Шамиль Ракипов - О чём грустят кипарисы Страница 31

«Должен Вам заявить, что дело идёт здесь не просто о разочаровании Советского правительства, а о сохранении его доверяя к союзникам, подвергаемого тяжёлым испытаниям. Нельзя забывать того, что речь идёт о сохранении миллионов жизней в оккупированных районах Западной Европы и России и о сокращении колоссальных жертв советских армий, в сравнении с которыми жертвы англо-американских войск составляют небольшую величину».

Переписка Сталина с руководителями союзных государств была опубликована после войны.

Шёл май 1944 года, а второго фронта всё ещё не было. Мы не знали тогда, что к этому времени был разработан наконец план вторжения союзных войск через пролив Ла-Манш в Северную Францию.

Надежды Черчилля и его единомышленников в Англии и США на истощение Советского Союза в борьбе с гитлеровской Германией рухнули окончательно — было очевидно: Красная Армия и без помощи союзников в состоянии освободить Европу.

Второй фронт был открыт 6-го июня 1944 года, но его значение было уже в значительной мере обесценено. К тому же основные силы фашистской Германии, более 200 дивизий, по-прежнему находились на советско-германском фронте. По свидетельству гитлеровского генерала, начальника оперативного отдела штаба Западного фронта Циммермана, «основу немецких войск Западного фронта составляли старики, оснащённые устаревшим вооружением».

Девушки пытались установить и причины временных неудач Красной Армии в 1941–1942 годах. Кто бы мог до войны предполагать, что наши войска будут сражаться с врагом на подступах к Москве, на берегах Волги и Терека, что удар по Севастополю будет нанесён не с моря, а с суши, со стороны Перекопа?

Ссылка на внезапность нападения, получившая распространение, казалась мне маловероятной. Гитлер никогда не скрывал, что враг номер один для него — Советский Союз. Он развернул у нашей границы 190 дивизий, в составе которых было пять с половиной миллионов солдат и офицеров. К бою были готовы около 50 тысяч орудий и миномётов, 2800 танков и самоходных артиллерийских установок, четыре воздушных флота — почти пять тысяч самолётов. О какой внезапности может идти речь?

В первый день войны мы потеряли в приграничных округах тысячу двести самолётов, в основном на земле — они не были замаскированы и не успели взлететь. Лишённые авиационного прикрытия, наши войска несли большие потери. Пограничники были, как всегда, начеку, они сражались с врагом, проявляя чудеса героизма, но, вооружённые лишь стрелковым оружием, не могли сдержать танковые и моторизованные части противника, которые к исходу дня продвинулись в глубь нашей территории на 35–50 километров.

К 10 июля немецко-фашистские войска захватили Латвию, Литву, Белоруссию, значительную часть Украины. Потери, понесённые в первые дни войны, резко снизили боеспособность наших войск, но дух советских воинов не был сломлен, их сопротивление возрастало с каждым часом.

В первый период войны Красной Армии не хватало новейшего вооружения — это главная причина её временных неудач. Надо учесть также, что из-за агрессивного курса Японии, соратницы гитлеровской Германии, Советское правительство было вынуждено в течение 1941–1945 годов держать у дальневосточных границ значительную часть наших Вооружённых Сил — 40 дивизий.

И всё же, несмотря на все неблагоприятные факторы, у. советского народа хватило материальных и моральных сил, чтобы сокрушить до основания, практически в единоборстве, главную ударную силу мирового империализма — фашистскую Германию. Мы не только защитили свою Родину, но и спасли жизнь, свободу, независимость многих народов.

Но вернёмся назад — от светлого дня Победы нас отделяет ещё много грозных боевых дней и ночей…

Разбор полётов в прошедшую ночь не занял много времени: все экипажи действовали уверенно, грамотно, задания командования выполнены, сделано сто пятьдесят два вылета.

Секретарь партийной организации полка Мария Ивановна Рунт показала нам номер газеты «За Родину», которая выходила в оккупированном Севастополе. Газета, отпечатанная на тетрадных листках, пошла по рукам. Сводки Совинформбюро, сообщения о ходе наступления Красной Армии в Крыму, данные о потерях немецко-фашистских войск… Поразительно — подпольное издание в разбитом, залитом кровью городе.

— В Севастополе действовала коммунистическая подпольная организация, — рассказывала Рунт, — в рядах которой было более ста человек. Возглавлял её старшина-артиллерист Александр Ревякин. До последнего часа он участвовал в обороне Севастополя, в составе группы прикрытия отошёл на мыс Херсонес. Когда кончились боеприпасы, он пытался пробиться врукопашную и уйти в горы, но немцы схватили его.

