Владимир Успенский - Бой местного значения Страница 3

Уцелели артиллеристы, штабы, медсанбат, тыловые службы. А воевать было некому, в стрелковых ротах по десять — пятнадцать человек.

Ну, как водится в таких случаях, начали чистить тылы. На передовую пришли обозники, сапожники, интенданты, бойцы комендантского взвода, писаря, подносчики снарядов, парикмахеры. Нам во взвод тоже прислали троих. Не просто бойцов, а технических специалистов. Среди них был и сержант Петр Коломиец, ставший моим помощником.

Коломийцу лет тридцать, мужчина он рослый, видный. Добродушный вроде бы человек, без амбиций, но плутоватый: соврет — недорого возьмет, я убедился. С самого начала войны Петя попал в химики, командовал ампулометной установкой. Взвод ампулометчиков был один на всю дивизию, держали его в тылу, не зная, вероятно, как и где использовать. Ампулы, снаряженные горючей смесью, рассчитаны были на то, чтобы поджигать вражеские сооружения с расстояния в 150—200 метров. Но немцы тогда сооружений не строили, ампулометы стояли без применения, пока их случайно не разбомбили «юнкерсы», метившие по дивизионному обменному пункту.

Коломийца у нас сразу стали называть Петей-химиком, и все так привыкли к этому, что даже забыли его фамилию.

Петя нахваливал прежнюю службу, к саперам-топорникам относился свысока, мечтал о том времени, когда на фронте полегчает и он снова вернется в химики.

— Ишь ты какой специалист шустрый, — ворчал старик Охапкин. — На спокойную жизнь его тянет. Безопасный уголок себе ищет...

В начале декабря, когда батальон совсем измотался в непрерывных боях и до Москвы было рукой подать, к нам снова пришло пополнение. Помню, с утра выдалось затишье. В избу, где мы спали вповалку на земляном полу, явился длинноногий связной — бегун. Разыскивая меня среди спящих, он разбудил человек десять, ребята ругались, протирая глаза. Связной сказал мне: «Товарищ лейтенант, идите за пополнением. Двадцать душ нам прислали на батальон. — Помолчал и добавил почтительно: — Политбойцы, о!»

Связной убежал, а я никак не мог побороть сон, не было сил пошевелиться и встать. Сидевший рядом Охапкин сказал негромко:

— А не ходите вы, товарищ лейтенант, кто их знает, этих политбойцов! Без них обойдемся.

На эти слова живо откликнулся Петя-химик:

— Брось, брось, старик! Лишние плечи будут — бревна таскать да землю долбить. С политиков спроса больше. На них только грузи!

Я тогда пришел в штаб позже всех, и мне дали лишь одного человека. Выглядел он довольно нескладно. Шинель коротка и узка в плечах, а шапка, наоборот, такая большая, что налезала на уши. Винтовку он нес неумело, как палку.

Пока возвращались в избу, я накоротке расспросил его. Политбоец Попов Владимир Васильевич, в армии раньше не служил, белобилетник. Был учителем неподалеку, в подмосковном фабричном поселке. Позавчера у них началась партийная мобилизация. Вчера обмундировали, дали оружие и поставили задачу: отступать некуда, умереть, но немца в Москву не пустить!

Впереди громыхал бой. Слева, в ложбине, били наши пушки, выстрелы в морозном воздухе лопались гулко и звонко. Лицо у Попова было бледное. В глазах — растерянность и недоумение. Мне стало жаль его: бросили человека из школьного класса в самое пекло. Хотел я даже присмотреть за ним первое время, пока оботрется, но началась бомбежка, потом нас послали минировать шоссе в таком месте, куда доставали немецкие пулеметы. И тут, конечно, было не до новичка.

Это уж потом, спустя пару дней, я задумался: а что же такое политбоец, чем отличается от простого солдата, какие его обязанности? Ну, комиссар — это ясно. Он вместе с командиром принимает решения, отвечает за морально-политическое состояние воинской части. Политрук — тоже понятно. Политрук проводит беседы. Если надо — командира заменит. И конечно, насчет крыш — он самое ответственное лицо. Так, по крайней мере, в статьях и книгах о политруках пишут. У солдатской матери или жены прохудилась крыша, а негодяй-бригадир не хочет помочь солдатке — магарыча от нее нет. Чуткий политрук узнает, почему загрустил воин, и отправляет письмо в военкомат или в райком. Там намыливают бригадиру шею, и он сам лезет чинить крышу. Я сто раз об этом читал. Далась же им крыша эта! А вот у нас политрук танк подбил, но об этом нигде не писали.

