Олег Блоцкий - Самострел Страница 32

После такого вот «короткого, ясного и корректного» приказа комбриг с заместителем по политической части пришли в неописуемый ужас и зачесали в репах. А шкрябать поседевшие раньше времени головы было от чего — явный страх ясно был слышен и в голосе большезвездного «инструктора» из Кабула. И приказ был совсем не похож на те пустые угрозы, на которые начальство не скупится, но, как правило, остывая, никогда не исполняет. А затем и вовсе забывает о них.

Полковник с подполковником надолго задумались.

Если «залетных» выпустить хоть на маломальские боевые и с ними, не приведи Господь, что-нибудь случится, пусть даже легкая царапинка по телу пробежит — прощайте должности и погоны, здравствуйте унизительная высылка в Союз с резким понижением в должности и перспектива до увольнения в запас ходить в вечных «задротах».

Смерти солдат или офицеров были делом привычным, почти обыденным. Как ни крути — доля их такая на войне: убивать других или же погибать самим. Но журналисты — иная стать! С ними ничего не должно случиться. Это, кстати, начальники и сами понимали, без всяких подсказок из Кабула.

А потом — ну, разве можно москвичам показывать бойцов и младших офицеров, павианов этих, за пределами бригады? В ареале, так сказать, их привычного обитания, где они не такие приглаженные и наутюженные, как в еженедельной образцово-показательной телевизионной программе про военных «Служу Советскому Союзу!», а взаправдашние — с рожами в пыли и латаной форме, которая абсолютно не соответствует установленным образцам, но зато такая удобная для боя. Да за эти пыль, копоть, матерщину да разномастную, в пятнах и заплатах одежку бойцов и офицеров их, командиров бригады, уж точно в пыль сотрут. С костями сожрут начальнички, не поморщатся и запьют все это дело минеральной водичкой «Боржоми», которую им услужливые официантки ставят во время обеда на столы, покрытые свежими скатертями.

Но если гавриков этих, сволочь эту нестроевую с блокнотиками в руках, мариновать в бригаде, то ведь они непременно в Москву стуканут, именно в тот самый военный отдел Центрального Комитета Коммунистической партии. Отцы бригады прекрасно знали о существовании в нем такого вот ма-а-а-аленького, неприметненького отдела, перед которым, правда, седые маршалы по струнке маршируют, точно молодые лейтехи на выпуске в училище. А что самое отвратительное — так в отделе этом, наверное, такая же сволочь нестроевая сидит, которая в войсках ни дня не служила и все выводы об армии делала, почитывая газетку «Красная звезда» или же поглядывая все ту же передачку «Служу Советскому Союзу!». Стоит кому-нибудь в том волшебном отделе встрепенуться, и полковник с подполковником из Афгана вместо повышения — прямиком в «народное хозяйство»…

По всему выходило, что не взлет вверх намечался, а стремительное пикирование вниз, причем штопором, да так, что мордой в грязь, после которой до смерти не отмоешься.

Короче говоря, ситуация с приездом журналюг со всех сторон выходила гадская, и полковник с подполковником с тоской думали: «Ну, почему вы, ребята, куда-нибудь в другое место не отправились?! У нас и климат жаркий, и болезней всяких экзотических — море разливанное…»

Но комбриг с замом были мужиками тертыми, настырными, за собственное благополучие в армии боролись и поэтому заранее приготовленную программу пребывания гостей на их базе проводили с ослиным упорством, надеясь, что какие-никакие местные экзотические штучки отвлекут все-таки ребят от их такой непродуманной затеи.

А программа, кстати говоря, была для телевизионщиков не слишком обременительна, очень приятна и даже с некоторыми элементами риска. Правда, бытового. Но кто в этом разбирается? На войне — все опасность, что водку в модуле пить, что по горам на духов охотиться, что в бассейне с крутобедрыми женщинами плескаться.

Приезжим предлагались:

— встречи с руководством бригады;

— беседы с особо отличившимися орденоносцами — солдатами и офицерами;

— посещение парка боевых машин соединения;

— управление этими машинами под руководством опытных офицеров;

— демонстрация трофейного оружия и документов;

— участие в открытых партийном и комсомольском собраниях;

— стрельба из всех видов оружия, включая американское;

— постоянное расслабление в личной бане комбрига;

— дегустация пяти сортов водки;

— испытание на прочность медицинским спиртом;

— круглосуточное общение с местными вакханками из медсанбата, волевым решением комбрига переквалифицированными в официанток.

