Пауль Кёрнер-Шрадер - Дневник немецкого солдата Страница 29

Тяжелую артиллерию снова днем и ночью подтягивают к фронту. Ее приближение слышно издалека: металл на морозе гудит, как колокол. Очевидно, звуковая разведка Красной Армии засекает этот гул. По дорогам, по которым движется артиллерия, с большой точностью бьют советские дальнобойные орудия.

Подтягивание артиллерии дает повод говорить о наступлении. Но теперь все понимают, что наступать можно, лишь создав солидные материальные запасы.

Поступил запрос от оружейников, сдают ли раненые в эвакогоспитале оружие и сколько такового принято. В вестибюле валяется все что угодно — от стальных касок до саперных ножниц. Но оружия, конечно, нет. Да и какое может иметь значение для наступления десяток-другой винтовок?

Дела с Венделем надо свертывать. Когда он приходил в последний раз, я отдал ему все винтовки. Если явится еще раз, дам несколько винтовок и скажу, чтобы больше не приходил.

Вендель пришел за винтовками вдрызг пьяный. Покончив с формальностями, дыша на меня винным перегаром, он зашептал:

— А ты что за это получаешь?

У меня перед глазами пошли круги. Но я пренебрежительно бросил:

— Что я могу получать?! Не понимаю.

— Заткнись. Ты великолепно знал, зачем нужны были бумаги Фризе. Не строй из себя невинную девочку.

Я внимательно посмотрел на Венделя и спросил:

— Может быть, и эти винтовки приносят тебе доход?

— Так спрашивают дураков, — отбрехнулся Вендель. — Меня не поймаешь.

Увязывая винтовки на салазках, Вендель заискивающе произнес:

— Я же предлагал тебе шнапс, ты сам не захотел.

— Откуда у тебя шнапс, если ты сдаешь оружие на склад?

— Иди проспись, святоша. На следующей неделе я снова приеду. Если хочешь, прихвачу для тебя канистру спирту. Могу достать и несколько кило хозяйственного мыла. Будь уверен, у Иванов отличный товар.

Ну и скотина. Продает партизанам немецкое оружие и при этом еще философствует. Больше я через этого типа не отправлю ни одной винтовки. Лучше подсовывать их в сани возчику торфа. Отныне буду припрятывать оружие под пол.

Через возчика торфа я отправил Алексею записку, в которой написал, что Вендель негодяй и больше я с ним не хочу связываться.

Перед рождеством всюду появились лотки с разным товаром. Пусть солдаты как следует напьются и забудут о доме — тоске не место на войне.

За три дня до рождества пришел с аэродрома Рейнике.

— Самое подходящее время, — сказал он, — выпустить на снег бензин из нескольких бочек. Дела с горючим плохи. Дымшашек нет, летчики используют бензин для постановки дымовой завесы при вылете из окружения. Если мы сейчас устроим то, что задумали, это немедленно отразится на вылетах. Лучше всего проделать это завтра. Сегодня все отправились в город за покупками, и завтра полетов не будет. Когда же все будут торчать на аэродроме, мы ничего не сможем сделать. Итак, завтра. Договорились?

Вечером двадцать второго декабря я зашел к дежурному телефонисту Греверу. Позвонил на полевую почту и спросил, нет ли писем для эвакогоспиталя. Увидев, что я торчу у телефона, Гревер тут же куда-то вышел. Я открыл крышку полевого аппарата, отвернул клемму и устроил короткое замыкание.

Затем сказал фельдфебелю Бауманну, что наш аппарат испорчен и мне придется пойти в управление тыла, чтобы оттуда позвонить в Оршу, в штаб роты, куда она переехала, и доложить о делах.

Пришел с аэродрома Рейнике, в огромном толстом ватнике, похожий на рулон материи, — недаром советские военнопленные прозвали Густава «товарищ Квадратный». Усевшись за стол составлять дневной рапорт, он вдруг разразился руганью:

— Проклятье, забыл свой бумажник в ангаре. Именно сегодня, когда мне надо кое-что купить. Придется тащиться назад. Вот дерьмо, невезение великогерманское!

Фельдфебель Бауманн сказал:

— Бумажник не пропадет. Возьмешь его завтра…

— И правда, завтра летать не будут, и на черта мне это надо — переться туда. Должен же я когда-нибудь выспаться!..

— Ну, тогда сходи за своим бумажником сейчас, — сказал Бауманн.

— Мне тоже в ту сторону, Густав, — сказал я. — Я иду в управление тыла. Мне нужно оттуда позвонить по телефону. Хоть на несколько часов избавлюсь от этого трупного запаха.

