Эллио Витторини - Люди и нелюди Страница 29

Эн-2 снова со смехом повернулся к Метастазио.

— Ты обиделся, Метастазио?

Метастазио снова улыбнулся.

— Ну вот, — сказал Орацио, — я же говорю, что он обижен.

— Тогда я возьму две с половиною сигареты у тебя и две с половиною у Метастазио.

— Вот так-то, видно, лучше.

— И никто не обижается?

— Никто.

Орацио и Метастазио получили назад пять сигарет и, казалось, были довольны. Каждый положил в карман по две сигареты, а одну они поделили пополам, закурили и стали со смехом пускать дым.

— А ты не покуришь с нами, командир?

Эн-2 закурил и стал дымить вместе с ними.

— У тебя больше ни одной сигареты не оставалось?

— Ни одной.

Орацио и Метастазио переглянулись с довольным видом. Орацио стал рассказывать о том, какое путешествие по служебным делам предстоит им: они должны поехать на грузовиках через Геную до самого Пьомбино.

— Когда вы уезжаете?

— В понедельник или во вторник. Раньше я женюсь.

Орацио сказал, что решил не дожидаться конца воины и жениться сейчас же.

— Чего еще ждать? Если можно сделать это сейчас, значит надо сделать.

— Да, это просто, — сказал Эн-2.

Разве это не было просто? Это было очень просто.

— А борьба? — спросил Эн-2.

Наверно, он будет продолжать борьбу и после того, как женится.

Конечно, он не бросит. Не бросит своей работы — ездить взад и вперед, не бросит борьбы. Почему он должен бросить все это?

— Само собой, — сказал Эн-2.

— Само собой, — сказал Орацио.

Да, это разумелось само собой. Ведь это было так просто. И, оставшись один, Эн-2 понял, как это просто — не уезжать из Милана.

Это было просто, как желание гибели, но это не была гибель; совсем даже наоборот. Все дело в том, что Берта вернется, независимо от того, читала она газету или нет, а он ждет ее. Разве он может уехать из Милана раньше, чем Берта вернется? Не может! Сегодня, или завтра, или еще позже, но Берта вернется; неважно, читала она газету или нет; все равно она узнает, что случилось, и больше не уйдет, и они вместе уедут из Милана.

Вот в чем было дело. И все было очень просто. Просто, как зимнее солнце за окнами, высоко над Миланом; просто, как желание Орацио поторопиться со свадьбой.

CVI

В этот день газета напечатала старую фотографию Эн-2 и объявила, что награда за его поимку увеличена еще на несколько тысяч лир.

Хозяин табачной лавочки на углу улицы, где жил Эн-2, узнал на фотографии человека, который покупал у него свою норму сигарет.

— Вот дьявол! — воскликнул он. — Кто мог бы подумать?!

Он торговал табаком, но приторговывал и вином. Пять человек пили сейчас у него: трое рабочих — по пути с работы — сидели у стойки, два типа, которых он прежде никогда не видал, играли на механическом бильярде, тут же выплачивая проигрыш вином.

— Что такое? — спросил один из рабочих.

— Дьявол! — сказал торговец. — Вы что, не видите?

Рабочие каждый день сидели у него в этот час; он протянул им газету и показал фотографию.

— Вы что, не узнаете его?

Рабочие переглянулись.

— Мы?

— Я — нет.

— Я его и не видел никогда.

— А вот я видал, — сказал торговец. — Я знаю, кто это. И знаю, где он живет.

— В самом деле? — сказали рабочие. Они расплатились и ушли.

Но от автоматического бильярда к стойке подошли те два типа.

— Кто он? — спросил первый.

— Где живет? — спросил второй.

— Вы ошиблись, — сказал торговец, — я не о нем говорил.

— Не о нем? — сказали те двое.

CVII

Трое рабочих, выйдя на улицу, разошлись, каждый направился к себе домой. Один, чтобы подняться к себе, вошел в дом, где жил Эн-2. С велосипедом на плече он взбежал на верхнюю галерею, поставил велосипед и сказал жене:

— Я сию минуту вернусь.

Эн-2, живший этажом ниже, курил последнюю сигарету из тех, что оставили ему Орацио и Метастазио. Вдруг он услышал стук в дверь,

— Войдите! — сказал он.

Он увидел вошедшего — робкого, смущенного: это был рабочий, которого он иногда встречал на лестнице с велосипедом на плече.

— Простите, — сказал рабочий. — Я не хотел вас беспокоить.

Эн-2 приподнялся на локтях.

— Вы меня не беспокоите. Прошу вас.

— Что с вами? Вы больны?

— Нет, просто слабость. Я как раз отдыхал.

— Может быть, грипп? Не вставайте! Вам бы надо укрыться.

