Иван Поздняков - Пока бьется сердце Страница 36

Задал же ты людям задачу, Тилла! Но это хорошо. День рождения человека должен быть шумным, веселым. А тридцать лет что-то значат. Большая дата!

Не занимает наш Тилла Матьякубов высокого поста в государстве, носит он на плечах лишь погоны сержанта. Простой пулеметчик. И хорошо, что день рождения простого бойца будет отмечен вручением правительственной награды.

Быстро светает. Утро уже в разгаре. По дворам на разные голоса перекликаются аккуратные петухи.

— Надо идти к Матьякубову, — говорит старший лейтенант Поляков. — Пусть принарядится. Я ему достал обмундирование первой категории, новенькие кирзовые сапоги и новую суконную пилотку. В боях-то пообносился, в таком виде неудобно будет стоять перед командиром, а генерал скоро будет, орден привезет.

Поляков ушел искать старшину роты.

Наступает день. Твой день, Тилла!

Всходит солнце, большое, ясное, до ослепительного блеска омытое ночным дождем. Основательно прополощено дождем, хорошо высушено ветром и синее небо. Оно без единой тучки, даже больно смотреть. И сразу же в густых, серебристых тополях, в вишневых садах, позолоченных утренним солнцем, брызнул разноголосый птичий гомон. Повернули свои головы к солнцу стройные подсолнухи, листья и стебли которых еще покрыты влагой и блестят теперь, будто сделаны они из жести, выкрашенной в зеленый цвет. Все сверкает, переливается радужными красками, все тянется к солнцу и синему небу, радуясь теплу, буйному свету, этой жизни, вечно молодой в своем неутомимом беге. Пахнет утренней сыростью, зеленью садов и огородов, черноземом, старыми соломенными крышами, пропитанными влагой. Избы весело улыбаются окнами, дымят печными трубами, звенят детскими голосами.

К домику, где остановились на ночлег пулеметчик Тилла Матьякубов и его друзья, идут люди. Женщины, мужчины, молодые парни и паненки, дети. У паненок — большие букеты цветов. Женщины бережно несут большие тарелки и вазы, покрытые белоснежными рушниками.

На крыльце стоит Тилла. Он в новеньком обмундировании, в новых сапогах. На чисто выбритом лице — бледность и усталость. Матьякубов ничего не понимает, удивленно смотрит на людей, собравшихся возле крыльца, потом вопросительно оглядывается на своего командира роты, который стоит рядом. Не понимает и Поляков.

Подбегает пан Кручинский:

— Пан поручик, наши селяне пришли поздравить пана Тиллу с днем рождения, — шепчет Полякову пан Кручинский с торжествующим видом.

— Но как люди узнали?

— О, про хорошего человека можно все быстро узнать!

Поляков понимающе улыбается.

— Это вы рассказали?

Пан Кручинский машет руками, делает безобидное лицо.

— Зачем я? Могли узнать и от друзей пана Тиллы.

— О, пан Кручинский, вижу, это ваша работа!

Наш хозяин уже не противоречит.

Девочки-подростки, одетые в белые кисейные платья, взбегают на ступеньки крыльца и преподносят Матьякубову букеты цветов.

— Поздравляем пана с днем рожденья!

— Многие лета пану!

— Нех бог хранит пана на войни!

— Счастливого життя пану!

Самая маленькая из них, худенькая, с тонкой талией, востроносая девчурка приподнимается на цыпочки и целует Тиллу в щеку.

Толпа хлопает в ладоши, возбужденно шумит, волнуется у крыльца. Слышны возгласы:

— Спасибо русскому жолнежу!

— Пусть дочекается пана жолнежа его пани матка!

— Нех жие Червона Армия!

Но вот толпа расступается. К Матьякубову идет низенькая с поблекшим лицом пожилая женщина. Это пани Михалина, мать ребенка, для которого Тилла дал свою кровь. Она несет на вытянутых руках большой поднос с огромным пирогом, вокруг которого закреплены тридцать свечей. После мы узнали, что пирог этот пекла пани Ядвига, наша хозяйка-полнушка. Пани Михалине было не до стряпни: она всю ночь провозилась с больной дочкой.

Женщина протягивает Матьякубову поднос с пирогом.

— Поздравляю с днем рожденья, дрогий мой сын, — негромко произносит она. — Денькую за ваше златэ сердце. Я буду навик памятаты тебя…

Женщина пытается поцеловать руку Тиллы, но он, ласково взяв ее за плечи, сам поцеловал ее в голову.

Женщина прослезилась.

И опять зашумел, заволновался народ. Никто в эту минуту не заметил, как неслышно подошла и остановилась неподалеку от дома легковая машина. Из нее вышли комдив, начальник политотдела дивизии, майор Гордиенко. Все они застыли возле машины, с любопытством оглядывая толпу крестьян.

