Николай Черкашин - Знак Вишну Страница 3

У этого летуна на лице за версту видно: «Я — контрразведчик!» Не ходит, а вышагивает, и «смершевское» удостоверение в кармане так и шевелится. Такого зубра упустил! Пианист!

В столовой, однако, пришлось с ним сесть за один столик: свободное место оказалось лишь рядом с Еремеевым. Лейтенант приканчивал картофельные котлеты.

— Ну как бумажки? — спросил Сулай, чтобы разбить ледяное молчание за столом. — Что-нибудь интересненькое нашел?

— Нашел…

И тут Орест, сам того не ожидая, рассказал про отчет Ульриха Цаффа, про отца, про дот под Гершонами… Он рассказывал подробно, так как видел на хмуром лице Сулая непритворный интерес.

К концу рабочего дня капитан постучал в железную дверь и попросил прочитать ему те места, где речь шла о взломе перископных шахт…

… Да-да, все было именно так. Сначала на крыше дота раздался слабый, чуть слышный полуоглохшим людям взрыв. Потом пустая труба — перископ в нее еще не успели вставить — донесла в капонир удары железа по железу. Это сбивали, должно быть, не отлетевшую до конца броневую защелку.

Все, кто остался в живых, в том числе и политрук Козлов, с которым Сулай приполз из развалин заставы к ближайшему доту, собрались в правом капонире; левый был пробит бетонобойным снарядом. Сверху послышалось резкое шипение. Потянуло лекарственным запахом… Газы! Все, у кого были маски, тут же их натянули.

Козлов стрелял из спаренного с орудием пулемета. Снаряды кончились, шарнир заклинило, и политрук палил наобум, чтобы только показать — гарнизон еще жив и сдаваться не собирается. Кончилась лента. Зловещее шипение наверху усилилось…

Они спускались в подземный этаж, задраивая за собой все люки. Но газ проходил вниз по переговорным трубам, в которые не успели вставить газонепроницаемые мембраны.

Немцы пустили в нижний этаж воду.

Их оставалось шестеро, и все шестеро, поблескивая в тусклом свете аккумуляторного фонаря очками масок, принялись забивать переговорные и вентиляционные трубы кусками одеял и шинелей.

Но вода прибывала. Они укрылись в энергоотсеке, забравшись на генераторы и агрегаты. Вода подступила по грудь и остановилась. Подниматься выше ей мешала воздушная «подушка» высотой в метр. Они держали над головами фильтрационные коробки своих противогазов. Младший лейтенант, оказавшийся на одной с Сулаем динамо-машине, глухо пробубнил сквозь резину маски, что сидеть здесь бессмысленно и надо проныривать в главный тамбур, а там посмотреть, нельзя ли выбраться из дота через запасной выход, взорванный штурмовой командой. Эту мысль Сулай постарался довести и до остальных. Первым нырнул младший лейтенант. «Младшина» хорошо знал расположение внутренних ходов, и потому Сулай, не мешкая, последовал за ним. В кромешной подводной тьме он ориентировался только по струям, взвихренным работающими ногами лейтенанта. Сулай на ощупь миновал лаз, отдраенный «младшиной», и вплыл в тесный коридорчик. Сколько еще плыть, Павел не знал, но чувствовал, что и назад пути нет — не хватит воздуху.

Его вытащил младший лейтенант и, сорвав маску, дал глотнуть свежего воздуха из какой-то отдушины. По всей вероятности, внутренние сквозняки верхнего этажа вытянули газ довольно быстро.

Они подождали остальных, но никто больше не вынырнул.

Здесь, в Альтхафене, разглядывая такие мирные, такие уютные, затейливо нарядные домики, он никак не мог поверить, что из-под этих крыш с петушками на башенках вышли в мир те самые саперы-подрывники, которые терпеливо дожидались, когда выпущенный ими из баллонов газ разъест легкие русских артиллеристов, а вода, направленная в подземные казематы, зальет рты раненых…

После войны капитан Сулай хотел проситься из армейской контрразведки снова в погранвойска. Мечталось о тихой заставе где-нибудь на юге и обязательно с конями. Но, узнав о том, что в городском подземелье Альтхафена обосновались диверсанты, решил повременить. Пусть и эти хваленые «вервольфы» тоже узнают, что такое вода, подступающая к горлу…

Запах касторового масла Еремеев уловил еще на площадке. Фрау Ройфель готовила на ужин крахмальные оладьи. Она не удивилась, узнав, что молодой человек хочет выразить свое восхищение постельным бельем.

— О, да! — расцвела польщенная хозяйка. — Это настоящее фламандское полотно!

— Я бы хотел послать своей матери несколько таких наволочек. Не подскажете ли вы, где их можно достать?

