Владислав Шурыгин - Реквием по шестой роте Страница 33

Соотношение убитых и прорвавшихся, видимо, удовлетворило полевых командиров, и в ночь на 2 февраля они пошли на прорыв. Мы их ждали. Радиоразведка перехватила радиообмен между отрядами, где один из полевых командиров дал ориентир места прорыва, которое было хорошо нам известно. Заранее были спланированы огни артиллерии, по «стенкам» коридора были развернуты в засадах батальоны, проведена инженерная подготовка, выставлены новые минные поля в глубине на пути боевиков.

Передовой разведывательный отряд достаточно «легко» прорвался через стык в нашей обороне и тотчас дал радио главным силам. «Духи» не могли даже предположить, что в это время мы проводим массированное дистанционное минирование и разворачиваем на позициях новые батальоны. И когда сюда вышли их основные силы, они фактически оказались в мешке. Для нас теперь было главным не дать им вернуться в город и гнать их вперед. Самонадеянность в очередной раз подвела Басаева. Загнав свои отряды на мины, он решился прорывать минное поле, даже не предположив, что впереди их может ждать еще не одно такое поле. В итоге они оказались в ловушке. Пути назад не было, впереди были мины, а с флангов их косили засады. У них оставался единственный путь — по воде. И это в десятиградусный мороз, ночью! На это мы и рассчитывали. После такого «купания» ни о каком дальнейшем прорыве в горы речи уже идти не могло. Надо было где-то обсушиться и прийти в себя. Уцелевшие в «мешке», помороженные, мокрые боевики фактически были обездвижены.

В Алхан-Кале мы их утром и блокировали окончательно. Только в плен было взято больше трехсот «духов». Около шестисот было уничтожено. В том числе больше десятка известнейших полевых командиров. Здесь же был тяжело ранен и Басаев, которого ценой огромных потерь боевики вытащили с поля боя.

…И началась бойня. Высоко в ночном небе вдруг вспыхнули ослепительные люстры осветительных снарядов, залив все вокруг неживым погребальным светом. А потом ударили пулеметы. Испуганные, ошарашенные этим светом «волки» приникли было к земле. Но на пустом, лысом берегу им негде было укрыться от света и огня. И тогда они рванулись вперед по руслу к спасительной тьме. Свинцовые плети выгрызали в сплошной массе бегущих провалы, распинали, разрывали тела. Но по упавшим мертвым и еще живым неслись вперед уцелевшие, давя, затаптывая бьющихся на снегу раненых. И тут впереди загрохотали сухие резкие разрывы. Мины! Что ж, их ждали. Еще разведчики докладывали о них. Вожаки что-то рявкнули и вперед погнали специально прихваченных для этого пленных, пробивая их телами проход. Тех, кто отказывался, тут же расстреливали очередями. Но и расстрельщики то и дело мешками валились на снег, прошитые пулями и осколками засады. Огонь становился все более плотным. Заухали артиллерийские разрывы, опустошая, буквально выкашивая «стаю». А проход все еще не был пробит. Разведка ошиблась. Поле оказалось намного длиннее, чем доложили. Пленные кончились. И тогда вперед рванулись самые преданные вожаку «волки». Они парами бежали вперед. Подрывались, падали на снег изуродованные, разорванные, нашпигованные осколками. Хрипели, бились в агонии. А по их следам уже бежали очередные пары. Смерть, бушевавшая за спиной, подгоняла и придавала мужества. Только бы вырваться, спастись, а потом эти урусы ответят своей кровью за все! За каждого павшего в этой засаде «волка»! И они пробили-таки проход! Мины кончились.

— Аллах акбар! — взревели сотни Глоток, и «стая» бросилась по проходу, оставив за собой целый вал из мертвых и умирающих тел.

Адреналин ударил в сердце. Путь свободен! Значит, прав великий Шамиль — Аллах на нашей стороне. И кто еще посмеет усомниться в волчьем везении, интуиции Шамиля? Он все-таки нашел выход из ловушки, нащупал его и вывел за собой своих преданных «волков».

— Аллах акбар!

И здесь «стая» страшно с разбега налетела на новое минное поле, о котором ничего не было известно, а воздух буквально разорвался десятками разрывов снарядов и мин. Они оказались в огненном мешке. Выхода не было. Смерть хозяйничала вокруг. Визжали осколки, били пулеметы. Рвались мины.

— Аллаху акбар!!! — буквально взвыли «волки».

