Мэри Рено - Александр Македонский. Трилогия (ЛП) Страница 35

Однако утро конской ярмарки он проводил сегодня с мальчиками, которых подобрал ему отец. Ему нравилось быть с ними. Если он вёл себя так, словно они все младшие, — это не для того чтобы себя утвердить или их унизить, а просто потому, что он только так их и воспринимал. Теперь он без устали говорил о лошадях, а они изо всех сил старались не ударить лицом в грязь перед ним. Его пояс для меча, и слава его, и то что он был самым маленьким из всех, — это их смущало, вели они себя неуклюже. Но когда начали выводить породистых коней, им стало полегче, потому что к Александру подошли его давние друзья: Птолемей, Гарпал, Филот и другие. Оказавшись в стороне, без вожака своей стаи, мальчишки собрались кучкой и начали выяснять отношения, как случайно встретившиеся псы:

— Мой отец сегодня не приехал. Оно того и не стоит, он себе заказывает коней прямо из Фессалии. Его все коннозаводчики знают.

— А мне скоро понадобится лошадь побольше. Но отец оставил это на будущий год, когда подрасту.

— Александр меньше тебя на ладонь, но он ездит на больших конях, как взрослый…

— Ну знаешь, их наверно специально учили для него.

— Он кабана взял, — сказал самый высокий. — Ты что думаешь, кабана для него тоже специально учили?

— Учить не учили, но конечно же это было подстроено. Всегда подстраивают, — сказал сын самого богатого отца. Он не сомневался, что уж для него-то это сделают.

— Ничего там не было подстроено! — сердито сказал высокий. — Остальные переглянулись, он покраснел. Его ломающийся голос загремел вдруг пугающим раскатом. — Мой отец об этом слышал. На самом деле, Птолемей пытался всё организовать, чтобы он не знал. Потому что он собрался убить кабана, а Птолемей не хотел, чтобы он погиб. Они прочесали весь лес и оставили только одного, — мелкого, — но когда на следующее утро приехали, оказалось, что туда крупный забрёл, ночью. Говорят, Птолемей побелел, как простыня, и пытался заставить его вернуться… Но он всё понял. Сказал, что этого вепря посылает ему бог, а бог знает лучше. Они так и не смогли его увести. Там все взмокли от страха: знали, что ему веса не хватит, чтобы того кабана удержать, а сети тоже не надолго хватило бы. Но он попал прямо в большую жилу на шее, так что никому и помогать не пришлось. Все знают, что так оно и было.

— То есть, никто не решается оспорить эту сказку. Ты это хочешь сказать, верно? Ты только посмотри на него!.. Мой отец меня бы ремнём отстегал, если бы я стоял вот так на конском поле и позволял мужчинам так со мной разговаривать. С кем из них он ходит?

— Ни с кем, — вмешался вдруг кто-то из мальчишек. — Мой брат говорит, ни с кем.

— Вот как? А он что, пробовал?

— Друг его пробовал. Александру он, вроде, нравился; тот даже поцеловал его однажды. Но когда он захотел остального — тот, вроде, удивился и просто прогнал его. Брат говорит, он слишком юн для своего возраста.

— А сколько лет было твоему брату, когда он убил первого врага? — спросил высокий. — И первого кабана?

— Это разные вещи. Брат говорит, он придёт к этому вдруг. И будет с ума сходить по девкам, как его отец.

— Ну, его отец любит и…

— Тише, дурак!

Они разом оглянулись; но все вокруг смотрели на двух скаковых лошадей, которых торговец послал пробежать по кругу. Мальчишки прекратили свою перебранку. Вокруг помоста начали строиться телохранители, готовясь встречать царя.

— Гляньте-ка, — шепнул кто-то, показывая на их командира. — Это же Павсаний! — Одни смотрели понимающе, другие вопросительно. — Он царским фаворитом был, перед тем который погиб. Они соперниками были.

— Так что там у них случилось?

— Тс-с-с! Это же все знают… Царь его отставил, и он разозлился по-страшному. Поднялся на вечеринке и обозвал того бесстыжей шлюхой; сказал, что тот хоть с кем пойдёт за плату. Их тогда едва растащили. А тот парнишка то ли на самом деле любил царя, то ли оскорбился очень — во всяком случае, это его грызло. В конец концов он попросил одного друга, Аттала кажется, передать царю письмо, когда он умрёт; а в следующем бою с иллирийцами бросился прямо в самую гущу врагов, впереди царя, и его изрубили в куски.

— Ну а царь что?

— Похоронил его, что ж ещё!

— Нет, с Павсанием?

Последовал взволнованный шепот.

— …но по-настоящему-то никто не знает…

— Ну, конечно же он это сделал!

— За такие слова и убить могут.

— Ну, уж во всяком случае не пожалел, что так вышло.