Старший лейтенант Поляков заметил прибывших. Он осторожно опустился с крыльца, подошел к машине и все объяснил.

— Нет-нет, сейчас мы мешать не будем, — говорил генерал. — Пусть люди поздравляют бойца.

К Тилле подходят мужчины и женщины. Каждый преподносит имениннику пирог, каждый целует солдата. На широких лавках крыльца возвышается уже целая гора пирогов.

— Какое богатство! — вполголоса восклицает Николай Медведев, стоящий со мною рядом. — Неужели не придется отведать…

— Ох, и обжора же ты! — сердится Григорий Розан. — Неужели хоть на минуту не можешь забыть о своем брюхе?

— Заткнись, Григорий! Не мешай мне смотреть на пироги, — парирует Николай Медведев.

Старший лейтенант вновь рядом с Тиллой. Он нагнулся к уху Матьякубова и прошептал:

— Надо что-то сказать, Тилла, поблагодарить людей.

Какой из Тиллы оратор? Он простой пулеметчик, он умеет хорошо воевать, быть исправным солдатом, но не умеет произносить речи.

— Смелее, Тилла, — негромко говорит Поляков.

Матьякубов делает шаг вперед, почему-то снимает пилотку, глядит в толпу. И она сразу притихла.

— Спасибо, дорогие граждане, за подарки, — наконец, произносит Тилла еле слышно, — спасибо за поздравления.

Вот и вся речь! По толпе прокатывается радостный гул, опять слышны восклицания:

— Нех жие Червона Армия!

— Нех жие русский народ!

Снова расступается толпа. К крыльцу идут генерал, начальник политотдела, майор Гордиенко. Тут же на улице выстраивается рота Полякова. Тилла тоже хотел было бежать в строй, по Поляков остановил.

— Повремени, Тилла, поздравления еще не кончились.

Командир дивизии зачитывает Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении сержанта Тиллы Матьякубова орденом Красной Звезды.

— Служу Советскому Союзу! — громко и отчетливо произносит Тилла. Он уже не бледен, щеки порозовели, глаза возбужденно горят.

— И хорошо служишь, товарищ сержант, — говорит генерал. — Не только отменный вояка, но и отличный, душевный человек. Дай я тебя поцелую за все.

Маленький, щуплый Тилла прямо-таки утонул в объятиях высокого генерала.

Настал черед преподносить подарки имениннику и друзьям Тиллы. Тут и портсигары, и самодельные мундштуки, и самых причудливых форм зажигалки, не обошлось и без пирога. Его преподнес повар полковой кухни Иван Костенко. Над ним он колдовал под наблюдением Петра Зленко. Григорий Розан написал стихи, которые начинались словами:

«Имениннику привет, пусть живет он сотню лет».

Удивил всех, в там числе и именинника, разведчик Николай Медведев. Он подарил Матьякубову добротные яловые сапоги, стачечные им самим. Прямо диву даешься, как только урывает время Медведев для такой работы. Видно, и впрямь у него талант. Пожалуй, и не врут люди, которые говорят, что дед Медведева тачал сапоги для самого генерала Скобелева.

Передает Николай свой подарок, а сам косится взглядом на пироги. Смотрит на них, как кот на сало. Тиллу не проведешь, он превосходно понимает, что означает этот взгляд.

— Бери любой, — шепчет он Николаю, — даже этот, со свечами.

— Неудобно при народе, потом… — вполголоса говорит Медведев. — Но со свечами не трону, он как бы персональный. Да и не справлюсь с ним, больно велик.

— Уж ты не загибай, с двумя такими управишься, — шепчет, смеясь, именинник.

— Тогда прибереги парочку.

— Будет сделано, Николай, не беспокойся.

Народ не расходится. Собравшегося уезжать генерала надолго задержал пан Кручинский. Он что-то доказывал, просил, горячился.

Но вот он бежит к Полякову.

— Пан поручик, генерал разрешил мне идти до вашего войска. Солдатом не хотел брать, но я упросил, чтобы я хоть ездовым пошел с вами. Значит, и повозку и коня возьму. Он у меня ладный и веселый, как я.

Весть о том, что пан Кручинский едет с нами, быстро облетела всех жителей села. Вокруг нас собрались молодые парни и мужчины.

— Берите и нас до войска!

— Мы тоже хотим воевать с немцами!

— Спокойно, панове, — громко говорит подошедший к ним майор Гордиенко. — Мы будем не в обиде, если вы останетесь здесь, с семьями. Пожалуй, так вам и надо поступить…

Но народ не успокаивается.

— Но пана Кручинского вы берете!

— Для него генерал сделал исключение, — оправдывается Гордиенко.