Александр Верхозин - Самолеты летят к партизанам (Записки начальника штаба) Страница 4

Иногда Поджаров появлялся на аэродроме. Как-то позвонил мне дежурный по аэродрому и скороговоркой доложил, что у самолетов ходит генерал. Я бросил работу в штабе и первой попавшейся машиной поехал на аэродром. У каптерки стоял инженер Милованов. Один.

— Ну, что тут случилось?

— Да ничего, «командующий». Все в порядке. Был тут генерал Поджаров, спрашивал, почему грязные колеса у самолетов. Я ответил, что самолеты только пришли после вылета. «Безобразие тут у вас творится, — рассердился генерал. — Я в кавалерии служил и после каждой поездки на лошади копыта ей мыл».

— Еще что? — торопил я Милованова.

— Ничего особенного. Нашел в траве окурок, промасленную тряпку. Мотористу за это дал трое суток ареста. Вот и все, голуба…

В этот раз Поджаров вызвал меня тоже после очередного «контрольного обхода».

— Почему ваши люди по утрам песни горланят? — ответил он на мое приветствие.

— Они только в четыре утра с боевого задания вернулись, товарищ генерал, — вступился я за летчиков.

В то утро начальник гарнизона встретил экипаж старшего лейтенанта Григория Кузьмича Иншакова, смелого воина, любителя шуток. Летчики после удачного вылета с песней направлялись в общежитие.

— Долго вы будете ночью по гарнизону шляться? — строго спросил Поджаров.

— До дня победы, товарищ генерал, — весело ответил Иншаков.

— Поболтай мне еще — под суд отдам за пререкания.

— А я думал, поздравите нас. Здорово же мы бомбили сегодня!

— Почему от вас водкой несет? Где были сейчас?

— Приказ выполняли: положенную после боя стограммовую порцию водки выпили перед завтраком.

— А ну, пойдем в комендатуру, там поговорим.

— А вы знаете, товарищ генерал, почему мы до Москвы отступали? — Иншакова все еще не покидало веселое настроение.

— Не знаю и знать не хочу, — грубо ответил Поджаров.

— Отступали потому, что были у нас в начале войны и такие вот генералы, как вы. Но вы последний!..

Днем Иншакову отдыхать не пришлось. Началось дознание. Летчика привлекали к ответственности за пререкания с начальником гарнизона.

— Что вас толкнуло на пререкания с генералом? — задал я вопрос Иншакову.

— Ответственность за судьбы Родины, — ответил летчик.

— При чем же здесь грубость, пререкания?

— Пожалуй, лишние, — сказал Иншаков, подумав. — Моя слабость — я не терплю людей двух сортов: трусов (они попадаются очень редко) и «остолбенелых», то есть тех, до которых не дошло, что делается вокруг. Все люди озабочены, не жалея ни сил, ни жизни, ведут борьбу за будущее. И вдруг попадается человек, не понимающий этого. Вы знаете, он опаснее труса.

Мы сказали Иншакову, что согласны с ним целиком, но его пререкание со старшим начальником — нарушение воинской дисциплины. Устав партии предусматривает много возможностей для армейского коммуниста высказать свое мнение и защищать его без нарушения дисциплины, в основе которой лежит беспрекословное выполнение приказов старших начальников. Иншаков согласился с нами и сказал, что готов нести ответственность за невыдержанность.

Долго Гризодубова доказывала генералу Поджарову, что его распорядок дня пригоден только для мирных условий, что ему надо готовить в бой летчиков, вселять в них бодрость и уверенность в победу, а не дергать людей ненужными придирками, будто они виноваты, что воюют ночью. Убедить человека, который остался глух к неоднократным призывам партии отрешиться от мирного благодушия и зазнайства, не удалось. Тогда Валентина Степановна обратилась за помощью в партийные органы… Генералу пришлось проститься не только с мирным настроением, но и с должностью начальника авиагарнизона.

26 июля временно исполняющий обязанности командира дивизии полковник Филиппов вызвал Гризодубову и меня на командный пункт дивизии. Иван Васильевич имел такой вид, будто собирался сообщить нам что-то очень важное. Его орлиный нос, казалось, опустился еще ниже, карие глаза были грустными. Я знал Филиппова давно: он выглядел таким всегда, когда был чем-нибудь взволнован.

— Знаете, Валентина Степановна, — начал он, — командующий получил указание от ставки: выделять самолеты для полетов в тыл фашистских войск, к партизанам, и приказал возложить эту задачу на ваш, 101-й полк. Как вы смотрите на это?

— Я думаю, бояться нам этого задания нет оснований. Будем стараться успешно его выполнить, — ответила Валентина Степановна.