Колонну военнопленных, состоящую в основном из раненых, конвоиры повели через руины. Ревякину удалось бежать. Он разыскал знакомую девушку, которая укрыла его в комнатушке, уцелевшей в разрушенном доме, раздобыла одежду. Немцы регистрировали оставшееся население, тех, кто уклонялся, расстреливали. Старшина явился в полицию, представился: учитель химии, в Красной Армии не служил из-за болезни, документы сгорели. Получил «вид на жительство»; Вскоре на стенах развалин стали появляться листовки. Немцы всполошились, вывесили объявление:

«Лицам, оказавшим содействие немецкому командованию в поимке проникших в город партизан, будет выдано вознаграждение — 50 тысяч марок».

А подпольная организация росла. Из лагеря военнопленных бежал работник Севастопольского горкома партии Николай Терещенко, он возглавил диверсионную группу.

Врачи и медицинские работники, оставшиеся в» городе, снабжали подпольщиков справками, которые позволяли им нигде не работать.

Почти каждую ночь севастопольцы нападали на немецких солдат и офицеров, несущих патрульную, службу. Даже днём гитлеровцы не решались ходить по городу в одиночку. Подпольщики поджигали и взрывали катера в бухтах, склады, автомашины. На железнодорожном вокзале взлетел на воздух эшелон с боеприпасами, с соседних путей были сброшены охваченные пламенем паровозы и вагоны.

Молодая подпольщица Женя Захарова, работавшая в типографии городской управы, получила задание: достать шрифт. Необходимо было также надёжное помещение для типографии. Ревякин предложил вырыть подземелье под полом его комнаты. Работали осторожно, землю выносили по ночам на соседний огород.

Первый номер газеты «За Родину» вышел в июне 1943 года.

Подпольщики собрали ценнейшие сведения о расположении вражеских воинских частей, его оборонительных сооружениях, складах, установили связь с партизанами, а через них — с командиром разведывательного отряда Черноморского флота «Сокол», у которого была рация.

Благодаря подпольщикам удары советской авиации по фашистским военным кораблям и транспортным судам, по воинским эшелонам, складам были эффективными. В дневнике Василия Ревякина есть такая запись:

«С наступлением вечера ждали своих. Прилетели точно, не опоздав ни на одну минуту. Фашисты, как побитые собаки, в панике разбежались по укрытиям. Бомбы сброшены удачно. На вокзале попали в эшелон с войсками и техникой, на Историческом бульваре разбили зенитки, у Графской пристани потопили большой пароход. Оккупантов не узнать. Дух упавший…»

По приказу Гиммлера в Севастополь прибыла группа опытнейших гестаповцев со сворой провокаторов. Им удалось разгромить одну группу подпольщиков, которая действовала в судоремонтной мастерской. Арестованных подвергли чудовищным пыткам, но своих товарищей, оставшихся на свободе, они не выдали.

С севера и востока к Севастополю стремительно двигались советские войска, с каждым днём слышнее становилась артиллерийская канонада. И в эти дни в рядах подпольщиков объявился иуда. Он сообщил немцам, где находится типография, назвал всех членов организации, которых знал. Много дней и ночей гестаповцы истязали Ревякина и его друзей, задавая одни и те же вопросы: «Где находится рация? От кого получали задания? Кто из подпольщиков остался на свободе?» Герои-севастопольцы молчали. А борьба продолжалась: в городе появлялись листовки, рация, укрытая в горах, точно по расписанию выходила в эфир.

14-го апреля 1944 года, когда бои шли на дальних подступах к Севастополю, узников повели на расстрел. По сигналу Ревякина они разом бросились на палачей, и все погибли.

«Сколько прекрасных людей, подлинных героев, погубили эти ничтожества, предатели, которым лучше бы не родиться на свет, — подумала я. — Надо карать их беспощадно, чтобы другим неповадно было. Многое можно простить, но не предательство».

Мы приземлились на рассвете после седьмого вылета — ещё одна максимальная крымская ночь позади. Перед глазами — горящие катера, транспорты, баржи, разбитые самолёты в канонирах, груды искорёженных автомашин.

«Самые удобные минуты для немецких лётчиков, — размышляла я, сидя в кабине. — Для нас уже светло, для дневных полётов ещё темно. И с Сапун-горы аэродром не виден — дым, пыль, темень».