— Эти наволочки и простыни я покупала на «шварцмаркете»[4] возле кладбища.

— Я бы хотел разыскать торговца, который продает такие чудесные вещи.

— Не знаю, чем вам помочь. Это была женщина моих лет… Поищите ее возле цветочного киоска, где продают венки.

— Спасибо. Пожалуй, я так и сделаю.

На «шварцмаркет» удалось выбраться на другой день после обеда. Тон торговле здесь задавали пожилые немки — альтхафенские старухи. Они откупались от призраков голода и нищеты вещами, нажитыми праведно и неправедно. Они откупались от них всем тем, что долгие годы украшало их гостиные и спальни, кабинеты и кухни, но так и не сделало счастливыми очаги…

У Еремеева разбегались глаза от выставки никогда не виданных им полотеров и картофелечисток, механических яйцерезок и электрических кофеварок. Были тут и «Зингеры» всех моделей — ручные, ножные, электроприводные, сверкали спицами и никелированными рулями «лендроверы» и «торпедо», наперебой голосили патефоны — польские, французские, немецкие, — демонстрируя мощность своих мембран. Продавались детские игрушки — заводные слоны и Санта-Клаусы, шагающие куклы в крахмальных чепцах и пластмассовые автоматы. Старик в зеленых очках и суконном кепи показывал остроту складной бритвы «золинген» тем, что сбривал посуху волосы с рук всех желающих испытать на себе превосходное качество лезвия.

У цветочного киоска, как Орест и ожидал, никаких старух с постельным бельем не оказалось. Это было бы слишком большой удачей. Зато там же, у каменного магазинчика с готическим верхом, Еремеев купил прекрасный костюм — серый в крупную клетку.

И еще одну покупку сделал Орест. Возле цветочного киоска он увидел бронзовые фигурки каких-то восточных божков, собак, быков, несколько затейливых подсвечников и пару узкогорлых вазочек с гравированными узорами. Выждав, когда плотный дядя в розовых подтяжках поверх водолазного свитера переправит к себе в вещмешок обе вазочки, Еремеев, не торгуясь, купил мельхиорового сеттера и божка, танцующего на подставке, увитой бронзовыми лотосами.

Едва он успел засунуть фигурки в сверток с костюмом, как гомон большого торжища разорвала длинная автоматная очередь.

Конец ее потонул в истошных женских визгах, воплях раненых, торопливой ругани мужчин. Еремеев укрылся за цветочным киоском.

Выпустив еще одну очередь, автомат — Орест безошибочно определил отечественный ППШ — смолк. Стреляли скорее всего из развалин старинной аптеки. Именно туда бросился патруль, а за ним и несколько офицеров, оказавшихся неподалеку. Орест тоже побежал к аптеке, огибая по пути тех, кто лежал в ожидании новых выстрелов, и тех, кто не ждал уже ничего. Старик в зеленых очках вытянулся на боку, выронив роскошную свою бритву… Начальник патруля, пожилой лейтенант со скрещенными на погонах стволами, пострелял в черную дыру под рухнувшими сводами, выходившую на площадь как амбразура. Дыра молчала.

— Утек, гадюка! — выругался лейтенант и спрятал пистолет в обшарпанную кобуру.

Снова проклятое u

О происшествии на «шварцмаркете» майору Алехину доложили вместе с сообщением о новом взрыве на объекте А. Объектом А именовался подземный авиационный завод, затопленный немцами на западной окраине города. Взрыв — третий по счету — случился во все той же злополучной штольне, где всего лишь три дня назад заработала отремонтированная насосная установка. К счастью, обеденный перерыв еще не окончился, так что обошлось без жертв, за исключением, впрочем, одной: в стволе штольни нашли куски тела диверсанта, подорвавшегося на собственной мине.

Майор Алехин, взяв с собой капитана Горнового, немедленно выехал на объект. Перед отъездом он поручил капитану Сулаю взять комендантский взвод и разобрать вход в подвалы аптеки.

— Только осмотреть, — предупредил он настрого. — Никаких вылазок в подземные коммуникации!

Проскочив линии блокпостов, «виллис» остановился у серого портала железнодорожного въезда под землю. Здесь их встретил начальник осушительного участка, низенький, краснолицый капитан в замызганной шинели.

— Цыбулькин, — хмуро представился он.

Пока шли по въездному тоннелю, скупо освещенному гирляндой редких лампочек, Алехин расспрашивал капитана.

Цыбулькин отвечал на вопросы охотно и даже предупредительно. Алехин понимал его состояние: несмотря на предупреждение особого отдела ни на минуту не оставлять без надзора насосные установки, мотористы ушли на обед всем скопом…