Джордж Паттон - Война, какой я ее знал Страница 29

29 августа стало, по моему мнению, одним из критических дней в этой войне. Впоследствии будет изведено немало бумаги, чтобы описать его, вернее, события, сделавшие его таким значимым. К тому времени стало уже ясно, что реальная угроза для нас отсутствует, по крайней мере, до тех пор, пока мы не позволим существующим только в нашем воображении мощным силам противника остановить наше продвижение. Поэтому я велел командовавшему 12–м корпусом Эдди начать наступление на Коммерси и взять его, а также направил Уокера и его 20–й к Вердену с аналогичным приказом. Все шло так, что впору было надевать розовые очки, как вдруг точно гром среди ясного неба пришло сообщение о том, что шестьсот пятьдесят тонн горючего, на которое я имел все основания рассчитывать, к нам не поступило. Сначала я решил, что это обходной маневр командования, решившего все—таки притормозить продвижение Третьей армии, позднее же узнал, что задержка стала следствием изменения планов Верховного командования и была, по моему глубокому убеждению, продиктована генералом Монтгомери.[123]

30–го я встретился в Шартре с Брэдли, генералом X. Р. Буллем (помощником Эйзенхауэра), а также с начальником штаба Брэдли Алленом. Я изложил свои соображения, объяснив, что считаю необходимым как можно быстрее продвигаться на восток с целью прорвать линию Зигфрида прежде, чем немцы успеют закрепиться на ней. Брэдли поддержал меня, однако, как я мог догадываться, Булль и прочие офицеры Штаба главнокомандующего союзническими экспедиционными силами не разделяли нашего с ним мнения.

Я совершенно уверен, что это была самая главная ошибка, допущенная в ходе войны. Если говорить о Третьей армии, мы не просто не смогли получить причитавшиеся нам тонны горючего, нам вообще практически ничего больше не давали, поскольку в соответствии с планом о переносе направления главного удара на север туда должны были отправиться два корпуса Первой армии, а посему и горючее и боеприпасы тоже уплыли от нас в ту сторону.

В дополнение ко всему воздушный мост, на который мы прежде полагались как на источник поступления заметной части всего необходимого, был переориентирован так, чтобы осуществлять поставки в Париж; в то время как другие транспортные самолеты, о чем я в тот момент не знал, резервировались для выброски десанта на маршруте наступления 21–й группы армий. И наконец последний штрих: в тот самый день управление снабжения решило перенести свою штаб—квартиру из Шербура в Париж, для чего задействовало все оставшиеся грузовики.

Получив эти неутешительные известия, я отправился на наш новый командный пост в Ла—Шом, что неподалеку от Санса. Там я узнал, что Гэффи дал Эдди разрешение остановить продвижение дивизии в Сен—Дизье, поскольку горючие у танков было уже почти на нуле. Я немедленно телефонировал Эдди и приказал двигаться дальше — наступать до тех пор, пока машины не остановятся, а затем выходить из них и топать пешком, потому что приказа форсировать Маас никто не отменял. В последнюю войну я лишил горючего три четверти своих танков, с тем чтобы одна четверть могла воевать, и я не видел причин, по которым Эдди не мог бы поступить так же. Никто никогда не разубедит меня в том, что остановка стала пагубной ошибкой, ибо наши войска должны были продвигаться до Рейна, до предместий Вормса. Я не мог не цитировать Киплинга, его стихотворение «Если»: «Наполни смыслом каждое мгновенье, часов и дней неумолимый бег…»[124]

Точно для того, чтобы сделать наше положение еще более незавидным, генерал де Голль попытался отобрать у нас 2–ю французскую бронетанковую, в которой я остро нуждался, поскольку 35–я дивизия вынуждена была продолжать бездействовать, прикрывая нас с правого фланга.

31–го августа мы с Брэдли самолетом отправились в Морле, что в северо—западной оконечности Бретонского полуострова. Оттуда мы поехали в штаб—квартиру 8–го корпуса, а уже оттуда на полуостров Плугастель—Даула, что немного южнее Бреста, где повстречались с Мидлтоном. Он не питал иллюзий относительно перспектив взятия Бреста и постоянно жаловался на недостаток боевого духа у пехоты. Кроме всего прочего, управление снабжения не выполнило обещания относительно поставки боеприпасов. Я объяснил Мидлтону, в чем проблема с пехотой — они просто утомились, устали воевать. На обратном пути я сказал Брэдли, что не могу бесконечно воевать на четырех фронтах, так что пусть 8–й корпус передадут кому—нибудь еще; Брэдли, как всегда, согласился со мной.

