Георгий Жуков - Один "МИГ" из тысячи Страница 38

—  Так, — жестко говорил Покрышкин. — Значит, высота тысяча пятьсот? Ладно! — И быстро добавлял: — Слева между облаками блеснула пара «мессов»! Что вы делаете?

Голубев без запинки отвечал:

—  Разворот, перехожу в атаку.

Покрышкин медленно спрашивал:

—  Степанов, а вы что?

—  Я — под него, перехожу и перестраиваюсь.

—  А команду он вам дал?

Степанов смущался:

—  Ну, дал...

Голубев медленно начинал краснеть.

— Конечно, дал, товарищ капитан. Я ему по радио сказал: «Слева — «мессы», разворачиваемся, атакуем».

—  Это вы только сейчас сообразили, а тогда вы забыли о ведомом. Ясно? Забыли и потеряли его! Всем понятно? Ведущий Голубев, увидев, что в разрыве облаков блеснули два «месса», растерялся и повернул в атаку, забыв предупредить ведомого. Результат: ведомый оторвался и погиб. «Мессы» его съели.

В классе воцарялась напряженная тишина. А Покрышкин безжалостно, со всеми подробностями рассказывал о том, как в одном из прошлогодних боев покойный Жизневский вот так же потерял ведомого, и немцы не только сожгли отставший самолет, но и подбили машину ведущего. Голубев стоял красный как мак. Теперь Покрышкин не сомневался, что впредь он уже не забудет дать команду ведомому. Но этого было мало. И он продолжал:

—  Это — урок номер один. А теперь самое главное. Вы говорите, атаковали?

—  Да, — тихо отвечал Голубев.

—  Не слышу! Атаковал?

—  Атаковал.

— Куда атаковал? Где «мессы»?

— Так «мессы» же блеснули слева, товарищ капитан. Значит, я сейчас же на них, чтобы не дать им уйти. Я в облако выскакиваю — и прямо в хвост...

—  Ну, ну! В облако и потом в хвост? Все слышали? Теперь разберемся, Голубев, что у нас получилось. Во-первых, если Степанов после вашего внезапного разворота еще и не оторвался каким-то чудом от вас, то на этот раз он наверняка потеряется. Во-вторых, вы вслепую ходить не умеете, а толщина облака вам не известна. Вот вам шанс угробиться самому. В-третьих, пока вы облако пробивали, у вас скорость погасла, — вы еле-еле трепыхаетесь. А выскочили из облака — прямо на вас двенадцать «мессов». Ведь вы только одну пару заметили, как она между облаками блеснула, а всего их там, за облаками, дюжина. Ясно?

—  Ясно, — смущенно отвечал Голубев.

—  Ну вот... А я бы на вашем месте поступил иначе. Во-первых, с самого начала я ходил бы не на полутора тысячах метрах, а на двух тысячах — когда головой цепляешься за облако, всегда безопаснее и удобнее: и вверх быстрее проскочишь, если понадобится, и внизу все видно. Во-вторых, я все время оглядывался бы на ведомого и сообщал бы ему о каждом своем маневре. Это, конечно, не значит, что сам Степанов может ворон ловить, — он тоже должен за мной все время следить. В-третьих, увидев, что между облаками блеснуло что-то подозрительное, я с ведомым тут же отошел бы в сторону солнца, выскочил за облака и посмотрел бы, что там делается. Увидел, где «мессы», и сверху нанес бы удар, да так, чтобы они на сближении меня не увидели. Вот это атака! Ясно? Вот, помню, над Кировском...

У Покрышкина был неисчерпаемый запас примеров к любому тактическому положению, и летчики слушали эти поучительные истории с особым удовольствием. Наконец, убедившись, что все поняли, как должен был поступить Голубев, увидев, что в просвете между облаками блеснули два «мессершмитта», он переходил к наиболее сложной и важной части урока — к разбору самого воздушного боя.

—  Итак, — говорил Покрышкин, вооружаясь мелом. — Продолжаем. Поднявшись за облака, Голубев и Степанов увидели шестерку немецких пикировщиков, которые быстро приближаются к окопам нашей пехоты в сопровождении четырех «мессеров»: одна пара вьется вокруг своей шестерки, вторая идет сверху...

Он рисовал силуэты самолетов на доске и указывал:

—  Вот здесь пикировщики, здесь «мессы», а вот Голубев и Степанов. Через минуту немцы лягут на боевой курс. Что вы делаете?

Голубев мнется. На языке у него слово «атакуем», но он боится, как бы опять не попасть впросак. Покрышкин, держа на ладони часы, говорит:

—  Осталось пятьдесят пять секунд. Сейчас бомбы начнут падать...

—  Атакую! — решительно говорит Голубев. — Атакую сверху головную машину шестерки. Передаю по радио Степанову: «Бей по левому ведомому!» Сообщаю на КП: «Веду бой против шести «лаптежников»[4]  и двух «худых»[5], прошу помощи».

—  Так. Хорошо, — одобрительно говорит Покрышкин. — Только решение надо принимать мгновенно. Пока есть снаряды, патроны, пока палка вертится, дерись — и все тут. И прежде всего бей по бомбардировщикам. Ясно? В лоб или в хвост — все равно, бей по ведущему! Убьешь вожака — вся стая разбежится.

Он стер на доске силуэт немецкого ведущего, быстро нарисовал его чуть пониже с язычком пламени у хвоста и продолжал:

—  Ладно... Голубев ведущего сбил. Степанов пока промазал. Бой продолжается. Голубеву повезло: передовой пост наблюдения своевременно известил наш КП о приближении немецкой бомбардировочной группы, и командир, зная, что Голубев и Степанов еще не асы, поднял в воздух четверку...

Летчики облегченно вздохнули, но Покрышкин скомандовал:

—  Мочалов! Вы ведете четверку. Ведущий второй пары — Науменко. Подходя к полю боя, вы видите: на землю падает горящий «Ю-87», один «лаптежник» повернул на запад, а четверо, вытягиваясь в кильватер, ложатся на боевой курс. Один наш истребитель атакует их с хвоста, а второй зажат в клещи четырьмя «мессами». Ваше решение?

Саша Мочалов, маленький черноглазый паренек из Симферополя, неразлучный друг Андрея Труда, встал и растерянно заморгал. Такую задачу и бывалому летчику нелегко решить. Но постепенно с помощью командира он выкарабкивался и вдруг обнаруживал, что, в сущности говоря, безвыходных положений нет: если действуешь смело, напористо и решаешь быстро, всегда сумеешь перехитрить противника.

Так занимались изо дня в день. Покрышкин добивался, чтобы каждый летчик быстро находил решение и чтобы оно было не шаблонным, а свежим, оригинальным, творческим. Ради этого он готов был часами возиться с людьми, приводя примеры из своей практики, рассказывая поучительные истории из опыта товарищей. Эти занятия были как бы логическим продолжением того, что делал он с молодыми пилотами в памятные ноябрьские дни 1941 года в Зернограде. Труд, Голубев, Мочалов и другие многое успели за этот год, и все-таки он всё еще не был удовлетворен достигнутым: техника быстро шагала вперед, и летчикам надо было постоянно и много учиться.

Еще год назад, например, многие самолеты не были оборудованы радио, а качество передатчиков заставляло желать лучшего. Теперь же радио стало таким же непременным и обычным спутником летчика, как и пушка. И Покрышкин выпросил у Масленникова аппаратуру для практических занятий по радиотехнике и уговорил его в свободные часы провести с летчиками несколько бесед о том, как пользоваться передатчиком и приемником, как быстро настраиваться в полете, как устранять помехи.

Завсегдатаями в эскадрилье стали и инженеры. Покрышкин требовал, чтобы каждый летчик в совершенстве изучил мотор нового скоростного самолета. Сам в прошлом техник, он всегда с большим уважением и интересом относился к мотору — совершенство техники, созданной человеческим разумом, вызывало у него неизменное восхищение. Уважения к технике Покрышкин требовал и от своих подчиненных.

Люди понимали, что впереди еще долгая, упорная борьба, и занимались сосредоточенно, серьезно. Понуканий не требовалось. С фронта по-прежнему шли безрадостные вести: северо-восточнее Туапсе и под Владикавказом шли затяжные кровопролитные бои. Но было что-то заставлявшее людей с надеждой глядеть вперед: недаром в приказе Верховного Главнокомандования от 7 ноября 1942 года как бы ненароком была обронена фраза, которая тронула сердца всех, словно искра электрического тока: «Будет и на нашей улице праздник!»

Эти слова повторяли теперь повсюду. И как ни тяжело было здесь, в прикаспийском районе Кавказа, почти отрезанном от центра, люди напряженно ждали каких-то новых, больших и ярких вестей с фронта. Ждали, что примерно в декабре, как и год назад, Советская Армия снова перейдет в наступление. Летчики надеялись даже принять участие в этом наступлении: они думали, что полк к нему и готовится.

Но праздник наступил гораздо раньше, чем его ждали. Уже вечером 19 ноября начальник связи полка принял по радио сенсационное известие. «В последний час!» — громко и ликующе сказал диктор и прочел заголовок экстренного сообщения Совинформбюро: «Удар по группе немецко-фашистских войск в районе Владикавказа». Летчики, сбежавшись к Масленникову, читали и перечитывали это сообщение, досадуя, что в то время, как другие наступают, их полк все еще стоит здесь и ждет у моря погоды.

Командиры урезонивали молодежь: «всякому овощу — свое время», придет и очередь гвардейцев. Сначала надо как следует овладеть новой материальной частью, а потом уже идти в бой. Но эти уговоры слабо действовали на Андрея Труда и его приятелей: они хандрили и жаловались на свою судьбу.