— Еще укроюсь. Я вам зачем-нибудь нужен?

— Нет, нет, синьор. Я вас никогда не видел.

— Значит, вы искали кого-то другого?

— Нет. Я никого не ищу, ничего мне не нужно.

Низкорослый рабочий озирался по сторонам.

— Понимаю, — сказал Эн-2. — Вы просто зашли поболтать.

— Вот именно, — подхватил рабочий. — Простите, что я набрался смелости. Вы не сердитесь?

— Вы делаете мне честь.

— Нет, это вы делаете мне честь, синьор.

— Я был один, а вы пришли составить мне компанию. Присаживайтесь.

— Я не могу долго оставаться, — сказал рабочий и поглядел на Эн-2. — И вообще, разве можно здесь долго оставаться? Никак нельзя.

— Вам грозит опасность?

— Мне, синьор? Мне нет. И все-таки лучше здесь долго не оставаться. Вы можете ходить?

— Вы обо мне говорите?

— О вас? Я вас никогда не видел. Я говорю о торговце из табачной лавочки.

— Что на углу?

— Да, точно. Он не только торговец, он еще и болтун.

— Что же, поболтать все любят.

— Но не все болтают об одном и том же. А он болтает с газетой в руках.

— Как с газетой?

— Берет газету и говорит, что знает, кто это, и знает, где он живет.

— В самом деле? — переспросил Эн-2, ответив взглядом на пристальный взгляд рабочего. И добавил: — Но ведь он добрый человек, мухи не обидит.

CVIII

Торговец побледнел.

— Не о нем? — сказали те двое. — Но ведь и мы не о нем говорим.

— Тогда в чем дело? — спросил торговец.

— Мы говорим о том, о ком ты говорил.

— А! — сказал торговец, почти смеясь. — Я ведь имел в виду ребус.

— Имел в виду «oremus»?[35]

— Ребус! Я сказал — ребус!

— А мы говорим «oremus».

— Как вы сказали? Что вы имели в виду?

Один из них вынул из кармашка на животе телефонный жетон.

— А вот мы тебе покажем.

Он пошел за стойку к телефону.

— Синьор, — сказал торговец.

— Что, опять ребус?

— Нет.

Они облокотились о стойку, один с одной стороны, другой с другой; один вытащил записную книжку и карандаш.

— Ну, давай. Кто он?

Холодный пот тек со лба у торговца. Он ответил на ухо тому, который записывал, и для этого тоже облокотился о стойку.

— А где живет?

Торговец ответил, а тот снова записал.

— А мне хоть что-то перепадет от награды? — спросил торговец.

— От награды? — Оба захохотали.

Тот, что был повыше, щелкнул его пальцем по подбородку снизу вверх.

— Милашка! — сказал он.

— А разве я не сказал вам? Ведь это я вам сказал!

— Брось его! — сказал второй. — Не знает он, что ли, что мы можем еще и арестовать его?

CIX

Когда рабочий ушел, Эн-2 заметил, что стало смеркаться.

Он уже видел это. Он видел, как солнце встает, подернутое дымкой, как оно разгоняет ее и висит в холодном воздухе, как целый день с холодного неба оно ласкает его комнату, понемногу перемещаясь по ней; он провел с ним весь день, погруженный в мысли, он вглядывался в его свет — далеко, до самых гор, он ждал, и теперь он снова увидел, как стало смеркаться.

Надо ли придавать значение болтовне торговца?

Что, если кто-нибудь слышал?

Что, если люди Черного Пса узнают, где найти того, кого они выслеживают? Что, если они придут и схватят его?

Разве он может поступать иначе? Уехать из Милана, не сидеть на месте, не ждать?

Ведь то, что он делал сейчас, и было для него самым простым выходом. Разве он может, что бы ни случилось, поступать иначе?

Наедине с воздухом, в котором больше не было солнца, он думал о земле и о людях, и ему казалось, что начался отдых: нет больше света, только сон. Ему казалось, что он ни в чем уже не нуждается, кроме отдыха. Он потянулся: два дня уже он не потягивался. Он думал о ночи: она наступала для того, чтобы он мог не думать больше.

Снова услышал он стук.

— Привет, командир.

Это снова был низкий голос Барки Тартаро.

— Привет. Что случилось?

Барка Тартаро покачал своей тяжелой круглой головой.

— Так не годится, командир.

— Не годится?

— Не годится.

— Что не годится?

— Что ты не уехал из Милана.

— Но у меня есть свои причины.

— Причины остаться, чтобы тебя убили?

— Остаться еще день-два. Я уеду с Орацио и Метастазио.

— Но они уедут только во вторник.

— А что, я не могу подождать до вторника?