Генрих Гофман - Герои Таганрога Страница 28

За последние месяцы по заданию центра создал подпольную группу на котельном заводе Василий Лавров, Федор Перцев — на кожевенном заводе № 1, Юрий Лихонос — на железной дороге, Анатолий Кононов — в пригородном хозяйстве, были созданы группы учителей, медиков. Молодежная группа Петра Турубарова почти полностью обосновалась в сельскохозяйственной школе.

Все эти разрозненные группы подпольщиков поддерживали связь с городским центром через связных. От них получали листовки и боевые задания. Изредка на совещания штаба являлись к Василию руководители групп. Однако четкого, продуманного плана совместных действий все еще не было. Это тревожило Николая Морозова. После долгих раздумий он решил предложить Василию организацию боевых дружин. И сейчас, ожидая его возвращения, готовился к серьезному разговору.

— Жена пошла за ними. Если дома, сейчас придут, — сказал Василий, войдя в комнату и присаживаясь напротив.

Неожиданно вбежал Михаил Данилов. Его осунувшееся лицо сияло от радости:

— Готов приемник! Только сейчас прослушал сводку. Теперь в восемнадцать ноль-ноль передача будет. Приходите, послушаем вместе.

— Значит, и мы с приемником, — улыбнулся Василий.

— Молодец, Данилов! Молодец, Михаил! — Морозов от души потряс его руку. — Теперь регулярно будем Москву слушать...

Данилов кивнул и, глубоко вздохнув, проговорил:

— И у меня будто гора с плеч свалилась...

Вот уже больше двух месяцев он выполнял задание Василия Афонова: собирал самодельный радиоприемник. Издавна Михаил Данилов увлекался радиотехникой. Не один приемник собрал за свою жизнь. До войны это было просто. Заходи в магазин, выбирай лампы, проводники, сопротивления, контуры. А где теперь взять нужные части?

Получив приказ подпольного центра, Данилов целыми днями ходил по городу. Его часто видели на базаре, в различных мастерских, основанных предприимчивыми кустарями, возле немецких складов, где хранились аккумуляторы и электрические батареи.

Постепенно Данилов нашел все нужные части для будущего приемника. Он торопился, потому что знал, как необходим приемник подполью. Кроме того, Василий подгонял его, ругал за медлительность. Подпольщикам был известен крутой нрав Афонова — он требовал незамедлительного выполнения своих приказов. Поэтому долгими ночами просиживал старый мастер, собирая приемник, забывал про усталость, не щадил себя, напрягал глаза, утомленные светом коптилки.

— Я его так запрятал, что ни одна ищейка не унюхает, — он хитро прищурил глаза. — Настроил — и в печку. Только антенну в трубу вывел. А наушник через отдушину протащил. Вот увидите, здорово получилось...

— Вместе пойдем, Василий? — спросил Морозов.

— Нет. Иди один... Ты занимаешься листовками, ты и послушай сегодня. А я тех связных инструктировать буду. Надо им рассказать, что мы сделать успели. Глядишь, и о нас Москва сообщит по радио.

— Хорошо! Я приду, — сказал Морозов Данилову. — Нам с Василием еще поговорить надо.

Данилов понимающе кивнул и вышел из комнаты.

Морозов подробно изложил Афонову план создания боевых дружин. Василий пристально посмотрел на него узкими щелками глаз:

— Все правильно. Только не рано ли?

— По-моему, вопрос этот давно назрел. Красная Армия со дня на день может прорваться к Таганрогу. Чем мы ее поддерживать будем?

— А то, что немцы наступать собираются, ты забыл? — усмехнулся Василий. — Или считаешь, что Брандт обманул Трофимову?

— Нет, наступать они, видимо, будут. Но неизвестно еще, что из этого получится...

За дверью послышались тяжелые шаги. В комнату вошел высокий человек с пышной шевелюрой. Над губой его ленточкой чернели усы.

— Здравствуйте, Сахниашвили, — приветливо сказал Василий, поднимаясь с табуретки.

— Что нового, кацо? — спросил Морозов и тоже пожал ему руку.

— Зачем спрашивать? Раз пришел, сам расскажу.

Сахниашвили расстегнул ворот промокшей от дождя рубашки, причесал влажные вьющиеся волосы и, усевшись на стул, положил ногу на ногу.

— У нас в больнице все утихло, — сказал он. — Никого больше не вызывают. Будто и не было побега. Но дальше так действовать нельзя. Зачем зря рисковать? Меня прикрепили к лагерю военнопленных. В больнице я аптекарь, а в лагере фельдшером буду. Так начальник сказал. Вот мы и придумали новый вариант. Я пленных командиров из лагеря в больницу стану класть. А Сармакешьян и Козубко продержат их в палате недели три-четыре, а потом подпишут заключение о смерти. Этот документ я в лагерь коменданту отнесу, для отчета, а людей на ту сторону. Вот какой план прорабатывать надо.

