Александр Журавлев - Рассказы о героях Страница 38

Нам стало известно, что в село Велевщина прибыл из Лепеля карательный отряд гитлеровцев и что утром они пойдут в облаву на Нешковский лес, где находились наши отряды. Вечером Батя сказал:

— Пойдем погоняем фашистов в Велевщине, чтобы неповадно им было появляться в наших лесах… А кстати, новичков проверим.

Накануне к нам прибыло около пятидесяти человек, еще не испытанных в деле.

Было подготовлено три группы. Ночью, пройдя более двенадцати километров, мы еще затемно подошли к Велевщине. Кругом стояла тишина. Группы заняли указанные им места и начали окапываться. С нашей группой находился и Батя. Для засады мы выбрали ельник в полукилометре от села, рядом с дорогой, а за дорогой было чистое поле. Быстро окопались и стали ждать врага. Ночь была тихая, морозная. Мы основательно озябли. На рассвете стали слышны шум в селе, неясные слова немецкой речи, звон котелков. Потом увидели, как немцы ходят по селу.

Вскоре показалась группа немецких велосипедистов. Они ехали по два в ряд по дороге, проходившей возле нашего ельника. Батя приказал приготовиться, но без его команды огня не открывать. Фашисты приближались к нам, ничего не подозревая. Вот уже не более сотни метров остается между нами и карателями, а Батя молчит и только дуло его автомата медленно двигается, очевидно, он держит на мушке переднего велосипедиста. И только тогда, когда расстояние от нас до фашистов сократилось примерно до тридцати метров, Григорий Матвеевич дал длинную очередь. По этому сигналу открыли огонь и остальные партизаны. Гитлеровцы валились с велосипедов или спрыгивали с них, ища укрытий по обочинам дороги. Несколько карателей бросились бежать в село, но их нагнали партизанские пули.

Батя поднялся во весь рост и крикнул:

— Мы вам не мыши, сволочи!

Находившиеся в селе фашисты развернулись в цепь и, стреляя на ходу, двинулись на наш ельник. Заговорили минометы. Мины рвались рядом с нами.

Григорий Матвеевич приказал отходить в заболоченный лес. Немцы добежали только до его опушки, дальше идти не осмелились. А мы, двигаясь лесом, вышли севернее села в том месте, где находилась в засаде группа капитана Черкасова.

Тем временем у ельника фашисты подобрали убитых и раненых, погрузили их на подводы и поспешно покинули Велевщину. Но едва они подъехали к лесу, мы обстреляли их снова. Каратели вынуждены были вернуться в село и выбрались на лепельскую дорогу, где попали под огонь группы капитана Архипова…

Гитлеровцы отказались от облавы, с трудом и большими потерями вернулись в Лепель.

Батя был доволен операцией и, объявив благодарность ее участникам, снова напомнил нам, что лучше самим нападать, чем ждать нападения противника.

Оккупационное начальство бросило на борьбу с отрядами Бати, кроме полицейских команд, пехотный полк, усиленный танками, бронемашинами и минометами. Батя был доволен этим. Он говорил:

— Это хорошо, одним полком будет меньше на фронте. Надо, чтобы побольше полков Гитлер бросал не на фронт, а на партизан.

Чтобы не прекращать боевых партизанских операций, отряды отошли в глубь Белорусского государственного заповедника, в чащу лесов, в лабиринт болот, ближе к Березине.

Сначала Батин штаб расположился в поселке Нешково — центре заповедника. Отряды заняли подступы к Нешкову, вырыли окопы, оборудовали огневые точки.

— Конечно, мы понимаем, что нам тут долго не удержаться, — говорил Батя, — но бой примем, чтобы заставить врага уважать нас. Пусть он боится леса. Без боя нам все равно не уйти…

Два дня кружились немецкие самолеты над нашим лесом, искали партизанские лагеря. По приказу Бати в стороне от лагерей были разложены костры, которые ясно видели летчики. Эти костры они бомбили и обстреливали. Но замаскировать поселок Нешково было невозможно. Ему здорово доставалось от самолетов. Пришлось перенести штаб в новый лесной лагерь.

А кольцо фашистских карателей все стягивалось. Все дороги были заняты ими, они наступали со всех сторон.

Мы еще ночью заняли оборону. На рассвете начался бой. Кругом трещали пулеметы, рвались мины и гранаты, по дорогам тарахтели танки. Мы держались до полудня, когда Батя приказал отходить, но не по дорогам, а по лесу, через трущобы и болота.

