Александр Каневский - Впереди разведка шла Страница 31

— Товарищ младший лейтенант, у комбата сегодня день рождения. Так что милости просим...

...Вечером офицеры собрались в землянке. Сплющенная «катюша» немного коптила, но две свечи давали чистый свет. На столе, сколоченном из горбылей, банки с тушенкой, рыбные консервы, дымилась в котелках каша — ее Каверзнев только что принес от котла. Цепочкой выстроились алюминиевые кружки. И совсем неожиданные яства — куриные яйца, копченое розовое сало, домашняя колбаса, шафранная антоновка.

Сели, первым тостом помянули тех, кого война вычеркнула из жизни свинцовым карандашом, пожелали имениннику вот так же встретить победу. Переговорили о многом: о прошлой мирной жизни, кто о чем мечтает. Но больше всего — о боях, об удачах и досадных просчетах.

— Я вот никогда не думал, что стану военным,— поправил комбат иголкой шинельный фитилек.— На гражданке занимал пост начальника отдела кадров в тресте «Удмуртлеспродторг». Как, звучит? То-то... А было мне тогда знаете сколько? Восемнадцать. Знаний — с гулькин нос, но старался. А тут война, беда нагрянула. В военкомате — толчея. Спрашивают: «Где повестка?» — Хлопаю глазами: «Какая повестка? Война идет, а вы о бумажке спрашиваете».— «Покажи тогда военный билет!» — «Пожалуйста».— «Но у тебя ведь бронь».— «Да то по ошибке записано. Я отлично стреляю...» Говорят: «Понадобишься — вызовем. А сейчас топай...» На следующий день снова осаждаю военкоматовское начальство. Опять осечка! Лишь через месяц вызвали. Рад, конечно, на фронт еду. Поехал... Да только не на фронт, а в Уфимское пехотное училище. Там мальчишеское представление о командирстве враз выветрилось. И теперь, ребята, когда хорошенько понюхал порох вперемешку с махрой, кровью не раз умывался, скажу: на войне прежде всего нужна ясность ума. Все остальное — потом: и смелость, и энергия, и, простите за высокий штиль, беззаветность. Особенно это важно для командира, какие бы погоны он ни носил — сержантские или генеральские. Там, где солдата может охватить буря чувств, эмоций, командир обязан сохранять железное хладнокровие. В противном случае не поздоровится и ему, и его подчиненным...

Я смотрел на сидящих и думал: какие же мы молодые! Мне недавно стукнуло двадцать, комбату — двадцать один, Ермакову, начальнику разведки бригады,— двадцать четыре... Да, война не смотрит в метрики, а берет цепко за шиворот и швыряет в смертельный водоворот — плыви! И надо барахтаться, надо выплывать, не сдаваться, превозмочь свою беспомощность, слабость, неумелость. Это потом придут мудрость и опытность, знание тяжелого фронтового ремесла.

Каверзнев заварил крепкий до черноты чай, стал разливать по кружкам.

— Вот вы все о боях-сражениях, товарищ капитан, а места для любви и не оставили,— хитровато прищурился Петр.

— Робкий я по этой части, Петруша. Девчата меня книжным женихом окрестили. Днем работа, вечером — книжки. А любовь есть, настоящая. Сейчас она горем, кровью испытывается.

— А у вас зазнобушка была, Александр Денисович? — не унимался адъютант.

— Мы по этой части сродни с Семеном Михайловичем. Может, и побежал бы на свидание, так в разведку надо идти. Нет времени...

Разошлись, когда рассвет растворил желто-белый призрачный свет лампы...

...Непривычно мирно текла жизнь в резерве. К нам приезжали делегации трудящихся из различных районов. Гости навещали раненых в медсанбате, угощали их молоком, маслом, сушеными фруктами.

А в начале октября произошла еще одна встреча — волнующая и незабываемая. Гвардейцы принимали бывшую участницу подпольной молодежной организации «Молодая гвардия» Нину Иванцову. В начале войны она по рекомендации райкома комсомола прошла специальную подготовку, была оставлена для работы в тылу врага на временно оккупированной территории. Затем Нина вступила в ряды «Молодой гвардии» — доставляла донесения боевых групп, осуществляла связь с партизанами, распространяла листовки.

Сердца гвардейцев наполнялись ненавистью к врагу, когда они слушали рассказ о гибели юных патриотов, о дикой расправе, учиненной над молодогвардейцами.

— Разве люди могли так поступить? — с гневом спрашивал товарищей командир танка «Донской казак» лейтенант Линник. И сам же отвечал:

— Нет! На это способны только дикари, людоеды. Поклянемся, друзья, что не будем знать покоя до тех пор, пока не уничтожим на нашей земле последнего фашистского зверя...

Нина Иванцова провела в корпусе десять дней. Потом она ушла на фронт. Воевала, была комсоргом батальона, награждена орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалью «Партизан Отечественной войны» I степени...

А мы снова собирались в долгий, трудный и опасный путь. Прощай, Волноваха! Прощай, город, чье имя понесем отныне на своем гвардейском знамени!

Берег левый, берег правый...

