Ружка Корчак - Пламя под пеплом Страница 29

Наиболее смелые начинают планировать побег. Организовалась группа, разработан план. Но он неосуществим без помощи извне. Назначенные в помощь пленным члены ЭФПЕО мобилизуют всю свою энергию. И все-таки риск слишком велик: в случае провала в ответе окажутся все евреи и все военнопленные. Блюма Маркович и Фельдман расчетливо действуют в своем ХКП. Бася — совсем юная, нежная девушка, почти ребенок. Она не привлекает внимания немцев, и в «эйнгейтах» за нею почти не следят. Только советским пленным хорошо известна эта девушка, только они знают ее силу и мужество.

Подготовка тянется долго. Необходимо раздобыть одежду, а любой старый костюм в гетто стоит дорого. Нужны деньги, а ведь надо найти еще и обувь.

Девушки пускают в ход всю свою изобретательность. Многие из наших парней снимают с себя и отдают последнее. Шкаф в нашем «шитуфе» почти пуст. «Свитера есть — как-нибудь обойдемся», — говорит по этому поводу Моше Намзер.

Штаб приготовил для пленных поддельные документы. Наши девушки передают их русским вместе с несколькими марками — на дорогу. Но главное, они указывают направление для побега, сообщают данные о местности, о том, где стоят немецкие гарнизоны и как пройти в леса к партизанам.

Группа военнопленных из ХКП во главе с офицером советской армии — капитаном бежала из лагеря на немецких машинах, стоявших в гараже подразделения. В тот же день пленные ушли из казарм и шталага.

Немцы усилили террор. Начались обыски, допросы евреев. Усилена охрана военнопленных.

Прошло время. Все немного успокоилось. И снова приготовления, и снова немецкому начальнику внезапно докладывают: семь пленных бежали из лагеря. Ушли в неизвестном направлении.

Так ушли десятки…

Некоторых задержали в пути. Все они были расстреляны, но не признались, что бежать им помогли евреи из гетто.

Прошло много времени, и однажды, уже в Рудницких лесах, Блюма Маркович встретила партизана из группы десантников капитана Алеко. Лицо капитана показалось ей знакомым. Он оказался одним из бывших пленных, которым она помогла бежать. И он тоже узнал ее — ту самую веснушчатую еврейскую девушку, что тогда, во времена их общей неволи, была для пленных вестником борьбы и свободы, единственной опорой в трудные дни. Теперь они встретились. Свободные люди. Красные партизаны.

Во второй половине 1942 года в Вильнюс из Белостока приехал Эдек Боракс. Он приехал советоваться, как продолжать и координировать работу движения.

На заседании секретариата Эдек рассказал о положении в Белостоке. Нам впервые представилась возможность получить полное представление о жизни белостокского гетто.

В тот период там находилось сорок тысяч евреев. В отличие от гетто в других городах, белостокское — было просторным и располагалось в центре города. Немцы оставили в еврейских руках крупные ткацкие мастерские и даже фабрики. Благодаря этому гетто имело важное экономическое значение. Работали там высококвалифицированные рабочие, отличные мастера. На фабриках в гетто были заняты даже рабочие-поляки из города. Такая ситуация оказала решающее влияние на жизнь и взгляды местных евреев. Они жили спокойно, не боялись завтрашнего дня, чувствовали себя надежно, потому что знали себе цену и понимали, что немцы нуждаются в них. Материальные условия были относительно хорошие. Переселяя евреев в гетто, немцы разрешили им забрать с собой все имущество. На территории гетто имелись большие огороды, до некоторой степени удовлетворявшие потребность в витаминах и овощах. Все это создало спокойную, почти идиллическую атмосферу.

Известия о Вильнюсе и окрестных гетто, где были совершены массовые убийства, не доходят до сознания евреев Белостока и не кажутся им достоверными. Они слушают с искренним состраданием, но так, словно их самих это не касается: «Белосток находится на особом положении. Немцы не посмеют тронуть местных евреев». Евреи полагаются на хорошие отношения своего юденрата с германскими властями, а главное — на свою профессиональную незаменимость. Молодежь учится. В своей культурной и духовной жизни она игнорирует действительность гетто.

Внутреннюю жизнь гетто направляет юденрат, завоевавший полное доверие евреев. Юденрат возглавлял старый сионист Бараш, человек с большим опытом общественной работы. Перед немцами он не клонил головы и защищал интересы евреев.