— Нет, это не он. Это Аттал — и ещё друзья того парня, так мой брат говорит.

— Так что же было-то?

— Аттал однажды напоил его вусмерть, вечером. А после они его отволокли к конюхам и сказали, что те могут делать с ним, что хотят: он даст любому и даже платить ему не надо. Кажется, его ещё и побили вдобавок. Он только на другое утро очухался, в конюшне.

Кто-то тихонько присвистнул. Все стали разглядывать офицера стражи. Выглядел он старше своих лет, и не так уж красив, и бороду отрастил.

— Он хотел, чтобы Аттала казнили. Конечно же, царь не мог этого сделать, даже если б хотел. Представляете, чтобы такое на Собрание вынести!.. Но хоть что-то он должен был, ведь Павсаний из Орестидов… Так он дал Павсанию какую-то землю и назначил его Заместителем в Гвардию Царя.

Самый высокий из мальчиков выслушал весь рассказ молча, потом спросил:

— А Александр об этом знает?

— Его мать рассказывает ему всё. Чтобы против царя настроить.

— Но царь сам оскорбил его в Зале. Потому он и отправился за той головой.

— Это он сам тебе рассказал?

— Нет конечно. Он не стал бы говорить о таком. Но мой отец там был. Он часто ужинает с царём, наши земли по соседству.

— Так ты и раньше встречался с Александром?

— Всего один раз, мы тогда совсем маленькие были. Он меня не узнал, я сильно вырос.

— Подожди ещё. Когда он узнает, что вы с ним ровесники, это ему не понравится.

— А кто сказал, что мы ровесники?

— Ты же и сказал… Вы в один месяц родились…

— Но я ж не говорил, что в один год.

— Говорил. В самый первый день, как появился.

— Так ты меня лжецом называешь? Ну-ка?..

— Не будь дураком, Гефестион. Здесь нельзя драться.

— Так пусть не зовёт меня лжецом, если нельзя.

— Тебе на вид все четырнадцать, — сказал миротворец. — А в гимнасии я думал, что даже больше.

— А знаете, на кого похож Гефестион? На Александра. Ну, не совсем такой же, но вроде как старший брат.

— Слыхал, Гефестион? Твоя мамаша хорошо царя знает?

Он переоценил свою безнаказанность, решив что здесь и сейчас его тронуть не посмеют. И в тот же миг очутился на земле, с разбитой губой. Этого почти никто не заметил: толпа волновалась, все смотрели на подъезжавшего царя. Только Александр всё это время следил за ними краем глаза, потому что считал себя как бы их командиром. Но решил, что лучше и ему не заметить. Ведь они, по сути, не на службе; а кроме того побитый нравился ему меньше всех.

Филипп подъехал к помосту в сопровождении начальника своей стражи, Соматофила. Павсаний отсалютовал и отшагнул в сторону. Мальчишки стояли смирно; только один сосал губу, а другой — костяшки кулака.

На конской ярмарке всегда бывало беззаботно и весело, здесь каждый мог быть самим собой. Филипп — в костюме для верховой езды — поднял хлыст, приветствуя вождей, дворян, офицеров и торговцев; потом поднялся на помост и окликнул нескольких друзей, приглашая присоединиться к нему. Увидев сына, хотел было подозвать и его, — но заметил вокруг его маленькую свиту и отвернулся. Александр снова заговорил с Гарпалом. Это был смуглый, живой, красивый юноша, полный неподдельного обаяния, несмотря на проклятие судьбы. Он был хромым от рождения; и Александра всегда восхищало, как стойко он переносит свою беду.

Мимо гарцевал скаковой конь; наездник — маленький нубиец в полосатой тунике. Было известно, что в этом году царь собирается покупать только боевого коня; но он заплатил однажды сумму, уже ставшую легендой — тринадцать талантов, — за скакуна, который выиграл ему в Олимпии; и торговец полагал, что стоит попробовать. Филипп улыбнулся и покачал головой. Маленький нубиец, мечтавший, что его купят вместе с конём — что он будет носить золотую серьгу в ухе и есть мясо по праздникам, — рысью поехал назад. На лице его была такая скорбь, что больно смотреть.

Теперь начали выводить боевых коней. Какой пойдёт первым, какие потом, в каком порядке, — об этом торговцы яростно спорили всё утро. В конце концов очерёдность была установлена, с помощью крупных взяток. Царь спустился со своего помоста и стал заглядывать коням в зубы, поднимать им копыта, ощупывать бабки и слушать дыхание, прикладывая ухо к рёбрам. Некоторых коней отослал, некоторых оставил поблизости, на случай если не появится ничего лучшего. Потом возникла заминка, следующего коня не было. Филипп нетерпеливо оглянулся. Известный фессалийский торговец, Филоник, нервно дёрнулся и сказал своему скороходу: