Пощёчина генерал-полковнику Готу - Сергей Дмитриевич Трифонов Страница 37

воинские части, он воспринял как ожидаемое и вполне закономерное явление. Невзирая ни на какие советско-германские пакты о ненападении, советскую пропагандистскую трескотню о крепкой дружбе советского и германского народов, гружёные хлебом, рудой, нефтью, лесом железнодорожные составы, мирно шедшие через Брест в Германию, строгие запреты особистов, комиссаров и политруков вести любые разговоры о возможной войне, все – и мирные жители, и красноармейцы – о ней говорили, ожидали её и страшно боялись. Боялся и Николай.

После финской войны его цепкий взгляд стал ещё острее, а разум отказывался понимать неисправленные ошибки и провалы в организации обороны страны. Стрелковые подразделения были плохо обеспечены пулемётами и миномётами, противотанковыми средствами, удобными в окопном бою карабинами. Вся полковая, а зачастую и дивизионная артиллерия, имела конную тягу, автомобилей не хватало катастрофически. Овеянные песенной славой основные танки БТ-7, Т-26 и Т-29, а также плавающий Т-40 имели слабые вооружение и броню, карбюраторные бензиновые двигатели, которые при попадании в танк даже малокалиберных снарядов сразу вспыхивали. Новых танков Т-34 и КВ-1, о которых без умолку с восторгом рассказывали политработники, Николай не видел ни разу. В стоявший рядом с ними танковый полк они не поступали. В войска не поступали и современные средства связи и разведки, не хватало обычного телефонного провода и аппаратов, радиостанций, особенно УКВ, биноклей, компасов, топографических карт. А главное – повсеместно не хватало опытных, грамотных и толковых командиров. Так называемый «освободительный» поход тридцать девятого года в Западную Украину и Западную Белоруссию усилил шапкозакидательские настроения среди многих вновь назначенных командиров батальонов, полков, бригад и даже дивизий.

Вот и в этот первый воскресный день войны в их стрелковом полку остались только командиры, заступившие субботним вечером на дежурства. Все остальные отдыхали. За считаные минуты немецкие пикирующие бомбардировщики Ю-87 разнесли военный городок на молекулы. Горели разрушенные бомбами штаб полка, казармы, дома офицерского состава, клуб, склады, конюшня… Среди взрывов и пожарищ бегали полуодетые красноармейцы, искавшие и не находившие командиров, кричали женщины и дети, метались одуревшие кони…

Николай помогал капитану, дежурному по полку, собирать бойцов, выдавать им оружие и боеприпасы, уводить пришедших в себя после первого шока красноармейцев в сосновый бор. Телефонная связь не работала. Капитан приказал Николаю найти обрыв кабеля.

Отделение связистов, прихватив две катушки провода, двинулось по Минскому шоссе в сторону Кобрина. Увиденная картина поразила бойцов. Шоссе было забито уходившими на восток беженцами, ранеными бойцами, подводами, будто вся эта масса давным-давно была готова к маршу и двигалась не одни сутки. А прошло ведь с начала бомбардировки часа четыре, не более. На западе, у Бреста, громыхала артиллерийская канонада, от чего стонала земля, громко и тревожно мычали коровы, гонимые по обочинам и поднимавшие тучи густой серой пыли. Несколько раз низко проносились немецкие истребители с чёрными крестами на крыльях и хвостовом оперении, поливали шоссе пулемётным огнём. Тогда все бросались на землю в надежде, что лежачих немецкие пули не достанут. Доставали. И всякий раз подводы и грузовики пополнялись ранеными, убитых не хоронили, просто сносили на обочину.