Удивительно, сколько раз на протяжении всей войны случалось так, что нам с ним в голову приходили одинаковые мысли.

Я заночевал у Брэдли и Симпсона.[125] Симпсон должен был принять командование войсками на Бретонском полуострове; предполагалось, что он задействует 94–ю дивизию, когда та прибудет сюда, чтобы высвободить 6–й бронетанковый корпус.

2 сентября в Шартре генерал Эйзенхауэр довел до нашего с Брэдли и Ходжесом сведения свой план поддержать Монтгомери, стремившегося поскорее очистить от неприятеля регион Па—де—Кале. Мы сообщили ему, что разведотряды Третьей армии действуют уже на реке Мозель в окрестностях Нанси и что разъезды 3–й кавалерийской вошли в район Меца.

Мы все же смогли убедить генерала Эйзенхауэра позволить 5–му корпусу Первой армии и Третьей армии начать наступать на линию Зигфрида, как только обстановка в регионе Кале стабилизируется. Мы прекрасно понимали, что до тех пор нам не дадут в нужном количестве ни боеприпасов, ни горючего. Генералу тоже нравилась мысль поскорее перенести военные действия на территорию Германии. Лично я был уверен, что никакой великой битвы не будет, если мы ударим в том направлении немедленно, о чем открыто заявил всем собравшимся. В конечном итоге мы получили разрешение обеспечить переправу через Мозель и приготовиться к атаке на линию Зигфрида, как только мои танки получат топливо.

3–го числа—я посетил 12–й корпус, дислоцировавшийся в Линьи—ан—Барруа, и изложил новый план Эдди. Бальзамом мне на душу пролилось известие, что его ребятам удалось захватить четыреста пятьдесят тонн авиационного бензина, и теперь танки могли продолжить наступление. Еще они разжились за счет неприятеля мясом, взяв его почти триста тонн. Так что не только техника, но и личный состав получил возможность хорошенько подзаправиться.

Затем через Коммерси мы поехали в штаб—квартиру 80–й дивизии в Жиронвилле. Большинство городов, которые мы миновали по пути, лежали в руинах. Генерал Макбрайд, похоже, чувствовал себя хозяином положения, а командир 1–го полка его дивизии полковник Дэвидсон держал ситуацию под контролем. Слева от наших передовых позиций и от полкового командного пункта находился Монсек; до будивших воспоминания Апремона, Панна и Эссе было рукой подать. Эти названия заставляли меня мысленно переноситься на двадцать шесть лет назад, в прошлое, когда мы сражались в этих же вот местах. И тогда и теперь мы наступали. Монсек стоил нам крови. Ничего не могу с собой поделать, все думаю о плачевных результатах нашего промедления. Чем дальше — тем хуже. Сколько жизней можно было бы спасти, если бы только мы продвигались быстрее. Много недель спустя я возвращался к этой теме в разговоре с мистером Бирнсом,[126] позднее ставшим государственным секретарем США.

На обратном пути мы сделали остановку, чтобы встретиться с полковником Кларком, командиром штурмовой бригады 4–й бронетанковой дивизии, и узнали, что он совершил еще один блистательный подвиг на сей раз в Витри. Когда Кларк со своими ребятами подъезжал к городу, некий француз из числа гражданского населения сообщил ему, что в конце одной из улиц находится мост, охраняемый немецким блокпостом с четырьмя 88–миллиметровыми пушками,[127] стоящими вплотную друг к другу. Кларк ударил по городу силами роты легких танков, паля во все стороны и забрасывая противника ручными гранатами. Он действовал так быстро и так стремительно, что буквально срезал расчеты огнем и снес блокпост со всеми его орудиями, не потеряв ни одной единицы бронетехники.

Поскольку принципы, положенные в основу нашего дальнейшего продвижения, получили меткое определение из уст генерала Аллена, назвавшего их принципами «каши из топора», я должен кое—что пояснить. Как—то в один дом постучался бродяга и попросил воды, чтобы сварить кашу из топора. Любопытная хозяйка не отказала, дала ему воды, в которую бродяга положил топор. Затем повар спросил, нет ли у хозяйки крупы. Закончил он тем, что попросил мяса. Словом, чтобы иметь возможность атаковать в тех условиях, в которых мы очутились, мы должны были сначала посылать разведчиков, а когда те завязывали бой, отправляли им на выручку подкрепление. В итоге все заканчивалось атакой, которая продолжалась настолько долго, насколько у нас хватало горючего и боеприпасов.