Немцы, пытавшиеся преследовать нас, вскоре отстали, но нам нелегко было продолжать движение по осенней распутице и бездорожью. Погода была холодная, сверху падал снег, а под ногами ломался тонкий лед. Мы проваливались в вязкую жижу болота по колено, а иногда и по пояс. Мокрая одежда замерзала, коробилась и хрустела на каждом шагу. Ночью, мокрые и голодные, выбрались мы на случайный островок и устроили там привал. Зажгли костры, сушились, отдыхали.

Батя тоже пристроился возле одного из костров. Он воспользовался привалом, чтобы собрать наших коммунистов и предупредить их о том, что если сейчас трудно, то будут моменты еще труднее. Коммунисты должны помнить это и всеми мерами поддерживать бодрость партизан, дисциплину и сплоченность.

— Обстановка тяжелая, — убежденно говорил он, — но не безнадежная. Враг занял все выходы и надеется, что мы пропадем в этих болотах. Этого не будет. Мы выберемся и докажем врагу, на что способны советские партизаны.

Батя разбил партизан на пять групп, чтобы фашисты, гоняясь за ними, разбросали свои силы по разным направлениям. Наши две группы он сам повел на восток. Двое суток мы осторожно двигались по лесам и болотам. Негде было отдохнуть как следует, нечего было есть. Ни в один населенный пункт нельзя было показаться, в них находились фашисты.

К утру третьего дня мы остановились недалеко от села Островы. Выбрали сухое место для дневки, разложили костер, грелись, как могли. Настроение было подавленное.

Вероятно, и Батя чувствовал себя неважно. Но как только рассвело, он встал, сбросил ватник и, оставшись в одной рубашке, не обращая внимания на погоду, принялся за свою ежедневную гимнастику. Он занимался своим делом, будто ничего в отряде не случилось, будто это обыкновенный день на партизанской базе. Бойцы смотрели на него сначала с удивлением, а потом, когда Батя, окончив гимнастику, снял рубаху и начал умываться по пояс, многие партизаны вспомнили, что и они — закопченные, грязные после боев и походов — давно не умывались. Один за другим потянулись люди к неширокой осушительной канаве и начали приводить себя в порядок. А Батя как ни в чем не бывало продолжал туалет. Вынул бритву, кисточку, мыльницу, зачерпнул в котелок воды. Брился он без зеркала, сидя на бревнышке и устремив куда-то в пространство сосредоточенный взгляд. И брил не только бороду, но и голову спокойно, аккуратно, не торопясь. Невозмутимое спокойствие и будничная деловитость Бати невольно передавались другим. И казалось, что, смывая с себя грязь и копоть, соскабливая со щек мыльную пену и щетину, люди освобождаются от усталости, подавленности и сомнений, которые мучили многих после вчерашнего тяжелого дня.

Батя вывел отряды из окружения почти без потерь.

Первая партизанская зима была для нас особенно трудной. Кругом вражеские гарнизоны. Частые облавы на нас. Не было у нас опыта жизни и действий в тылу врага в зимних условиях. Не было и связи с Большой землей. Но все верили, что не пропадем.

Наши отряды действовали на территории трех районов: Лепельского, Чашникского и Холопеничского. Центральная база — так мы называли штаб, возглавляемый Батей, — находилась в гуще лесных массивов, среди березинских болот. Там каждую ночь жгли костры, ждали самолетов из Москвы. Надеялись, что нас будут искать и дадут нам связь. Батя направил через фронт несколько групп партизан. Мы верили, что хотя бы одна из них доберется до Москвы. И действительно, вскоре после того, как группа Диканева перешла линию фронта, к нам прибыли радисты с рациями и шифром. Нашей радости не было предела.

К маю отряды Бати значительно выросли и своими действиями охватывали огромную территорию. Они оперировали под Полоцком, Молодечно, Борисовом и Оршей. Центральная база оставалась на старом месте.

И мы уже были не одни. Рядом с нами возникли отряды Заслонова, Воронова, Кузина и несколько мелких партизанских групп. Зная их работу, Григорий Матвеевич считал, что они и без нас здесь справятся. А мы, хорошо снабженные взрывчаткой и связанные по радио с Большой землей, могли и должны более активно помогать нашему фронту, расстраивать или совсем парализовать работу основных коммуникаций противника и важнейших железнодорожных узлов.

— В Полесье такие же непроходимые места, как и здесь, но зато там сколько железных дорог! — говорил Батя, развертывая карту. — Барановичский узел. Брестский. Лунинец. Калинковичи. — Он водил пальцем по карте и остановился на маленьком пятнышке севернее Пинска. — Вот куда надо идти. Выгоновское озеро — оно будет ориентиром для самолетов связи с Большой землей. И от него рукой подать до Бреста, до Барановичей, до Калинковичей, до Лунинца.