Когда Хайка с Эдеком приехали из Вильнюса и предложили Барашу помощь в организации молодежного союза сопротивления, рассказав правду о Понарах, Бараш с коллегами, добрыми евреями и умными людьми, были потрясены. Но они уверенно ответили: в Белостоке такого не случится.

Хайка с Эдеком приступили к работе, сначала среди членов движения. Были там верные и преданные товарищи, старые члены «Хашомера». Взялись за молодежь. До приезда вильнюсских посланцев работа велась своим чередом, товарищи были организованы, встречались, проводили заседания и собрания, воспитательные мероприятия, устраивали собеседования по культурным и идеологическим вопросам, как во всяком хашомеровском кене (отряде) в прошлом.

С приездом посланцев из Вильнюса направление работы изменилось совершенно. Движение начало готовить своих членов к новым задачам. Эдек организовал боевые звенья из старшеклассников, затем курс наставников, которым взялся руководить сам, начал заготовку оружия.

Хашомеровцы вступили в контакт с молодежной организацией «Дрор» и членами компартии в гетто. Очень долго не удавалось договориться, но все же договорились. Так «Хашомер хацаир» стал в гетто первой и единственной организацией, которая начала готовить вооруженное сопротивление.

Белосток поддерживал контакты с Варшавой, и Хайка должна была выехать туда в ближайшие дни. Зерах Зильбер-берг был послан в Гродно для организации движения и создания боевой бригады там.

Снова восстановился распавшийся было треугольник:

Вильнюс — Белосток — Варшава.

Эдек пробыл у нас лишь несколько дней. Мы составили планы, разработали шифр, Эдек посмотрел склады, познакомился с протоколами и приказами. Он совещался, советовал, слушал информацию, стараясь наверстать упущенное за время своего отсутствия.

— Надо возвращаться в Белосток. Хочу все организовать, обучить инструкторов, подготовить на мое место человека, а потом двинуть дальше.

— Опять двигать дальше? — прерывают его ребята. — Эдек, вечно ты лезешь к черту на рога, не можешь спокойно посидеть на месте.

— Не к черту, а во Львов — там один из наших крупнейших центров. Тысячи евреев. Движение. Мы же совершенно оторваны от всего. А потом…

А потом… Эдек среди нас единственный, думается мне, кто отдается воображению и строит планы на будущее. Откуда у него это в таких условиях?

— Хотелось бы мне в лес, партизаном, вольным человеком. Попытать себя в прямом, открытом бою с врагом. Бить их, палачей, рассчитаться за все… Ох, как у меня чешутся руки, когда я с ними сталкиваюсь, — быстро добавляет он с проказливой улыбкой.

Мы нахохотались, напелись, наговорились в тот вечер. Эдек был само веселье и жизнерадостность. Он делал все, чтобы уберечь себя и нас от горечи расставания, и это ему удалось. Странный, необъяснимый был вечер…

На следующий день я простилась с ним на рассвете. Мы стояли неподалеку от ворот гетто, через которые ему предстояло пройти. Лицо его стало серьезным, глаза, всегда улыбающиеся, смотрели отрешенно. Это было так непохоже на него, что я молча смотрела, пытаясь уловить значение этой перемены. Он, по-видимому, понял мой немой вопрос, потому что глянул на меня и тихо проговорил:

— Нет, Ружка, никогда мне не быть уже в Эрец-Исраэль…

Крепко пожал руку и сказал просто и коротко: «Хазак ве-эмац!» — «Держись и мужайся!»

Весной 1943 года пришло известие:

«Эдек Боракс — организатор и командир сопротивления в белостокском гетто — погиб в акции».

На посторонний взгляд жизнь в гетто теперь совершенно нормализовалась. Об этом как будто свидетельствовали накрашенные губы женщин, их затейливые прически. Об этом свидетельствовал и большой успех театра в гетто. К кассе ежевечерне выстраивались длинные очереди, и спектакли шли с аншлагом. Актеры на эстраде с воодушевлением распевали:

«Знать ничего нельзя —Если захочет Бог,Выстрелит и метла!»

И все гетто повторяло: «Знать ничего нельзя»…

А теперь идет премьера нового водевиля под названием «Ржаные годы, пшеничные дни» (Игра слов: «пшеничные дни» — «вейцене тег» близко по звучанию к «ой цу ди гег» — «не дай Бог такие дни».).

В гетто появилась даже спортивная площадка. Рабочие потрудились над ней на славу: негодные старые постройки разбирали, чистили, белили. Двор на Страшуни 6, который соединился с Лидской 3, стал неузнаваем. И вот объявили: завтра торжественное открытие спортивной площадки. Вход по пригласительным билетам.