Александр Верхозин - Самолеты летят к партизанам (Записки начальника штаба) Страница 3

Получив урок, капитан Пеньков исправился и совершил больше сотни боевых вылетов. Изменился у него и характер, он стал скромнее. В разговоре с товарищами голос его звучал не покровительственно, а дружелюбно, он стал равным среди равных. В дальнейшем за успешное выполнение боевых заданий командования был награжден многими орденами и медалями.

…Обеспечив боеприпасами и продовольствием армию, действовавшую в окружении, полк получил новое задание.

Летели днем в осажденный Ленинград. За штурвалом самолета сидела Гризодубова. Вторым летчиком был Жора Чернопятов. Внизу простирались воды Ладожского озера. В воздухе кружились десятки фашистских истребителей. Встреча даже с одним из них не предвещала ничего хорошего. Валентина Степановна снизилась до самой воды — лопасти винтов едва не задевали верхушки волн. Я на всякий случай расстегнул кобуру пистолета. Гризодубова, заметив это, спросила:

— Зачем?

— Тонуть не хочу, — ответил я. — В детстве пробовал, уж очень длинная процедура.

Валентина Степановна передала управление Жоре Чернопятову. Я спросил ее, не слишком ли она рискует. Она ответила:

— Не бойся, начальник штаба, я тоже не хочу тонуть…

Доставив продовольствие героическим ленинградцам, мы благополучно вернулись на свою базу. Во время этого вылета я еще раз убедился в редкой и для мужчины храбрости женщины-командира.

…В последних числах июня противник прорвал нашу оборону на Брянском и Юго-Западном фронтах и развивал наступление на Воронеж. Полк в полном составе летал бомбить фашистские войска южнее Курска. Каждую ночь вылетала на боевые задания и командир полка Валентина Гризодубова. Бывшие гражданские летчики научились отлично наносить бомбовые удары по врагу. Характерным был боевой вылет 16 июля 1942 года. Командир дивизии предупредил, что цель охраняется большими средствами противовоздушной обороны противника.

— Сегодня полк должен поработать так, чтобы фашистам стало жарко, — сказала Гризодубова и приказала мне дать ракету на запуск моторов.

Поднимая клубы пыли, один за другим взлетали самолеты. Под фюзеляжем каждого висели тяжелые фугасные бомбы. Валентина Степановна вылетела первой.

Вторым пилотом в ее экипаже был Николай Игнатьевич Слепов — Гризодубова готовила его на инструктора и проверяла технику пилотирования Слепова с правого сидения. Штурманом корабля летел капитан Николай Николаевич Покачалов. Небольшого роста, круглолицый, с веселыми глазами. Сумку с картами он носил на длинном ремне, она болталась на уровне коленок, отчего Покачалов казался еще ниже. Он очень гордился, что летит с Гризодубовой. За бортового техника попросился в тот вылет инженер полка Николай Иванович Милованов, старый сослуживец Гризодубовой по Управлению международных авиалиний. Этот высокий пожилой уже человек в авиации работал с первой мировой войны. Летчиков и товарищей по службе независимо от их звания и должности он ласково называл «голуба». «Давай лети, голуба, все будет в порядке», — напутствовал старый инженер каждого летчика перед вылетом. Меня он звал «командующим».

— Разреши мне, «командующий», самому лететь с командиром, — попросил он, — чтобы не волноваться на земле за исход опасного боевого полета.

В состав экипажа входили также бортрадист Георгий Щукин и стрелок Михаил Глушак.

После возвращения с боевого задания я узнал от летчиков экипажей, что на подступах к цели стояла сплошная стена зенитного огня. Длинными лентами тянулись в ночное небо трассирующие снаряды. Они рвались впереди самолетов, выше, ниже. Не одно мужественное сердце дрогнуло тогда. Штурман Покачалов вспоминал позднее, как инженер Милованов реагировал, когда зенитные снаряды рвались рядом с самолетом. «Ах бандиты, что делают», — ворчал старый инженер. А увидев взрывы своих бомб в гуще гитлеровских войск, он кричал: «Так их, бандитов, так…»

Гризодубова вышла на цель первой. За ней Чернопятов, Миненков, Попович, Бибиков, Масленников, Гришаков, Федоренко, Запыленов, Лунц и другие летчики. Экипаж Чернопятова сбросил осветительные бомбы. Район расположения вражеских войск стал виден как на ладони. С самолета Масленникова полетели вниз две крупные ротативнорассеивающие авиабомбы. На земле возникли десятки пожаров, наблюдались сильные взрывы.

Зенитные батареи врага били с нарастающей силой. Прожекторы лизали черное небо. На их подавление зашли самолеты Бибикова и Федоренко. Борттехники и стрелки по команде штурманов выбрасывали в открытые двери осколочные бомбы. Вот потух один прожектор, второй… Будто невидимая рука выключила рубильник яркого электрического света. Огонь противника резко ослаб. Остальные самолеты бомбили цель в относительно спокойной обстановке, с двух-трех заходов.

