СЕРГЕЙ ЛОЙКО - АЭРОПОРТ Страница 35

Обычно Алексей читал статьи, в которых фигурировали его фотографии. Английский он знал превосходно еще со студенческих времен. Цитаты в статьях Кэтлин почти никогда не имели ничего общего с тем, что ей на самом деле при нем говорили в интервью.

В лучшем случае из услышанного она понимала два-три слова в предложении. А потом, не разгадывая заново тайну Розеттского камня, несла какую‑то отсебятину, строча статью. Типа на тему. Кто будет проверять статью на седьмой странице в ежедневной газете? Никто. Потому что никто и читать‑то не будет.

Действительно, кто вообще читает эту ежедневную, набившую оскомину пресную жвачку? Как ни крути, несмотря на все их ежегодные щедрые награждения друг друга «Пулитцерами» и другими «престижными» премиями, коих не счесть, большинство материалов в американской прессе, особенно сейчас, по представлению Алексея, «которое может не совпадать с позицией редакции», появлялись не столько для чтения, сколько для наполнения страниц. Такой своеобразный цемент между кирпичиками рекламы.

Редакторы, главной заботой и головной болью которых было накормить вечно голодного зверя, от журналистов требовали, как правило, не «хорошую» статью, не «интересную», а 6 — 8 дюймов текста, или 12 — 15 дюймов, если на первую полосу. На статьи Кэтлин если и обращали внимание, то в основном из‑за фото Алексея. Он это знал. Все это знали, включая саму Кэтлин, которая, не будь дурой, продолжала работать с ним в паре.

С 1988 года за Кэтлин в журналистской среде закрепилось прозвище Гарри. 1 апреля 1988 года советская правительственная газета «Известия» впервые позволила себе пошутить и опубликовала короткий первоапрельский репортаж о том, что одна из звезд мирового футбола, английский гений кожаного мяча, лучший бомбардир чемпионата мира Гарри Линекер переходит в... московский «Спартак».

Если бы Кэтлин обладала хоть на гран чувством юмора, она бы, конечно, почуяла подвох и не клюнула на эту очевидную приманку. Она никогда не смеялась чужим шуткам и лишь изредка одиноко хихикала над тем, что считала шуткой собственной.

Короче, Кэтлин, работая в то время в крупнейшем западном телеграфном агентстве, выдала эту «сенсацию» как главную на ленте новостей. Тысячи агентств, газет и журналов не могли сомневаться в достоверности информации, исходящей из телетайпов этого новостного гиганта, и опубликовали эту хохму «на полном серьезе».

Впоследствии агентство вынуждено было выступить с опровержением и унизительными извинениями. Всем было стыдно. Кроме Кэтлин. Она была пуленепробиваемой. Ей на все, в том числе на новости, было наплевать.

Для нее главным было как можно скорее набрать 600, 800,1200 или сколько там нужно было слов и отправить редакторам. В результате она и пошла на повышение в одну из крупнейших американских газет, но уже с прилепившимся к ней отныне прозвищем Гарри.

По мнению Алексея, Кэтлин «Гарри» являла собой типичный собирательный образ всего самого дурного в западной журналистике. Сами же журналисты определяли этот распространенный феномен коротким, емким профессиональным термином hack, что дословно переводится как «поденщик». Таких журналистов в Америке пруд пруди. А в наступившую эру политкорректности это качество в профессии стало просто незаменимым.

На этой грустной ноте Алексей закончил сводить внутренние счеты с Кэтлин, а заодно и с американской журналистикой, и вновь переключился на поиск объектов для съемок.

После двух отбитых новых пехотных атак и двух средней интенсивности обстрелов, на ночь глядя, Панас и позывной «Дракон» по имени Остап, вполне себе мирного вида, добродушный, очкастый профессиональный тяжелоатлет-средневес двадцати шести лет, сам местный, родом из Красного Камня, выдвинулись на взлетку для разведки вражеских позиций и корректировки огня.

Они успешно справлялись с этой задачей со дна гигантской воронки метрах в пятистах от позиций сепаров. «Арта» утюжила сепарские (читай: российские) окопы уже полчаса, когда ребята собрались между делом перекусить.

Когда попадаешь на реальную войну, в окопы, где в тебя, именно в тебя, а не в героя на экране, стреляют, в первые дни, да, бывает, не хочется есть, то есть ты питаешься своим собственным адреналином. Но потом, через неделю, максимум через месяц, происходит привыкание, некая биологическая адаптация, когда адреналин продолжает выделяться, но уже теряет свой наркотический и болеутоляющий эффект, и организму вновь требуется ежедневная доза нормальной еды, даже на фронте, даже на передке.

