Генрих Гофман - Герои Таганрога Страница 29

— Хватит, товарищи. Надо беречь батареи, — сказал Данилов и, просунув руку за дверцу печки, выключил приемник. — В какое время завтра придете слушать?

— Это пусть Морозов решит, — кивнул Афонов на Николая. — Он у нас и агитация и пропаганда. Ты, Михаил, вместе с приемником поступаешь в полное его распоряжение.

— Приду ночью, в половине двенадцатого, — сказал Морозов. — В это время передают самые последние сообщения...

— А на патруль не боитесь нарваться? — спросил Данилов.

— У меня заготовлен ночной пропуск.

— Буду ждать, — сказал Данилов коротко.

Когда Морозов и Афонов вышли от Данилова, солнце склонялось к западу. Было светло и пахло морем. Низко над городом ревели немецкие бомбардировщики. Неуклюже растопырив шасси, они разворачивались над крышами зданий и планировали в сторону аэродрома.

— Смотри! Авиацию подбрасывают. Значит, действительно со дня на день наступать собираются, — тихо, сквозь зубы процедил Василий.

— Неужели наши ничего не знают?

И словно в ответ на это в прозрачной бездонной голубизне появилась белая нить инверсии, протянувшаяся за крохотным силуэтом самолета.

Со всех сторон ударили зенитки. Серые точки разрывов в беспорядке повисли вокруг советского разведчика. За надрывным ревом фашистских бомбардировщиков не было слышно гула его моторов, но белый след продолжал упорно ползти в голубом океане безоблачного неба. Будто снежки на стене, лепились возле самолета разрывы зенитных снарядов, и вдруг на самом острие инверсии показался ядовито-черный дым. Огромный ком пламени, переломив плавную линию полета, заскользил к земле, оставляя в небесной синеве огромный траурный шлейф.

— Сбили, гады! — вырвалось у Василия.

— Этот уже не расскажет о том, что видел, — Николай снял с головы фуражку и, продолжая следить за падающим разведчиком, спросил: — Каменский и Пономаренко идут на ту сторону?

— Сегодня ночью отправляются. Константин им уже передал пояса.

Горящий самолет упал в море. Никто из летчиков так и не воспользовался парашютом. Над городом по-прежнему ревели моторы немецких бомбардировщиков.

С появлением радиоприемника распространение листовок по городу пошло более успешно. Теперь сестра Василия Таисия Каменская ночами не отходила от пишущей машинки. Когда радио приносило сводки об успешных действиях Красной Армии, Морозов сам составлял листовки и требовал от Таисии подготовить к утру не менее пятидесяти экземпляров. А утром в квартиру Каменских приходили тайные почтальоны — Мария Кущенко, Тина Хлопова, Лидия Лихолетова и Дора Галицкая. Они получали по десятку бюллетеней и распространяли их в городе. Для подпольных групп листовки через связных отправлял сам Василий или Николай.

Так эти бюллетени, названные подпольщиками «Вести с любимой Родины», размножались на пишущей машинке десятками экземпляров, расклеивались по улицам, передавались знакомым, разбрасывались на предприятиях города.

Случалось и Таисии Каменской распространять листовки между своими знакомыми. Однажды к ее больному ребенку пришла врач Нина Козубко. Она осмотрела мальчика и, выписывая лекарства, стала рассказывать о положении на фронтах. Таисия и ее муж переглянулись. Заметив это, доктор Козубко достала из портфеля смятую, замусоленную листовку:

— Можете сами прочесть, если не верите...

Таисия Каменская узнала свой бюллетень «Вести с любимой Родины» и, вернув его доктору, принесла другой, с новыми данными. С этого дня Нина Козубко стала забегать по утрам к Таисии за свежими новостями.

На второй машинке работала жена Федора Перцева. В общей сложности подпольщики Таганрога выпускали порой до ста листовок в неделю. Так проводились в жизнь указания подпольного центра об усилении пропаганды среди местных жителей. И это давало свои плоды.

Как-то во время обеденного перерыва кузнец котельного цеха Максим Плотников вызвал Василия Афонова из авторемонтных мастерских и повел его за полуразрушенную кирпичную стену, туда, где высились груды металлолома. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что вокруг никого нет, он сказал:

— Сегодня после работы зайдем ко мне на квартиру. Там нас один человек дожидаться будет.

— Кто такой? — насторожился Василий.

— Мой знакомый, из Михайловки.

— А что он хочет?

— Хочет связаться с городским подпольем. Но я ему ничего еще о нас не говорил. Понимаешь, к ним в село попала наша листовка «Вести с любимой Родины». Она у них кое-кого за живое задела. В городе, мол, советские люди действуют, а мы, мол, что, хуже других. Вот и создали они у себя подпольную группу. Пока у них всего четверо. Но среди этих четырех и начальник полиции Михайловки. Он и нам очень может сгодиться...

