Павел Кочегин - Человек-огонь Страница 37

И как бы ни был энергичен и расчетлив в работе начдив, домой приходил всегда за полночь.

Анна Ивановна погрустила и смирилась.

Томиным предложили поселиться в доме бежавшего из Шадринска купца. А несколько дней спустя им пришлось потесниться.

— Два товарища приехали заготовлять хлеб для Москвы, — сказал Николай Дмитриевич за обедом. — Не придумаю, куда их на квартиру поставить.

— Пусть занимают угловую комнату, нам и одной хватит, не балы собирать, — ответила Анна Ивановна.

— Вот и спасибо! Решила за меня задачу.

Вечером представители из Москвы переселились в квартиру Томиных и нашли здесь радушный прием.

Из многодневной поездки по полкам и бригадам Томин вернулся поздней ночью. Он похудел, осунулся и, как показалось Анне Ивановне, постарел.

Войдя в дом, Николай Дмитриевич на ходу закинул на гвоздь плетку, снял бинокль, сбросил шинель и только после этого прижал к груди голову жены.

— Как съездил, Коля? — спросила Анна Ивановна.

— Отлично, — ответил муж.

Анна Ивановна поставила на стол самовар.

— Эх, давненько чаю из самовара не пил, а чай без самовара, что свадьба без музыки, — пошутил Николай Дмитриевич и, расстегивая ворот гимнастерки, присел к столу. — Аверьян, ты что там, как невеста на смотрины собираешься? Давай быстрее за стол.

Аверьян за поездку загорел, возмужал. Взглянув на ординарца, Анна Ивановна проговорила:

— Тебе, Аверя, полезно путешествовать, поправился-то как…

— А мне везде дом родной. Недаром говорят: отчего казак гладок? Наелся и на бок, — невозмутимо ответил Аверьян.

Разливая чай, Анна Ивановна рассказывала о домашних происшествиях, а Николай Дмитриевич от души хохотал над тем, как окатил кипятком холодные стаканы Павел, и пришлось их выбросить, а «посудомойку» отчислить с кухни; над тем, как сонный котенок Пушок свалился с печи в валенок.

— Так-таки турнула Павла с кухни? — переспросил сквозь смех Николай Дмитриевич. — Где же он?

В коридоре скрипнула дверь. Анна Ивановна быстро вышла.

— Прогулял, а Николай Дмитриевич уже дома, — сказала она вошедшему. — Предупреждала: не прозевай поезд, иначе нагорит. Теперь отчитывайся сам.

Павел вошел и стал несмело переминаться у порога с ноги на ногу.

— Ты где это до такой поры шлялся? Почему коней не подал? — спросил Томин.

— В саду гулял.

— Причина уважительная, раз в такую непогодь в саду гулял до полночи. Теперь садись чай пить, — добродушно пригласил его Николай Дмитриевич.

Веселье, шутки царили за чаем. Томин подтрунивал над Павлом, рассказывал забавные истории, случившиеся с Аверьяном.

— А как наши соседи из Москвы живут-поживают? — неожиданно спросил Николай Дмитриевич. — Жаль, не догадались пригласить к чаю.

— Ох, что-то не нравятся они мне, Коля. И никакие они не заготовители, а самые настоящие спекулянты.

— Ну! Скажешь тоже — спекулянты! Почудилось!

— Да какое там почудилось. Каждый день к ним какие-то темные людишки ходят, шепчутся, торгуются. Приехали заготовлять продовольствие для рабочих, а сами только и делают, что по десять посылок в день домой отправляют.

— Ты, Анна, не шутишь?

— Какие шутки?!

Томин вышел в коридор, плечом толкнул дверь в угловую комнату.

На подоконнике, на столе, на стульях, на полу — всюду в беспорядке валялись мешочки и кульки с крупой, мукой, сахаром, у стены стояли фанерные ящики. Постели, одежда жильцов покрыты мучной пылью. Толстый, похожий на снежную бабу, мужчина воровато прятал под матрац молоток и щипцы, а второй «заготовитель» с круглой лысиной на макушке спешно подметал веником пол, оставляя белые следы.

— Николай Дмитриевич! Товарищ начдив приехал! А мы вас заждались! — наперебой заговорили жильцы.

— Подарочки решили сегодня домой приготовить, дети малые с голоду мрут, — зачастил толстяк, похожий на снежную бабу.

— Вот-вот, — пробормотал его товарищ.

В глазах Николая Дмитриевича блеснул недобрый огонек.

— Так… Ну, а вчера чем занимались? Позавчера? Доложите, сколько продовольствия для рабочего класса Москвы заготовили? Начальнику гарнизона надо знать, — перебил Томин.

— Сию минуту нарисуем вам полную картину нашей деятельности, — засуетились заготовители, вытаскивая из карманов записные книжки. — На каждом шагу невероятные трудности. Кругом саботаж, спекулянты мешают…

— Сколько вагонов хлеба отправили в Москву?

— Позвольте… Ни одного…

Сдерживая гнев, Томин спокойным голосом потребовал командировочные предписания.

— И какой дурак мог снабдить вас такими документами?! — разрывая бумажки в клочья, проговорил он. — Забирайте, мерзавцы, свои узелки и немедленно убирайтесь, чтобы духу вашего в Шадринске не было!

— Как вы смеете! Мы будем жаловаться! — завопили «представители центра».

— Это дело ваше. А сейчас — марш отсюда! — вырвав из блокнота листок, Николай Дмитриевич написал:

«Начальнику вокзала. Отправить этих подлецов с первым поездом».

Подавая записку, предупредил:

— Не уедете — расстреляю!

Заготовителей, как ветром, сдуло.

Когда волнение улеглось, Николай Дмитриевич вынул из кармана гимнастерки месячную зарплату и, подавая жене, проговорил:

— Знаешь, Аннушка, не удивляйся, что мало. Понимаешь, дело какое… Троицкий Совет отпустил мне пять тысяч рублей на формирование полка. На две тысячи девяносто шесть рублей две копейки у меня сохранились счета. А документы, подтверждающие расход остальной суммы, вместе с канцелярией сотни остались у чехов. Приходится рассчитываться своими. Об этом я написал в Троицк и перевел первый взнос.

— Но ведь ты их не прикарманил…

— Чем я это докажу?

— Ладно уж, проживем. А теперь спать. Время позднее, да и с дороги ты устал.

Из кухни уже доносился богатырский храп ординарцев.

Утром Томин разыграл в лицах сценку с «заготовителями» перед командиром первой бригады Сергеем Гавриловичем Фандеевым.

Комбриг от души смеялся. А потом серьезно заметил:

— Здорово они обвели тебя вокруг пальца. Да впрочем, так тебе и надо. Впредь не будешь таким доверчивым.

В это время в кабинет вошел военком дивизии Евсей Никитич Сидоров. Пристукнул каблуками, улыбнулся:

— Товарищи начальство! Комиссар Сидоров прибыл с Девятого съезда Российской Коммунистической партии большевиков.

— Товарищ Евсей! С приездом! — радостно заговорили наперебой начальник дивизии и комбриг. — Как Москва живет? Видел Ленина?

Сидоров отвечал сбивчиво, перескакивая от одного события к другому.

— В Москве люди сутками стоят за осьмушкой хлеба. Часто бывает, что уходят без крошки.

У Томина собрались упрямые складки на переносице. Он поставил ногу на стул и, положив руки на плечи друзей, спросил:

— Чем же мы можем помочь Москве?

— Давайте подумаем, — проговорил Фандеев. — Братьев-рабочих надо выручить.

Сидоров зажал подбородок в кулак.

— Надо бы, — сказал он, — обратиться к дивизии с предложением послать в подарок рабочим Москвы эшелон с продовольствием. Уверен, бойцы поддержат.

— А что, здорово! — одобрил Томин.

— Дельно! За свою бригаду ручаюсь, — заверил Фандеев.

Весть о посылке трудовой Москве подарка быстро облетела всю дивизию. В полках, эскадронах, на батареях прошли митинги. Выступая, красноармейцы отдавали месячные оклады, вносили в фонд подарка любимому вождю и братьям-рабочим часть продовольственного пайка. В письмах домой бойцы и командиры-зауральцы просили родных принять активное участие. В села выехали агитаторы, политработники. Были созданы отряды по закупке продовольствия. И вскоре подводы вереницей потянулись к станции. На перроне росли штабеля мешков с зерном и мукой, горы свиных и овечьих туш.

Вот к станции подъехал обоз. Мужичок в зипуне, перехваченном широкой полосатой опояской, бойко соскочил с дровен и, подойдя к командиру, спросил:

— Где тут хлебушко принимают в Москву? Сын мой Иван у Томина служит, письмо прислал. Энти три куля как бы от него, а ниже кои лежат — от нас со старухой. Они метку имеют. А как же…

Мужик разгрузил подводу, получил квитанцию на имя сына и на себя и, погоняя лошадей, поехал в город, чтобы найти сына и сказать, что просьбу его выполнил.

Штаб дивизии крестьянин нашел без труда. Он помещался в двухэтажном белом каменном здании бывшего богатея, на углу Набережной и Церковной. Ветви тополей и молодых березок гнулись от прозрачных сосулек, с крыш со звоном падала капель.

У штаба крестьянин растерялся: такой массы людей ему не приходилось видеть даже на ярмарке. Весь берег заставлен подводами. Штатские и военные, мужчины и женщины, и не поймешь, что к чему. К счастью, он встретил кума Егора, приехавшего сюда вместе с сыном из соседней деревни. Втроем пошли разыскивать Ивана.