И вот Панас и Дракон, сидя на дне воронки, под привычную, надоевшую уже канонаду решили побаловаться «нормальной едой», а именно — открыли по банке консервированной перловки. Горелку с собой на задание не потащишь, а холодная перловка зовется у солдат «пластмассовой кашей». Это когда пластиковая ложка ломается при попытке погружения в сию субстанцию. Но у каждого настоящего солдата на каждую пластмассовую кашу есть нож, с которым можно съесть все. Вот сидят они себе, отколупывают ножами навсегда застывшую перловую массу, и тут прилетает «нежданчик» — 152 мм от САУ (самоходного орудия).

Вроде наша «арта» работает по сепарам, а не САУ, которых там нет. И с какой стати по ним лупят? Ошибка или случай? Опять залегли на дно.

— Слышь, Панас, — говорит Дракон, стряхивая землю с пластмассовой каши. — Так ведь и убить могут, а я голодный.

Доели лежа. Присели, смотрят друг на друга, не понимая, как они в который раз могли заставить себя скушать эту пластмассовую отраву.

— Панас, у тебя каска не по размеру, — говорит Дракон, вытирая нож влажной салфеткой. — Она должна тебе по башке стучать при беге, нет?

— Я предпочитаю пешком ходить, — отвечает Панас, — ты на себя лучше посмотри. У тебя не каска, а тюбетейка кевларовая[141].

Действительно, если у Панаса голова чуть ли не тонет в каске, как в тазу, то у Дракона она сидит на затылке, как кипа у еврея.

Однако пришло время высунуться и посмотреть, что там слышно после обстрела, потому что со дна воронки ничего не видно. Они высунули носы над краем воронки. Сначала один, потом другой.

В метрах пятистах от друзей снайпер Сергей с позывным «Шакал» осваивался с новым прицелом с тепловизором, а то дни короткие, и скучно по ночам бывает без работы, как он любил шутить.

Их группу из трех человек направили к Краснокаменскому аэропорту совершенно неожиданно и необъяснимо. Какая такая необходимость хлопать укров в этих никому не нужных руинах «брестской крепости»? Но работа есть работа, приказ есть приказ.

Все трое снайперов утром распределились по периметру сепарских позиций напротив нового терминала и начали охоту. Сергей вдруг вспомнил и их крайнее задание в Киеве, в феврале. Непыльно, спокойно и неинтересно, как в тире. А здесь уже настоящая охота на настоящего зверя. Сергей вдруг вспомнил ту красивую брюнетку, которую он то ли подстрелил, то ли нет. Нужно было проверить тогда, на Майдане. А так получается то ли 97, то ли 98.

Сергей в жизни был аккуратен, как и в стрельбе. Он вел счет своим «охотничьим» трофеям. Афганистан, 1988 — 1989. Москва, осада Белого дома в 1993-м. Чечня, 1994 — 1996. Чечня, 1999 — 2002. Грузия, 2008. Киев, 2014. И вот теперь этот захолустный Красный Камень, о существовании которого он узнал из новостей только с месяц назад. Ну и, конечно, пара-тройка частных подработок «в рабочее от свободы» время.

В тепловизорном прицеле в 507 метрах от него на 9 часов 12 минут «теплели» две головы. Супер! Начали! Сергей стер рукой пот с бровей, нажал на спусковой крючок один раз, потом второй. Ну вот, 98 и 99, или 99 и 100! Блин, сработал бы ту девку, знал бы точно, что сотенка!

В кармане завибрировал телефон. «Очень вовремя», — подумал Сергей. Сообщение от жены: «Милый мой! С днем рождения тебя. Приезжай, получишь подарок. Твоя Дюймовочка».

Сергей посмотрел на часы. Там бледно-зеленым цветом светились цифры 00:05.

— Спасибо тебе, девочка, за первые подарки сегодня! — снайпер поцеловал свою винтовку СВДС и стал любовно укладывать ее в чехол.

«Недостреленная» брюнетка сидела на малюсенькой кухоньке в Киеве с бокалом портвейна, недопитого еще Степой, и плакала, роняя в него слезы.

«Я просто дура, малолетка, не понимаю, что делаю, не понимаю, что мне надо», — думала она, вертя в руке телефон и не решаясь позвонить.

Наконец, допив бокал, она решилась.

Набрала первый номер, услышала автоматический ответ: «We are sorry, the person at this number is unavailable at the moment. Please leave your message after the beep. Be‑e‑e‑e‑e- e‑e‑e‑e‑e‑e‑e‑p».

Набрала второй номер, услышала похожий ответ на украинском. Швырнула телефон на постель. И сама бросилась на нее лицом вниз...

Дракон и Панас вглядывались и вслушивались в темноту вокруг них. Голова у Дракона вдруг откинулась назад, и он захрипел. Панас резко повернулся к другу, и сам, увидев искры перед глазами, отлетел на другую сторону воронки. В голове не было ничего, кроме шума. А вокруг стояла тишина. По лицу текло что‑то липкое. Он понял — кровь. Снял каску, стал щупать голову. Он понимал, что жив, но ранен. Сергеич потом скажет, что, по всему, должно было шею сломать.