— Да, если бы это зависело только от вас или от летного состава, я сказал бы так же. Но мне уже приходилось иметь дело с подобного рода заданиями в начале войны, так что они меня не особенно радуют. Верхозин тоже, наверное, помнит. Заставьте его готовить экипажи в полет к партизанам: он знает, как это делать. Да и летчикам расскажите, — обратился он ко мне, — о нашем горьком опыте.

— А вы, товарищ полковник, сами расскажите, — попросила Гризодубова.

Филиппов согласился.

Когда мы возвращались в штаб, Валентина Степановна сказала:

— А знаете, я довольна, что наши летчики попадут в свою стихию, будут возить грузы.

— Это верно, товарищ подполковник, но Филиппов прав: задача будет сложнее, чем мы думаем.

— Знаю, поэтому довольна предстоящей работой. Чем сложнее задание, тем оно интересней.

«Возможно, и так», — подумал я. После разговора с полковником Филипповым Валентина Степановна наверняка будет расспрашивать меня о полетах в тыл фашистских войск в первые месяцы Великой Отечественной войны. Тогда на выброску разведывательных групп и парашютных десантов летали в основном самолеты ВВС — типа ТБ-3 и Гражданского воздушного флота — типа ПС-84. В более массовом масштабе производились полеты на обеспечение войск, действующих в тылу противника, и в нескольких случаях на выброску мелких десантов. Именно этот небольшой опыт и представлял интерес в связи с будущими полетами к партизанам.

Немного о прошлом

Ночью мы находились на командном пункте. Валентина Степановна сидела за небольшим письменным столом, комиссар полка батальонный комиссар Тюренков и я уселись на старый, с выпиравшими во многих местах пружинами диван. Наш разговор изредка прерывал дежурный по связи докладами о содержании радиограмм экипажей, находившихся в воздухе. Полет проходил успешно. Валентина Степановна попросила меня рассказать о выброске парашютных десантов полком, в котором я служил в начале войны.

— Полк наш стоял тогда под Юхновом, — начал я. — 15 сентября к командному пункту подъехали четыре автомашины. В кузове каждой сидело человек по пятнадцать, все в синих комбинезонах. Из кабины первой полуторки вылез человек среднего роста, тоже в комбинезоне.

— Кто у вас старший? — спросил он стоявших у входа в землянку.

— Вот он, — указывая на меня, сказали летчики, — заместитель начальника штаба полка, а командир сейчас отдыхает.

— Вы можете указать место, где бы я мог разместить своих людей и разгрузить оружие?

Не зная, что за человек стоит передо мной, что за «войско» с ним прибыло, я спросил:

— А кто вы будете?

Он подал мне пакет, на котором было написано: «Секретно. Командиру 1-го тяжелого бомбардировочного авиаполка». Приняв пакет, я сказал:

— Минуточку обождите, — и спустился в землянку.

Мне не хотелось будить полковника Филиппова, он редко находил время для отдыха. Секретные пакеты, как правило, все адресовались на имя командира, но начальнику штаба и мне разрешалось вскрывать такие пакеты, и если они содержали боевое задание, то и отдавать предварительные распоряжения по организации выполнения полученного приказа. Я разорвал конверт и быстро прочитал: «Полку быть в готовности, выделить восемь самолетов ТБ-3 для выброски десантной группы во главе с Г. М. Линьковым, место выброски командир группы укажет на месте. Вылет — 17.9.1941 г.».

Выйдя из землянки, я подошел к Линькову и пригласил его осмотреть местность вокруг нашего лагеря. В 100 метрах среди сосен он облюбовал полянку для временного бивуака десантников.

В полдень 17 сентября в палатке полковника Филиппова шел горячий спор о предстоящей выброске десантной группы Линькова в глубокий тыл противника — на берег озера Домжарицкое, в районе города Лепель, Белорусской ССР. Линьков настаивал, вернее, требовал, чтобы его отряд выбросили в тыл противника восемью самолетами одновременно. Филиппов спросил Линькова, сколько весит десантник с вооружением, чтобы определить, с какой же полезной нагрузкой полетят самолеты на боевое задание. Подсчитав вес 55 человек с оружием и 21 парашютно-десантного мешка, полковник пришел к выводу, что эту группу можно перебросить пятью самолетами ТБ-3.

— Теперь насчет одновременной выброски, — заметил Филиппов. — Так как точка приземления десанта никакими условными знаками не обозначена, а озер в Белоруссии много, летчики ночью, при отсутствии видимости и световых ориентиров, могут ошибиться и разбросать отряд в разных местах.