Лео Кесслер - Щит дьявола Страница 31

Это произошло после того, как в расположение дивизии прибыл сам командующий Первой армией США в Европе генерал Кортни Ходжес. Проинспектировав обстановку в дивизии и на порученном ей участке фронта, он вызвал к себе командира дивизии Хоббса. Прервав сбивчивые извинения выглядевшего крайне смущенным и растерянным генерала, Ходжес сказал:

— Ну все, хватит, Лиланд. Ситуация предельно ясная. Кольцо окружения вокруг Аахена должно быть замкнуто. Ты либо сделаешь это, либо тебе придется уйти с должности командира дивизии. Мне не доставляет никакого удовольствия обращаться к тебе через голову командира корпуса генерала Коллинза, но иного выхода нет. Ведь на меня постоянно давит сам Айк: он требует, чтобы я перестал топтаться вокруг Аахена и двигался прямо к Рейну.

Ходжес высказал все это Хоббсу с легкой улыбкой, но тот прекрасно понял, что командующий армией говорит предельно серьезно. Дело действительно обстояло так: или он выполнит поставленную перед ним боевую задачу, или ему придется уйти. Поэтому Хоббс бросил в наступление все имеющиеся у него резервы и лично руководил ночной атакой, вникая в мельчайшие детали. Эта стратегия сработала: к рассвету американцам удалось прорвать немецкие оборонительные позиции в районе выстроенного в стиле барокко замка Римбурга. Американские войска нажали еще чуть-чуть, и вскоре немцы в панике устремились по направлению к Аахену, бросая свои позиции.

В штаб-квартире бригадефюрера Дегенхардта Доннера в отеле «Квелленхоф» началось настоящее безумие. Молодой штабной офицер, безупречная прежде форма которого была теперь с ног до головы забрызгана грязью, шеврон на рукаве оторван, а с лица стекала тоненькая струйка крови, докладывал дрожащим голосом:

— Большинство частей, оборонявших передовую линию, просто сметено американским огнем, господин генерал… американцы попросту сравняли нашу передовую линию с землей.

— А где же наша артиллерия? — страшным голосом прокричал Доннер.

— С ней утеряна всякая связь, господин генерал, — ответил ему толстый майор, склонившийся над радиопередатчиком, с помощью которого осуществлялась основная связь с войсками. — Все линии уничтожены. Невозможно практически ни с кем связаться.

— О, проклятье! — зло выкрикнул Доннер. — Как, черт побери, я могу защищать город, если мне нечем это делать? Что, дьявол бы их побрал, думают те господа, которые сидят в главных штабах в глубоком тылу и отдают нам приказы?

На какое-то мгновение в его голове промелькнули страшные воспоминания о «Черном воскресенье» в сентябре 1918 года, когда войска союзников нанесли неожиданный чудовищной силы удар и разом прорвали германский фронт. Это привело к катастрофе всей немецкой армии. Тогда сам генерал Доннер был молоденьким офицером, и он хорошо помнил, что в этот момент разом рухнуло все, что было дорогого и ценного в стране и в армии.

Он с трудом заставил себя снова собраться, заметив, с каким смятением взирает на него молодой штабной офицер и как отвисла челюсть у толстого майора. Не стоит давать подчиненным лицезреть, в каком шоке он находится. Наоборот, они должны быть всегда уверены в его беспрекословном авторитете и несгибаемой воле к победе -— пусть даже весь мир вокруг них рушится ко всем чертям.

Однако, прежде чем генерал успел отдать какой-нибудь приказ, пронзительно зазвонил полевой телефон. Опередив адъютанта, Доннер сам снял трубку.

— Доннер! — рявкнул он.

Но даже тот факт, что трубку взял сам генерал, руководящей обороной Аахена, не смог успокоить находящегося в истерике офицера на другом конце провода.

— На нас с востока движутся крупные танковые формирования американцев! — закричал он, отбросив в сторону все условные обозначения и кодовые фразы, принятые для подобных телефонных переговоров. — А у нас не осталось ни противотанковых орудий, ни снарядов к ним, ни «фаустпатронов». Мы также уже использовали весь запас противотанковых мин. — Голос офицера дрогнул: — Господин генерал, вы должны прислать подкрепления, иначе…

— Для начала придите в себя, офицер, — зло бросил Доннер. — Я назначаю вас лично ответственным за то, чтобы отстоять ту позицию, на которой вы сейчас находитесь. Отойдете — поплатитесь головой…

— Но, господин генерал… — залепетал офицер.

Однако Дегенхардт Доннер уже бросил трубку. Его боевой дух был уже восстановлен. Он начал энергично диктовать разнообразные приказы.