Программа пребывания журналистов разрабатывалось отцами бригады так детально, как никакая боевая операция ранее не продумывалась. Учитывались малейшие нюансы. Задействовано было множество людей, начиная от полковников и заканчивая солдатами. Инструктажи проводили лично командир бригады и начальник политотдела, много раз повторяясь и четко требуя скрупулезного исполнения вышесказанного.

К чести Вооруженных Сил, народ в бригаде необычайно мобилизовался, дисциплинировался, указания командиров схватывал на лету и немедленно бросался их выполнять. И двигал им скорее не страх перед гневом начальства, а непременное желание доказать, что и у них здесь, на отшибе жизни, тоже умеют гостей встречать, что они не глубинка какая-нибудь замухрыжная, а отличная бригада, где все, как у людей…

Однако москвичи отвергли все пункты программы с негодованием. «Журналюги» по-прежнему требовали только одного — войны и крови.

Обескураженные начальники бригады не догадывались, что, отправляясь в командировку, москвичи просто мечтали попасть именно на боевые действия, в гущу самого боя, отличиться там, убив нескольких душманов, и вернуться в Москву с орденами на груди. Причем если оператор Толик, как легендарный Теркин, был согласен, в итоге, и на медаль, то пухленький Сереженька рассчитывал исключительно на орден, справедливо полагая, что он в дальнейшем даст ему возможность пролезть в телевизионное начальство.

Вот за эти мифические награды телевизионщики и давились, не понимая, что процедура получения наград вообще-то долгая и что иногда ордена вручают не героям, а их родственникам, с очень печальной приставкой «посмертно», а самих героев транспортируют на кладбище, пусть и под завывание воинского оркестра.

Стремительный перелет из заснеженной Москвы в благоухающие тропики сыграл с москвичами недобрую шутку. Ребята, окидывая взглядом загадочные горы и диковинные чащобы зелени, слушая пение экзотических птиц и журчание близлежащей реки, так и не поняли, что попали на самую настоящую войну. Они не догадывались, что спокойствие и умиротворение призрачны, ненадежны и в любой момент могут обернуться лавиной огня и смертями многих людей из бригады.

Москвичи упорно настаивали на участии в войне…

Командиры сопротивлялись, надеясь на то, что капля камень точит и журналюги в итоге сломаются. И только после настойчивого желания Сереженьки, косящегося на телефон, немедленно поговорить с Кабулом, начальник политотдела бригады с дежурной натянутой улыбкой, нехотя согласился говорить о боевой операции.

Выставив увальня Толика за дверь и оставшись один на один с подполковником, ушлый Сереженька, хитровато подмигивая, противно дергая головой и постоянно пряча глаза, предложил подполковнику сделку. Журналисты едут на боевые, после которых немедленно получают орден с медалью, а бригада за это, в первую очередь включая начальство, имеет хорошую «картинку» по ЦТ, не говоря уже о «синхронах» комбрига и начпо…

Выслушав подобное предложение, политработник внутренне расслабился, и в душе его радостно зазвучали военные марши. Прежние страхи о том, что кто-то из Кабула пытается подсидеть его, подполковника, заслав в бригаду журналюг, покинули политработника, а цепкий ум тут же выдал ему триста сорок пять вариантов благополучного использования складывающейся ситуации в корыстных карьерных целях.

В итоге два карьериста обо всем четко договорились, скрепив данные друг другу слова рукопожатием. Правда, офицеру пришлось перед этим долго убеждать журналиста, что ордена и медали так сразу не даются, есть на это специальная процедура, которая требует времени от полугода и больше. Нетерпеливый Сереженька настаивал на пяти месяцах, в свою очередь убеждая начпо, что его синхрон в десять минут по центральному телевидению — дело тоже очень сложное, просто невыполнимое… И что он в конце концов может позвонить министру обороны или начальнику главного военно-политического управления всей Советской армии…

— Лады, — сказал рыхловатый подполковник, по инерции недовольно покосившись на телефон, — завтра же поедете в кишлак. Он, кстати, самый надежный форпост народной власти в уезде. Вокруг — сплошь вражеская территория, — голос офицера треснул, словно одиночный выстрел. — Предупреждаю: дорога не просто опасная, но очень и очень страшная. За последние три месяца никому из наших не удалось туда прорваться. Но если вы по-прежнему настаиваете, то завтра попытаемся еще разок. Подумайте. Не тороплю с ответом…