— Тогда уж лучше идите вдвоем, — посоветовал Бауманн. — Ты, Карл, проводи Густава. Вчера опять подстрелили одного солдата. Вдвоем все же не так опасно.

Мы основательно закусили, замотали тряпками головы, особенно уши, надели каски, нацепили на рукава повязки с красным крестом и двинулись в путь, прихватив с собой автоматы, запас патронов и бутылку водки.

Мела вьюга. Идти против ветра было трудно. Со страшным грохотом мимо нас промчался броневик, за ним тянулась колонна грузовиков, в конце ее — второй броневик. На кабине каждого третьего грузовика укреплен пулемет. Вот как снаряжает теперь транспортные колонны напуганное партизанами командование.

Управление тыла находится на полпути к аэродрому. Мы зашли туда, и я попросил проверить линию на эвакогоспиталь. Связисты убедились, что она действительно не работает. Я позвонил в Оршу, доложил фельдфебелю Бартлю о срочном поступлении раненых, поговорил о прочих делах, и мы с Густавом пошли дальше.

По пути нам взбрело на ум зайти в «роту мясников». Унтер-офицер продсклада был рад нашему приходу. Мясников снабжают только русскими папиросами — «длинноствольными», а у нас — немецкие сигареты. Мы угостили его сигаретами, распили вместе по стаканчику можжевелевой водки «Штейнхегер», посудачили насчет отмены отпусков, посетовали на то, что не скоро прибудет смена, и поболтали о предстоящем наступлении. Все эти заходы «по пути» могут нам пригодиться, если придется доказывать свое алиби.

Мы молчали, пока не вышли за город, в поле. Там обсудили план наших действий.

Аэродром хорошо замаскирован, не видно ни единого огонька. Да и ночь такая, что за снежной пеленой в двух шагах не разглядишь человека. Рейнике сообщил, что накануне получено много бензина. Все бочки сложены штабелями в стороне и засыпаны снегом, чтобы их не было видно с воздуха. Подветренная сторона также завалена снегом. С нашей стороны снега меньше, и бочки можно разглядеть.

— Ты что-нибудь видишь? — спросил меня Рейнике.

Я пригляделся, и мне показалось, что впереди я вижу какой-то бруствер.

— Вот это и есть бочки. Пожалуй, лучше будет, если мы все закончим до того, как заглянем на аэродром. Сначала сделаем дело, а потом я пойду за своим бумажником.

Он отлично ориентировался и уверенно вел меня к цели. Мы свернули с дороги и, проваливаясь по колено в снегу, добрались до едва различимого бруствера. Густав заверил, что нас ни один черт не увидит и не услышит. В такую вьюгу охрана носа не высунет наружу. Если же нас будут спрашивать, не видели ли мы, кто стрелял, скажем, что повстречали испанцев из «Голубой дивизии» — эту банду терпеть никто не может. Всем известно, что испанские фашисты ни с того ни с сего могут поднять шум и стрельбу.

Мы решили прошить весь бруствер с бочками бензина с двух сторон, под прямым углом друг к другу, чтобы кто-нибудь из нас не угодил под автоматную очередь другого. Я остался близ дороги, а Густав пошел к повороту. Я мысленно отсчитывал его шаги, и когда подумал, что он уже, должно быть, завернул за угол, раздалась автоматная очередь. Она прозвучала очень тихо, и, находясь в помещении или закрывшись с головой тулупом, едва ли что можно было услышать. Вспышек огня я так и не увидел — до того густо валил снег. Я подбежал к бензоскладу и тоже застрочил из автомата по бочкам. Я бил короткими очередями, переходя с места на место. В каждой бочке должно быть не меньше двух дырок. Этого вполне достаточно, чтобы бензин вытек. Делать больше нет смысла, но две должны быть обязательно. О, если бы так продырявить все бочки и цистерны нашего вермахта, остановить все танки, бронемашины, грузовики и самолеты, может быть, кончился бы этот кошмар. Многое и без того уже перевозится на лошадях, иногда в сани людей впрягают, но так далеко не уедешь. Бензина, двигателя войны, — вот чего бы их лишить.

Подойдя ближе к брустверу, я лег на снег и продолжал спокойно стрелять. Ни черта они не слышат! Пока они расчухаются, мы уже напоим снег бензином.

Но моя радость была преждевременной. Внезапно поблизости раздались одиночные выстрелы. Густав продолжал шпарить из своего автомата. А это выстрелы охраны. Неужели они все-таки услышали нас?

Пора отходить. Воздух насыщен запахом бензина. Я пополз к дороге и нечаянно провалился в кювет. Я дал из кювета еще очередь-другую. Поблизости раздался треск другого автомата. Густав?..

Мы тут же столкнулись, тяжело дыша друг другу в лицо.