— Явная провокация, — перебил Плотникова Василий.

— Погоди, Вася, не горячись. Я ведь тоже себе не враг. Руководителем они моего старого дружка Акименко выбрали. Парень крепкий и свой. Он и приходил ко мне вчера вечером. Попросил по дружбе узнать, с кем из городских связь наладить. Я ему, конечно, ни слова о нашем штабе, а про себя подумал, не грех нам и этих к своему делу приобщить. Вот и хочу, чтоб ты сам с Акименко покалякал. Он сегодня к вечеру обещал наведаться.

— Не нравится мне этот визит, — задумчиво проговорил Василий. — Почему он тебе с первой встречи все рассказал? Даже начальника полиции назвать не побоялся.

— Так я ж тебе объясняю. Мы с этим Акименко дружки. В свое время хлеб-соль пополам делили. Я за него руку на отсечение не пожалею, — горячо стал доказывать Максим.

— А чего ж ты сам ему не доверился? — Василий лукаво прищурил глаз, исподлобья глянул на Плотникова.

— Дисциплина не позволила. Без тебя не решился на такое. Я ему пообещал с народом поговорить, выяснить, может, кто знает подпольщиков. Вот он и явится вечером за ответом.

— Хорошо! — согласился Василий. — Жди вечером и меня в гости. Я еще кое с кем посоветоваться должен.

На том и расстались.

Перед тем как отправиться к Плотникову, Василий встретился с Морозовым и сообщил ему о состоявшемся разговоре. Николай одобрительно отнесся к предложению Плотникова, но посоветовал действовать осторожно. Решено было, не раскрывая городскую подпольную организацию, связаться с подпольщиками села Михайловки и на деле проверить их.

В этот вечер Василий допоздна засиделся у Плотникова. Акименко не вызвал у него подозрений. Это был молодой, коренастый парень лет двадцати пяти, с открытым и добродушным лицом.

Он рассказал Василию об остальных трех членах их малочисленной организации. Оказалось, что Сергей Шубин пошел работать в полицию по единодушной просьбе своих же односельчан и всячески помогает людям в трудные минуты.

— Нам ведь для чего с городскими встретиться нужно? Их, небось, специально оставили. Они с той стороной сообщаются. И нам бы подсказать могли, каким делом заняться. А то мы сами себе и начальники и подчиненные. Шубин вон из полиции ящик с патронами утащил, а куда нам их столько, у нас ведь и ружьев-то нету, — рассказывал Акименко.

— А как же вы с немцами бороться собираетесь? — спросил Василий.

— А мы пока не боремся, мы вредим.

— И что ж, успели навредить?

— У нас в большом амбаре фрицы семенной фонд закладывают, вот мы и надумали бирки на мешках поменять.

— Для чего? — не понял Василий.

— Ну, на яровые — озимые повесить, а на озимые — яровые. Вместо урожая немцы шиш соберут.

— Этого ни в коем случае делать пока нельзя, — мрачно сказал Василий. — До урожая еще год жить, а за это время и наши вернуться могут. Кому же вы навредите?

— Если наши придут, мы обратно все перевесим.

Афонов промолчал, задумался. Он понял, что этих лихих ребят нельзя оставлять на произвол судьбы. Иначе они могут провалиться на пустяковом деле, погибнут без пользы. А если ими руководить, если направлять их действия, немалую помощь окажут они своим односельчанам да и городскому подполью в тяжелые дни фашистской оккупации.

Чтобы окончательно убедиться в надежности этих людей, Василий договорился с Акименко, что пришлет человека за ящиком с патронами.

— А хотите, мы сами их вам доставим. Шубин часто на мотоцикле в Таганрог приезжает, — предложил Акименко, уже прощаясь.

— Что ж, можно и так. Привозите сюда, к Максиму Плотникову. Ты как, Максим, не возражаешь?

— Пусть привозят ко мне, спрячу в хорошем месте.

Когда Акименко ушел, Василий сказал, обращаясь к Максиму:

— Кроме твоего дома, они ни к кому не должны ходить. И, кроме тебя, никто о них знать не должен. Эту группу в Михайловке поручаю лично тебе. Через тебя и связь с ними поддерживать будем. Ясно?

На очередном совещании штаба предложение Морозова о создании боеспособных дружин было принято единогласно. Решили организовать три боевых отряда. Командование ими поручили Георгию Тарарину, Виктору Гуде и Федору Перцеву. Это были наиболее грамотные и наиболее зрелые в военном отношении люди.