Но милостивый и милосердный отвернул свой лик от них. Чаша грехов была переполнена — и настало время возмездия. Умирали опытные взрослые волки. Скалились, рычали, в последнем броске пытались прорваться к позициям засады, чтобы хоть напоследок забрать с собой кого-нибудь из врагов, но падали на полпути, иссеченные, нашпигованные свинцом. Гибли молодые, едва успевшие вкусить крови «волчата», истерично бросались через поле, надеясь на везение, удачу. И там, разорванные подрывами, разматывали по снегу внутренности, хрипели, сучили ногами. И снег под ними набухал черной кровью. Смерть работала, как мясник на конвейере, забирая жизни десятками и сотнями. Шамиль подорвался! — эхом пронеслось над толпой. Этого не могло быть! Как в солнце, как в воздух они верили в счастливую звезду Шамиля. И вот она закатилась. Этого не могло быть! Но мимо мечущейся толпы к черной воде Сунжи охрана на руках потащила тело. Запрокинутое, все в крови знакомое лицо. Шамиль! Черный, страшный, сочащийся кровью обрубок вместо ноги.

Это был конец!

В последней надежде уцелевшие кинулись к Сунже и, проваливаясь по грудь в ледяную воду, устремились вниз по течению. Рвались разрывы, визжали пули. Река подхватывала убитых и уносила в ночь. К утру немногие уцелевшие вышли к Алхан-Кале. Обмороженные, мокрые, израненные, они не могли идти дальше и разбрелись по домам поселка греться и сушиться. А утром поселок уже был блокирован русскими полками. К вечеру «волки» сдавались в плен сотнями…

Реквием по шестой роте

К ночи перестрелка перешла в плотный духовский обстрел. Пунктиры трассеров сложились в какую-то сумасшедшую графику красно-желто-синих ломаных линий, росчерков и стрел. Пули шипели над головой, лопались о камни, хлестко чмокали по грязи. В частую дробь очередей стали то и дело вплетаться разрывы мин и гранат. Не соврал «дух» — весь вечер десантники действительно дрались лишь с передовым отрядом, и вот теперь к боевикам подходили основные силы.

— Эй, командир! — услышал комбат в наушниках знакомый насмешливый голос Идриса — так назвался чеченец. — Тэбе не жарко там? Видыш, я слов на вэтэр не бросаю. На каждого твоего сопляка тэпэр по двадцать наших лучших воинов. Но нам нэ нужны ваши жизны.

Забирай своих цыплят и уходы. Командир, ты же умный мужик, сам видыш — у вас нет не одного шанса. Вы и часа не продержитес. Мы смэтем вас, диш ты бля! Ночью к вам ныкто не прыдет. И летчики ваши спят. Спасай своих солдат, уходы с дороги!

…Он был прав этот Идрис. Превосходство боевиков было полным. На каждого десантника приходилось уже по полтора десятка «чечей». А «духи» все подходили. К тому же у боевиков минометы, десятки пулеметов и гранатометов, а у десантников только восемь «граников» с носимым боекомплектом гранат, да десятка два «Мух».

Никто не ждал здесь такой огромной банды боевиков. Разведка докладывала о разрозненных мелких группах в десять-пятнадцать человек, прорывающихся к равнине. Только к утру на подготовленный уже опорный пункт должна была подойти техника и артиллерия. Ошиблась разведка…

Еще можно было отойти. Оставить заслон, обложиться минами, растяжками. Пробиться к реке и по руслу выйти к своим. В темноте «чечи» не решатся преследовать. Но тогда эта банда к утру вырвется из кольца. За семь часов, оставшихся до рассвета, боевики пройдут километров тридцать. Выйдут в лесистое предгорье, и там их уже будет не достать…

Комбат посмотрел на офицеров, сидевших на корточках вокруг него в мелком, полувыкопанном окопчике. Нормально закрепиться на высотке, окопаться, обложиться заграждениями десантники не успели. Выкатившийся на них в сумерках отряд боевиков не дал времени организовать полноценную оборону.

— «Духи» обещают дать коридор. Время им дорого. Хотят к рассвету быть в предгорье, а там и до Шали рукой подать. Мы тут у них как кость в горле.

Выворачивая душу, завыла падающая из зенита мина. Все инстинктивно пригнулись. Ахнул близкий разрыв, густо обкидав всех вывороченной землей. Кисло пахнуло сгоревшим толом.

— Пристрелялись, суки! — выругался ротный. — Что с помощью?

— До наших передков — километров десять. За спиной только трасса и гарнизоны по селам. По трассе должна была вечером на Ведено выйти колонна ментов, но связи с ними нет. Наши смогут подойти только к утру. Артиллерия огнем поддержит, но, если «духи» подойдут слишком близко, то сами понимаете. Авиация работать не сможет — ночь, туман. Так что будем делать, славяне?

…Комбат знал ответ. Знал, что скажут его офицеры. Знал, но хотел услышать эти слова, укрепиться ими, успокоить душевную смуту. Ведь вокруг него дрались его солдаты. Эти пацаны доверили ему свои жизни, верили в него, верили в мудрость и удачу своих командиров. Они хотели жить, любили жизнь. И ответственность за них неимоверным грузом давила сердце. Он знал, что в этом бою до утра доживут немногие…