— А что, ловко придумали, — согласился Морозов.

— Молодцы, действуйте! — Василий хлопнул себя по колену и потом спросил: — Сармакешьян входит в медицинскую комиссию по набору рабочей силы в Германию?

— Зачем один Сармакешьян? Там и Козубко работает...

— Мы договорились, чтобы они наших людей браковали.

— Нет, так не надо делать. Наши не каждый день в комиссии работают. А там есть две девушки, на бирже труда сидят. Хорошие девушки. Они у меня листовки брали. Надо с ними поговорить. У них бланки, они могут освобождение написать. Их твой брат Костя знает. Потом есть еще один рецепт. Руки в негашеную известь обмакнуть. Язвы появятся. Немцы очень боятся экземы. Сразу освобождение дадут. А на руках язвы быстро проходят.

— Спасибо за совет. Попробуем все использовать, — сказал Василий. — Надо помогать тем, кто не хочет в Германию ехать. Так ведь, кацо?

— И этим надо помогать и другим тоже. У нас в больнице военнопленные с голоду пухнут. Чем помочь можем?

Василий задумался.

— Давай Кононова подключим к этому делу. Пусть с подсобного хозяйства продукты подбрасывает, а уж мы найдем дорогу к военнопленным, — предложил Николай.

— Согласен. Пора собирать совещание штаба. Тогда и о дружинах поговорим. Так, что ли, комиссар?

— Когда соберемся?

— Если успеешь оповестить народ, хоть завтра.

— Лучше послезавтра. Вернее будет. — Николай посмотрел на часы. — Время-то смотри как летит. Уже три, а мне еще Турубарова повидать надо и к шести быть у Данилова.

— Иди, иди, раз торопишься. Если я до шести освобожусь, тоже приду послушаю, — пообещал Василий.

К Михаилу Данилову Морозов пришел за пятнадцать минут до начала передачи последних известий.

— Ну, показывай свою машину, — шутливо попросил он. Данилов подвел его к печке, открыл дверцу и, кивнув на груду щепок, пересыпанных золой, похвастался:

— И анодные батареи там же спрятаны.

— Где ж ты их раздобыл?

— Пришлось обручальное кольцо у жены забрать. Немцы больно охочи до золота. Договорился я с одним немцем на узле связи. Рассказал ему байку, что один румын мне за анодные батареи пуд пшеницы дает. И выменял их на кольцо. Фриц аж облизнулся, так ему кольцо приглянулось. Притащил мне батареи... — Данилов вздрогнул. — Только вот кольцо жалко... Двадцать лет его жена носила.

Морозов ласково похлопал его по плечу.

— Молодец, дядя Миша... Не горюй. Наши вернутся, раздобудем тебе самое лучшее кольцо.

— Эх, поскорее бы наши пришли, — снова вздохнул Данилов. — Бог с ним, с кольцом-то! Давай-ка лучше послушаем, что там на фронте делается, — он достал из отдушины наушники и протянул их Морозову.

За треском и шорохом эфира Николай услышал наконец два длинных и один короткий гудок.

«...Восемнадцать часов по московскому времени», — прозвучал до боли знакомый голос диктора.

Напрягая слух, Николай старался не пропустить ни слова. В сообщении Советского Информбюро говорилось о боях местного значения на Центральном и Ленинградском фронтах, о действиях белорусских партизан, которые уничтожили немецкий обоз с продовольствием, о героизме моряков, обороняющих Севастополь.

Афонов пришел, когда передача последних известий уже подходила к концу.

— За вчерашний день наши летчики сбили в воздушных боях двадцать девять фашистских самолетов, — с радостью повторил Николай последние слова диктора и передал наушники Афонову.

Надев их, тот долго и сосредоточенно случал.

— Чего тянешь? Передача уже закончилась.

— Подожди, Николай, — отмахнулся Василий. — Первый концерт Чайковского для фортепьяно с оркестром...

В течение нескольких минут наушники переходили из рук в руки. С затаенным дыханием ловили люди звуки знакомой мелодии. После бравурных немецких маршей, громыхавших с утра до вечера в городской радиосети, музыка Чайковского лилась словно из далекого сказочного мира.

— Хватит, товарищи. Надо беречь батареи, — сказал Данилов и, просунув руку за дверцу печки, выключил приемник. — В какое время завтра придете слушать?

— Это пусть Морозов решит, — кивнул Афонов на Николая. — Он у нас и агитация и пропаганда. Ты, Михаил, вместе с приемником поступаешь в полное его распоряжение.