Опаленный огнем, омытый кровью, еще не вздохнувший полной грудью после отгремевшей грозы в донецкой степи, гвардейский корпус догонял убегающего врага, чтобы не дать ему оторваться, чтобы снова навязать ему бой.

Дует ветер, прозванный в Приазовье «губатый». Свежевыстиранные гимнастерки уже припорошило солью, все та же пыль — спутница колонн. Но настроение у всех приподнятое — за плечами остались Сталинград, Ростов, Маныч, Новочеркасск... Десятки рубежей и позиций с причудливыми названиями, сооруженных по последнему слову фортификации, прорваны в Донбассе. «Черепаха», «Крокодил», «Саламандра», «Черная ящерица»... Сгинули все эти «пресмыкающиеся», пропали.

А впереди — «Даешь Днепр!» Но дойти до него, испить желанной водицы можно, лишь перешагнув через оборонительный рубеж на реке Молочная, который немцы пышно и грозно из любви к высокому слогу нарекли «Вотаном» по имени мифического божества древних германцев, бога ветра и бурь, бога войны. Знак Вотана — изображение головы буйвола. Этот рубеж был южной оконечностью Днепровского вала.

Анализируя доклады разведчиков, просматривая аэро-фотоснимки, наше командование шутило: «Река Молочная, да берега не кисельные». В этой горькой шутке заключался глубокий смысл.

Молочная — река спокойная, относительно неширокая, но глубина ее местами доходила до двух метров и больше, дно илистое, берега вязкие, заросшие камышом. На отдельных топких участках от уреза воды тянулись солончаки: всюду чисто, гладко, камень — и тот на виду. За ними сразу же, точно крепостной вал,— крутые высоты.

Общая протяженность оборонительных рубежей по реке достигала ста пятидесяти километров. От Ворошиловки этот рубеж поворачивал на северо-запад, проходил по ряду высот и в районе Васильевки упирался в днепровские плавни. На юге он тянулся западнее Молочной, примыкая флангом к широкому и глубокому соленому озеру. Следовательно, фланги прикрывались крупными естественными препятствиями. Ну а уж над искусственными гитлеровцы постарались.

Оборона строилась по принципу сочетания опорных пунктов и узлов сопротивления со сплошными траншеями и изолированными полевыми сооружениями. Последние представляли собой отдельные окопы и гнезда, которые не имели ходов сообщения ни по фронту, ни в глубину и предназначались для ведения длительного боя даже в случае полного окружения.

Учитывая печальный опыт боев на Миусе и стремясь избежать ошибок, гитлеровское командование решило несколько видоизменить построение обороны: перед задним краем и в глубине были отрыты противотанковые рвы, затоплены водой и прикрыты проволочными заграждениями. Балки и овраги, которыми изрезана прилегающая к реке местность, немцы превратили в непреодолимые, по их мнению, препятствия.

Каждое село в полосе обороны было превращено в крепость. Дом с домом соединялись траншеями. На многих участках наши разведчики обнаружили плотные смешанные минные поля, ловушки и сюрпризы.

Для усиления опорных пунктов на открытых местах, главным образом в садах, противник в качестве неподвижных огневых точек использовал подбитые и даже исправные танки и штурмовые орудия. А в крутых скатах по западному берегу реки, достигавших высоты двадцатипятиэтажного здания, были устроены замаскированные скрытые огневые точки.

Особенно сильно неприятель укрепил Мелитополь. Внутри города имелась целая система опорных пунктов, занятых боевыми группами. В их состав входило от одного до двух пехотных батальонов, усиленных танками и артиллерией.

В целом группировка на Молочной состояла из десяти пехотных, трех горнострелковых и двух танковых дивизий. Для укрепления обороны из Крыма на самолетах были переброшены еще две дивизии — авиаполевая и горнострелковая. Правда, войска эти были порядком потрепаны, но за таким мощным щитом они могли оказать упорное сопротивление.

Воодушевляя своих солдат, генералы Манштейн и Холлидт действовали методом «кнута и пряника». Дело в том, что Гитлер решил раскошелиться и выплачивать солдатам и офицерам тройной оклад денежного содержания, а в Берлине чеканилась специальная медаль — «За оборону мелитопольских позиций». Однако, не особенно рассчитывая на эти «стимулирующие» меры, командование вермахта своевременно позаботилось и о том, чтобы никто не смог самовольно покинуть позицию. Каждый солдат знал: ходы сообщения вырыты таким образом, что, отходя с переднего края в тыл, не минуешь командных пунктов, а там путь преградят свои же офицеры и силой оружия заставят повернуть. Как и на Миусе, тут, на Молочной, немцев заставляли подписывать специальную клятву с торжественным обещанием не покидать обороняемых рубежей. В расписке указывался домашний адрес солдата, перечислялись члены семьи. Отныне их судьба зависела от поведения мужа, брата, сына на фронте, а сами они становились заложниками, «гарантом героического поведения на войне». Наш корпус находился во втором эшелоне, имея последующую задачу развить успех в оперативной глубине. А пока путем различных маневров имитировалось накопление сил.