Последняя патриотическая - Артур Валерьевич Чёрный Страница 28

Сами мы долго соображали, как поступить. Сидеть в подвале у Сочи никто не хотел. Мы даже не понимали: за что? За козни Находки?

– Я им такого «робота» из себя сделаю! – рассуждал об аресте Сапог.

Север ходил эти дни мимо нас. Не мог гнать, но и не мог оставить. Наконец мы сами решили вернуться. Что будет, то будет.

Мы здесь тонули в мелких интригах, а по всей республике уже плыли туманы. Уже началось – ни богу свечка, ни дьяволу кочерга.

Пока здесь бились с укропами, была еще какая-то связующая друг с другом нить. Но вот отступили фашисты, и затрещало в самой Новороссии. После победы вдруг оказалось, что она отнюдь не одна на всех. И каждому от нее понадобился кусок послаще.

Появились из разных крысиных углов великие маршалы и фельдмаршалы, которые объявили победу своей, поставив на ноги смуту. Заявили свои права на заводы, на шахты, на леса, и поля, и на целые города. Мол, мы воевали, мы кровь проливали… А из воевавших там были две консервные банки плюс дыра от баранки. Потому что те, кто воевал, так и остались честны. Так и продолжали сидеть в окопах передовой. А за их тенью росли ассорти – разные там отряды, типа того же «Добра». Росли не на фронте, а глубже в тылу.

Новая народная власть впала в атмосферу тоски, когда, окончив бои, взялась посчитать для начала свои военные силы. Говорить про всё остальное – бед на семь лет. Самый меньший процент штыков выставила передовая. Чуть больше – прифронтовая и разные мутные блокпосты. А больше половины армии оказалось в крупных городах, в тылах и резервах. И если одни смирно сидели в казарме, то другие занимались совсем не войной, а переделом вокруг себя всего мира.

В ноябре победил на президентских выборах бывший командир «Оплота» Александр Захарченко. До этого редко у кого бывший на слуху отряд сразу автоматически стал чем-то вроде президентской гвардии. Стал называться не просто «Оплот», а «Оплот Захарченко». Злые языки говорят, что его дружина разрослась за время войны до трех с половиной тысяч. Причем лишь малая часть участвовала в боях, большая нашла себе теплое место в Донецке.

И вот наконец, решив оздоровить эту массу, начали понемногу слать бойцов на передовую, откуда возвращались не все. Гибли-то там единицы, а вот многие стали тикать. И к чести остававшихся в поле, среди разных шкур в республике пронесся слух: «В „Оплоте“ больше не отсидишься!»

Новая власть поставила на разгон батек Махно и (пока перемирие) формирование вооруженных сил Донецкой Республики. Так нашлась «Оплоту» еще одна работенка – ломать упрямым рога.

Кроме того, почти всё ополчение сидело на подножном корму. Изначально ведь было всё добровольно и за идею. Но это начиналось весной, а теперь преет лист. И до сих пор многие ни копейки не положили в карман. А у людей жены и дети. Вот и перебивались кто чем. Одни бойцы брали продуктами в отрядах и увозили домой, другие «отжимали» и продавали на сторону, третьи просто шли мародерничать. Нужно было положить конец этому беспределу. Собрать всех в одну армию, назначить зарплату. Кто не согласен, разогнать по домам или пустить в расход. Всё справедливо. По законам военного времени.

В октябре месяце рухнул один из знаменитых командиров ополчения – Безлер, он же Бес. Уехал в Россию и не вернулся. За него говорили с той стороны украинские генералы: «Уважаемый был противник!» Бес держал Горловку – «донбасский Сталинград», важный участок фронта. Но кроме ополчения Горловки к Бесу прилипли отряды со всей республики.

Алик, на чьи деньги создавался наш «Беркут», когда-то пришвартовался к берегу Беса, прикрыл себя его именем. У Алика были в Донецке свои капиталы, и он всю войну активно переводил их в Россию, отсюда подальше. И вот сбежал сам куда-то в Москву и перестал присылать деньги расползшемуся отряду. Сочи, Север и Хмель (уже три разных подразделения, и все они – «Беркут») оказались на перепутье и всерьез заскучали.

Пока были у Беса, была какая-то легитимность. А вот отрубили! Вчера кончился Бес – сегодня «Беркут» стал бандой. А что делают с бандой в республике, пока перемирие? А ей едет ломать рога «Оплот Захарченко». Именем законного президента. Именем Народной Республики.

Мы как раз в эти дни вернулись в Макеевку. За день до нашего возвращения «Оплот», за отказ сложить оружие и покориться, взял штурмом какой-то блокпост «Беркута» в городе. Люди жаловались на поборы. Убили одного ополченца, ранили двух других – все из отряда Хмеля.

Оплотовцы за два дня до этого приезжали предупредить: уходите по-доброму! Но Хмель продолжал мариновать бойцов на блоке. И вот вновь приехал «Оплот» и убил россиянина-добровольца Москву. Убил, когда тот, опустив оружие, вышел из-за прикрытия блока на переговоры. Убил Москву ротный командир «Оплота» Нос. А после по его приказу прострелили ноги двум другим ополченцам. Так был зачищен блокпост Хмеля.

Еще какой-то казачий блокпост – восемьдесят два вооруженных бойца – в центре города. Зачем он там нужен? Однажды ответил Японец: «По бардачкам лазить». К ним тоже приехал «Оплот», установил на прямую наводку БТРы, выдвинул ультиматум: «Либо с оружием с нами на передовую, либо сдать оружие – и по домам! Час на раздумье!» Через час блокпост отдал восемьдесят два автомата.

Комендатура города разоружала очередной блокпост. На посту все пьяные. Не вышло мирно. Двое убитых.

И вот Макеевка, «Семерка»: до революции квартировал здесь Седьмой отдел милиции – база «беркута» Сочи. Нас только что на «газели» вернул с передовой Карабах, и мы стоим на плацу, растерянные, что никто не встречает. Пасмурный день ноября, ходят мимо нас вооруженные «чиполлины», за спиной метут «роботы» осенние листья, и какой-то безнадегой веет из открытых дверей казармы. Находка пугал нас арестом, Сочи матерился, что сядем в подвал, а здесь никакого интереса ко всем пятерым.

За два дня до нас вернулся в Россию Хант. Так больше и не свиделись здесь.

Оказалось, мы вернулись не вовремя. С утра позвонили, сказали: всю базу едет разоружать «Оплот». На танках, с батальоном пехоты. До этого, ко всем прочим несчастьям, дочиста сбежали в Россию вожди – Алик и весь ералаш. И отключили свои телефоны. Не с кем советоваться, некого слушаться, никто не знает, что делать. Все сходят с ума. Сейчас будут утюжить танками, а тут публика – дура!

Здесь не до нас,