было видно островерхих очертаний начала горного хребта. Лишь высокая черная стена между землей и тяжелым дождевым небом, как забор на границе мира. В эту минуту он и в самом деле мог поверить, что земля плоская, а на той стене наверняка висит так нелюбимый всеми водителями «кирпич». Но сейчас, пожалуй, Леха от души порадовался бы этому знаку.

— Гиндукуш называется, — сказал Рахимов.

— Ладно, залезай, экскурсовод, поехали, поглядим на твой Гиндукуш. Я до этого только Карпаты на Украине видал. Тоже высокие, лесистые. Щас сравним!

Двигатели работали нормально. Стена по мере приближения росла в высоту, надвигаясь на колонну из-под облаков. Она постепенно приобретала бурые оттенки с неоднородностью скалистого рельефа, расползалась по сторонам, все больше охватывая горизонт. Впереди уже явственно виднелись вертикальные трещины и каменные волны горной породы. Они сползали сверху, нависая друг над другом, точно окаменевшие морщины панциря гигантского доисторического монстра, лежавшего на пути пока еще ровной дороги, которая против ожидания пошла не вверх, а на спуск. Бэтээр, повинуясь силе тяжести, прибавил прыти, с легкостью догнав притормаживающие впереди машины. Колонна тянулась к каменной громадине, изгибаясь в плавном повороте. Ее начало скрылось в грандиозной каменной расщелине.

Слева от дороги в низине показался большой кишлак, до последнего момента, как и все вокруг, прятавшийся в рыже-сером туманном одеянии. Он ютился вплотную к скале, представая перед глазами нагромождением множества беспорядочно расположенных глинобитных домов с куполообразными каменными крышами, торчащими из-за высоких обмазанных глиной заборов — дувалов. Редкие скудные стволы кривых деревьев, напоминающие скорее воткнутые в почву коряги, чем ранее обещанные Рахимовым сады, походили на плохо опаленную поросячью щетину на шматке сала. Одни купола и дувалы, ни улиц, ни фонарных столбов, ни людей. Ничего, кроме уныния, эти первые диковинные проявления местного быта не вызывали.