Агитатор, чтобы газеты читать, у нас имелся. Специально выделили на это дело некурящего Ваню, чтобы раньше времени не изводил газету на козьи ножки... А что же делать политбойцу? Я спросил об этом самого Попова, но он не ответил определенно. Надо, мол, быть примером во всем. Сказал и смутился. Какой уж там пример от новичка нашему стреляному Охапкину или разбитному неунывающему Пете-химику? Попов сам приглядывался к ним, не ввязываясь на первых порах в споры и разговоры.

Особенно доставалось политбойцу от дотошного Охапкина, не упускавшего возможность по любому поводу потолковать с грамотным человеком. Каверзные свои вопросы Семен Семеныч прекратил лишь после одного случая, едва ни стоившего ему жизни. Стрелковый батальон, которому мы были приданы, неудачно атаковал деревушку.

Наши отступили, а Охапкин, контуженный взрывом, остался лежать на снегу. Иногда он шевелился, пытаясь подняться на четвереньки. Но подползти, утащить его в укрытие не было никакой возможности — немецкий пулеметчик из бетонного колпака сек прицельным огнем.

Мороз перевалил за двадцать. До темноты Охапкин не выдержит, закоченеет. На глазах погибал, а мы не могли помочь ему.

Попов, топтавшийся рядом со мной на дне овражка, бросил вдруг в снег винтовку и побежал по низине в тыл, к роще. Я и крикнуть ему не успел. Спортсмен-связной рассказывал мне потом, как примчался Попов к танкистам, стоявшим у штаба, как просил их, убеждал, умолял. А те отнекивались. Ни одного снаряда, дескать, не осталось, горючее по капле считаем. «И не надо снарядов, — объяснил Попов. — Вы бортом колпак прикройте, пулеметчик-то не пробьет вас. Минут на пять всего, мы управимся».

И убедил-таки недавний учитель! Усталые и злые танкисты, только что вернувшиеся из боя, снова двинулись на передовую, притерли свою машину к бетонному колпаку и заставили замолчать ошарашенных немцев. Пока те поняли, что к чему, пока выкатили на прямую наводку орудие, танк успел уйти в рощу, а Семена Семеныча мы утащили в овраг.

Через неделю Охапкин был совсем здоров. К политбойцу проникся уважением и задал ему такой вопрос:

— Как это ты про танк догадался?

— В книге читал, в очерке, — объяснил Попов. — На финской войне наши танкисты амбразуры дотов так закрывали.

— Сразу видать образованного человека! И к тому же душевного, — сделал свой окончательный вывод Семен Семеныч.

А месяц спустя эта сдружившаяся пара доставила мне столько переживаний, что век не забуду. Когда начали немцев гнать от столицы, когда дело пошло веселее, нашу дивизию вдруг сняли с передовой и перебросили на Северо-Западный фронт. Ехали мы через Москву. В морозное туманное утро остановились где-то на запасных путях, старшины отправились на продпункт получать харчи. Пользуясь случаем, бойцы таскали уголь из стоявшего рядом товарняка.

Начальник эшелона прошел вдоль вагонов, предупредил: отправление через четыре часа, по надобности и за кипятком людей водить организованно... И тут вдруг исчезли Попов и Охапкин. Ушли при полном снаряжении, с винтовками. У меня и мысли не было, что они дезертировали. Может, угодили под поезд? Или комендант их загреб?

Доложил комбату. Тот велел не поднимать шума. Подождем, может, еще объявятся. Если начальство узнает, машина закрутится — не остановишь потом.

Они пришли незадолго до отправки. Оба веселые, довольные. Я распекал их, трибуналом грозил, а они знай улыбаются.

— Где были?

— На Красной площади!

— Зачем?

— Посмотрели. Мавзолею Ленина поклонились, — объяснил Попов. — Ведь Семен Семеныч впервые в Москве!

— Да, — подтвердил Охапкин. — Раньше меня через столицу в эшелонах возили. По задворкам. А теперь своими глазами узрел. Причастился, можно сказать...

— Что же вы у меня не спросились?

— Для чего? — искренне удивился Попов. — Вы бы все равно не пустили. У вас и права такого нету. Но вы не сомневайтесь, товарищ лейтенант, мы бы вас ни в коем случае не подвели. Мы точно все рассчитали...

Как умудрился политбоец миновать московские патрули, об этом он не рассказывал. Хорошо, значит, знал город. Петя-химик впервые отозвался тогда о нем с похвалой: «Ну, молодец, чего учудил! А я не догадался: деваха у меня знакомая рядом с вокзалом. Успел бы забежать на часок!» Он так надоел мне этой жалобой на свою нерасторопность, что я в сердцах послал его к черту.

Между прочим, эта история навела меня на такую мысль: Попов человек грамотный, решительный, смекалистый, в бою побывал — вполне подходящая кандидатура на командирскую должность. И когда мы прибыли на новое место, я спросил у комбата, не требуются ли люди на курсы младших лейтенантов? Капитан обещал узнать, а вскоре распорядился: давай двух человек.