Осколком снаряда заклинило рулевое управление самолета Федоренко. Машина пошла на снижение. Борттехник Тимофей Артемьевич Шибаев немедленно вскрыл пол грузовой кабины, обнаружил место повреждения и устранил неисправность.

Последним над целью пролетел самолет-фотограф. Летчик Борис Лунц и штурман Ашот Каспаров сфотографировали результаты боевой работы своих товарищей…

После возвращения с боевого задания командир полка находилась на старте. Вдруг все увидели, что самолет соседнего полка стал подавать световые сигналы бедствия: «Иду немедленно на вынужденную посадку». Моторы не работали. Не дотянув 100 метров до посадочной полосы, самолет ударился о землю и загорелся. Огонь мгновенно охватил машину, языки пламени лизали несброшенные бомбы. Послышался крик о помощи. И, как ни странно, ни командир соседнего полка, ни офицеры штаба не бросились на помощь своим товарищам. Их сковал страх перед неизбежным взрывом бензобаков и бомб. Пример показала В. С. Гризодубова. Она побежала к горящему самолету, за ней последовали офицеры и сержанты нашего полка. Обжигая лица и руки, люди открыли заклиненную дверь самолета и вытащили раненых из огня. Опоздай они на одну минуту — все было бы кончено…

Утром, возвращаясь с аэродрома, я спросил Гризодубову:

— Товарищ командир, когда вы бежали к самолету, знали, что он может в любую секунду взорваться?

— Знала, — ответила она.

Мы искренне завидовали ее смелости и чувствовали себя виноватыми. Ведь и мы были на старте, но не бросились первыми, чтобы помочь гибнущим людям. И, только увидев пример своего командира, последовали за ней…

Возбужденные летчики долго не могли заснуть, обсуждали подробности событий этой ночи. Зашел разговор, должен ли и в каких случаях летать на боевые задания командир авиационного полка. Говорили об этом не случайно: командир соседней части больше отсиживался на аэродроме, а наш командир часто летала на боевые задания.

— Когда все экипажи поднимаются в воздух, командир обязан находиться в боевом порядке полка, — доказывал майор Иванов. — Но каждый день летать ему незачем, да и некогда — есть и другие обязанности.

— Согласен с вами, — заявил старший лейтенант Слепов. — Поэтому считаю, что наш командир стартует очень ретиво: слишком часто летает.

— Ну, так то ж наш командир, — многозначительно сказал старший лейтенант Иншаков. — Она! Да еще Герой Советского Союза.

— Она — настоящий Герой, — вставил Борис Лунц.

— А я знаю такого, который, получив это звание, сел в кабинет, сделал из себя «наглядное пособие» и учит других. А склонности к подвигам больше не проявляет.

— Грош ему цена, такому герою. Давайте спать, — подвел итог дискуссии Константин Никифорович Иванов.

…На командный пункт пришел техник по фото Михаил Александрович Станкеев — чернявый, среднего роста, лицо симпатичное. Он появлялся всегда, когда был нужен. По глазам Станкеева я заметил, что принес он хорошую весть. На развернутых снимках четко была видна роща, прилегающая к небольшой речушке. Площадка между рекой и рощей вся усеяна воронками от взрывов бомб и горящими автомашинами. Я отчетливо видел полосы черного дыма. Они тянулись по снимку с точек, где горели склады боеприпасов и горючего.

— Молодец, Станкеев, — похвалил я техника.

— А я-то при чем, товарищ начальник. Ведь это летчики так разделали!

— При том, дорогой, что снимки эти сделаны подготовленными вами аппаратами. Хорошие снимки — наглядный документ командирам наземных частей, что их просьба к летчикам — поколотить противника до появления его на переднем крае — выполнена добросовестно. Значит, и пехота будет смелее драться с побитыми фашистами.

Снимки немедленно были отправлены в штаб дивизии.

Хорошее настроение испортилось у меня вызовом к начальнику тыла гарнизона, генералу интендантской службы Поджарову. «Зачем понадобился ему в семь часов утра?» — недоумевал я. Но, вспомнив прошлые вызовы, не стал утруждать себя догадками. Поджаров за год войны не изменился, остался мирным генералом. Отвечая за тыловые подразделения и за гарнизонную службу, он больше всего интересовался соблюдением распорядка дня: чтобы люди ложились спать и вставали в строго установленное время. А то, что многие улетали с вечера в тыл врага и часто возвращались оттуда утром, в его распорядке дня не предусматривалось. Как и в мирное время, Поджаров выходил рано утром на дорогу, останавливал всех, кто шел с аэродрома, и строго спрашивал, почему они ходят по гарнизону до подъема.