Первый обрыв нашли километров через пять, соединили провода, Николай попробовал дозвониться до штаба дивизии, но связи не было, значит, были ещё обрывы. Неожиданно пропала связь и с полком. Николай решил отправить двух бойцов с катушкой назад, найти обрыв, восстановить связь с капитаном, а самому с остальными шестью связистами двигаться к Кобрину, где находился штаб дивизии. К нему подошёл старший лейтенант-пограничник, представился и потребовал документы. Тщательно изучив красноармейские книжки связистов, спокойно, будто ничего и не происходило вокруг, заметил:

– Зря, старший сержант, стараешься. Связи не будет. Диверсанты все телефонные провода на лапшу порезали. Ни с Кобриным, ни с Минском не связаться.

– Что же делать, товарищ старший лейтенант? Мне ведь приказ исполнять надо, полк с дивизией связать.

– Нет твоего полка, старшой, нет как боевой единицы. – Пограничник с уважением поглядел на медаль «За боевые заслуги» на груди связиста. – Где награду заработал?

– На финской, товарищ старший лейтенант. Что же нам делать?

Старший лейтенант махнул рукой, к ним подкатила полуторка, в кузове которой сидело три пограничника.

– Ты вот что, старшой, катушки и бойцов своих грузи в кузов. Будем считать, поступаешь в моё распоряжение, в антидиверсионную группу отдельного батальона пограничных войск НКВД.

Но побороться с диверсантами Николаю так и не удалось. Вскоре по шоссе разнёсся крик: «Немецкие танки сзади!». И вправду, со стороны Бреста, разгоняя толпу беженцев, вначале застрекотали мотоциклы немецкой разведки. Завидя в толпе людей в военной форме, немцы стреляли по ним из пулемётов. Пограничники и связисты залегли на обочине по правой стороне шоссе и открыли огонь. Николай тщательно выбирал цели, бил вначале по рулевому, а затем по пулемётчику. Потеряв пять экипажей убитыми и ранеными, немцы повернули назад.

По приказу старшего лейтенанта пограничники и связисты собрали немецкие автоматы с запасными магазинами, длинноручные противопехотные гранаты, сняли три исправных пулемёта с мотоциклов. Не успели они сойти на обочину, как по шоссе вначале густо ударили пулемёты быстро двигавшихся немецких полугусенечных бронетранспортёров, а затем ухнули танковые пушки.

Старший лейтенант погиб сразу, осколок снаряда попал ему в затылок. Погибли два пограничника и три связиста. Николай собрал их документы и приказал бойцам отнести тела в лес и хотя бы прикрыть ветками. Обнаружив в снятой с командира полевой сумке карту-трёхвёрстку и компас, он, немного подумав, решил вести группу из оставшихся девяти человек не в Кобрин, хорошо понимая, что немцы там будут через час-полтора, а лесами на юго-восток, в сторону Дрогичина, где, как он помнил, тоже стоял большой советский гарнизон.

Часам к четырём дня бойцы вышли на лесной хутор, где жил одинокий старик белорус. Накормив бойцов варёной картошкой с солёными огурцами прошлогоднего посола, старик сварил им котелок картошки в мундире, собрал в чистое полотенце кусок пожелтевшего сала, несколько луковиц.

– Не обессудьте, сынки, хлиба немаэ.

Немного отдохнув, бойцы, огибая болота, двинулись дальше. Обойдя с юга Кобрин, ночью в лесу группа Николая наткнулась на боевое охранение стрелкового полка, отходившего из захваченного немцами города. Майор, командовавший полком, изучив красноармейскую книжку Николая, назначил старшего сержанта командиром взвода, офицеров не хватало, а кадровый малдший командир – на вес золота. День за днём, вернее, ночь за ночью, полк, пополняясь в лесу всё новыми выходившими из окружения бойцами, без связи и продовольствия, с минимальным запасом боеприпасов, продвигался на северо-восток справа от шоссе Брест – Минск, обходя захваченные немцами населённые пункты.

В ночь на 27 июня неподалёку от посёлка Шищицы при переходе через шоссе Минск – Слуцк полк вступил в бой с колонной немецкой пехоты, двигавшейся на север, к Минску. Бой был ожесточённый,