— Майор, не сидите же просто так! Расшевелите наших тыловых крыс, наконец! Срочно нужно послать подкрепления на линию фронта. Пусть каждый, кто может держать в руках винтовку, направляется прямо туда. Бросьте туда городские подразделения полиции — в конце концов, все полицейские обучены стрельбе. Пошлите на линию фронта поваров. Всех штабных работников, которые занимаются с бумагами. Прочешите госпитали и больницы — нельзя позволить всяким идиотам скрываться там и нежиться на чистых простынях в то время, когда лучшие люди погибают под пулями американцев. Короче, ищите свежих людей! Действуйте!

— А ты, — Доннер повернулся к молодому офицеру, щека которого кровоточила, — садись на мотоцикл и дуй прямо к штандартенфюреру фон Доденбургу. Пробейся к нему любой ценой, понятно? Мне нужно, чтобы он пустил в ход свои танки — и сделал это немедленно!

Молодой офицер стремглав выбежал из помещения штаб-квартиры обороны Аахена, топча ставшие уже ненужными карты. Сейчас было поздно кропотливо разрабатывать какую-либо стратегию. Пришла пора просто воевать за Аахен — за каждый дом, каждую улицу.

Немецкие войска в панике отступали от Римбурга. Большинство людей было движимо элементарным животным страхом. Весь горизонт буквально пылал от беспрестанных разрывов снарядов — это, не умолкая ни на секунду, работала артиллерия генерала Хоббса. От ее ударов содрогалась сама земля. И по этой земле в направлении Аахена непрерывной вереницей двигались штабные «хорьхи»[49], восьмитонные «опели», тракторы, тащившие прицепы, набитые ранеными, и санитарные машины, на крышах которых был ярко и крупно намалеван красный крест — в надежде, что американская авиация не станет бомбить и обстреливать их.

В самом центре этого бесконечного потока перепуганных, потерявших всякую надежду людей двумя неподвижными стальными бастионами высились два «королевских тигра». Их длинные орудия были нацелены в ту сторону, откуда, скорее всего, должны были появиться наступавшие американские части.

Для того чтобы выполнить приказ бригадефюрера Доннера и попытаться остановить американский прорыв на этом участке фронта, фон Доденбург смог выделить всего лишь два танка. Все остальные машины стояли у Голгофы, прикрывая это направление. Штандартенфюрер считал, что не имеет права тронуть их — они и так непрерывно отбивались от наседавших на них частей 1-й пехотной дивизии США. Сюда вместе с двумя «тиграми» он привел и отделение панцергренадеров «Вотана». Они должны были прикрывать танки от американских атак.

Бойцы свалили огромные дубы, окаймлявшие дорогу, по которой двигались отступавшие, так что эти гигантские деревья образовали подобия стен. Если американцы будут наступать, то ряды поваленных дубов должны были стать серьезным препятствием, которое было призвано существенно ограничить возможности их маневра.

Танк фон Доденбурга встал с одной стороны дороги, а танк Краузе — с другой. Куно рассчитывал, что, наткнувшись на поваленные деревья, американская бронетехника не сможет двигаться прямо, и ей придется пересекать огромное поле, тянущееся по обе стороны мощеной дороги. Когда же «шерманы» окажутся в этом поле, они не смогут ни мчаться на большой скорости, ни быстро маневрировать, а значит, превратятся в удобные мишени для «тигров» фон Доденбурга.

Сейчас, когда остатки немецких войск стремительно отступали в сторону Аахена, где офицеры генерала Доннера должны были сформировать из них новые части, может быть, загоняя в них солдат под дулом пистолета, два эсэсовских «тигра» неподвижно стояли посреди дороги, готовясь принять неравный бой со значительно превосходящими силами противника. В сером небе высоко над ними висел неподвижный солнечный диск угрожающего красноватого цвета.

— А знаешь ли ты, Матц, — сказал Шульце, когда они вместе с приятелем покрывали свой танк маскировочной сеткой и дополнительно обкладывали его дубовыми ветками, чтобы он был не так заметен, — что в России больше двухсот миллионов жителей?

— Им давно следовало изобрести и ввести у себя презервативы, — хмыкнул Матц. В следующую секунду ему пришлось оттолкнуть от себя какого-то отступавшего солдата, который слепо несся вперед, не разбирая дороги; если бы Матц не оттолкнул его вовремя, то тот просто врезался бы в эсэсовца.

— И почти столько же людей живет в проклятой Америке. Я уж не говорю о вонючих англичанах и обо всем том темнокожем сброде, который они навербовали в своих заморских колониях, чтобы бросить в бой против нас, — продолжал Шульце.