Вальтер Флегель - Ничейной земли не бывает Страница 39

Лейтенант внимательно осмотрел местность перед позицией взвода и быстро убедился в правоте Фихтнера: ни один куст там действительно не рос. Вскоре примеру взвода Анерта последовали и другие подразделения роты.

Держа чашку с кофе двумя руками и глядя на Фихтнера, полковник Шанц задумчиво произнес:

— У вас хорошие солдаты во взводе, лейтенант, как я посмотрю.

— В этом моей заслуги нет, — честно признался офицер и подумал, что с этим человеком ему следует быть откровенным.

Оба помолчали. Смешно выпячивая губы, Шанц неторопливо пил горячий кофе. Он, вероятно, сосредоточенно думал о чем-то своем, но Анерт все-таки решился помешать ему. Однако Шанц сам нарушил затянувшуюся паузу. Поставив пустую чашку, он взял в руку бутерброд и предложил:

— Пойдемте-ка лучше в более укромное место, а то стало довольно светло и «противник» может нас заметить.

Они отошли метров на десять и расположились в небольшом овражке.

— Наблюдателя, которого вы сегодня ночью выставляли на позицию и который оставил ее на несколько минут, вам необходимо наказать своей властью, — не столько приказал, сколько посоветовал Шанц лейтенанту. — От позиции, тем более от той, на бруствере которой лежит оружие, наблюдатель ли, часовой ли, как бы вы его ни назвали, не имеет права отлучаться ни на секунду, даже если ему очень приспичит.

Анерт молча кивнул, соглашаясь с полковником. Преодолев некоторую неловкость, он заговорил сам, сначала очень медленно и робко, а затем все смелее и непринужденнее:

— Если бы вас здесь не оказалось, товарищ полковник, я не знаю, что было бы… Я уже дважды попадал в трудное положение, и оба раза вы меня выручали. Уж кто только меня не склонял: и командир роты, и… Теперь мое имя долго будут поминать на каждом совещании… Я вам очень благодарен, товарищ полковник, за все, что вы для меня сделали.

Шанц не отводил взгляда от офицера, внимательно рассматривая его. Он даже усмехнулся уголком рта, но как-то тепло, по-товарищески. Эта улыбка напоминала лейтенанту преподавателя из военного училища, который точно так же улыбался, когда выслушивал на семинарах ответы выступающих.

Шанц снова наполнил свою чашку кофе и продолжал:

— Вам нужно быть очень внимательным, лейтенант, ко всему, что имеет отношение к службе. Вчера я увидел вас впервые. А что я для вас сделал, этого вы пока что в полной мере еще и не успели осознать. — Он помолчал немного, отпил кофе из чашки, наблюдая за Анертом, и добавил: — Знаете ли, человек, который думает прежде всего о самом себе, у нас долго не задержится. Запомните это, юноша. Командир должен думать в первую очередь о своих подчиненных, о задаче, которая перед ним поставлена.

Слова полковника нисколько не обидели лейтенанта. Напротив, теперь уже не было никакой необходимости задавать те вопросы, которые он собирался задать, так как ответ на них он получил в словах Шанца, и не только в них самих, но и в тоне, каким они были сказаны.

Слова о роли человека в коллективе касались и Анерта. За время столь короткого разговора с полковником, казалось, ничего необычного не произошло, но в душе у лейтенанта что-то стронулось. Он как бы по-новому осознал, что с тех самых пор, как стал лейтенантом и получил должность командира взвода, он несет ответственность за каждого солдата. Ежедневно на него будут обрушиваться, подобно ливню, массы самых различных дел, которые ему придется решать. И если он хоть раз проявит малодушие, то на него может свалиться нечто такое, что подомнет его под себя. А критерий для правильной оценки своих поступков придется искать ему самому.

Анерт боялся, что может не справиться с такой нагрузкой. Полковник Шанц словно разгадал его опасения и помог ему. Не зря, видно, все так хорошо к нему относятся.

Литош, например, оберегал сон полковника, Килиан, узнав, что Шанцу нужен завтрак, сразу же полез в свои запасы, а Фихтнер, которого солдаты называли за глаза черной овечкой, неожиданно быстро обрел веру в свои силы.

До сих пор Анерт не всегда правильно оценивал то или иное событие. Не хватало у него чувства убежденности в правомерности собственных действий. Обрести эти чувства ему помог полковник Шанц, человек опытный и тактичный.

«Командир должен думать в первую очередь о своих подчиненных, о задаче, которая перед ним поставлена…» Эта мудрость не прозвучала для Анерта откровением, но одно дело, когда эти слова ты слышишь на лекции, сидя в огромном зале, и совсем другое — когда слышишь их на боевой позиции от человека, который несколько часов назад вернул похищенное оружие двенадцати солдатам.

— Теперь вам остается только хорошо показать себя в предстоящем наступлении, — заметил полковник Анерту, который собрался уходить.

— Можете положиться на меня! — заверил лейтенант и пошел на свою позицию.

Шанц посмотрел ему вслед и подумал: «Уж больно невысок лейтенант, нелегко ему придется в наступлении. Если таким солдатам, как Айснер или Фихтнер, нужно сделать один шаг, то лейтенанту — целых два, а самое главное, ему ведь надо вести взвод за собой. Идти в атаку — это тяжелое дело для всех, а в особенности для тех солдат, чья физическая подготовка оставляет желать лучшего. Или для таких невысоких, как Анерт…»

Если бы у Шанца была возможность, он сам охотно пошел бы в атаку с этим взводом, и совсем не потому, что без него у них что-то не получится. Просто ему хотелось остаться с ними подольше, потому что узнать солдат по-настоящему может только тот, кто длительное время находится среди них. И где бы Шанц ни находился — в штабе полка или дивизии, его всегда удивляли офицеры, которые, вместо того чтобы искать более близкого контакта с солдатами, сторонились их. Как часто он вспоминал о том времени, когда каждому офицеру вменялось в обязанность проводить среди солдат по крайней мере один вечер в неделю. Но от этого доброго правила слишком рано отказались. И совсем напрасно!

Мысленным взором Шанц видел бесконечные колонны солдат, которые скрытно выдвигались в район сосредоточения для наступления. Он считал, что его место — там, среди солдат, и как было бы хорошо, если бы стало больше офицеров, которым солдаты не казались похожими друг на друга!

Шанцу нравилось подниматься вместе с солдатами в наступление, так как, только находясь среди них, он по-настоящему ощущал наступательный дух, двигавший сотнями и тысячами людей, все мысли, действия которых подчинялись одной-единственной цели — движению вперед, и оно, это движение, сплачивало воедино и солдат и офицеров.

В окопе возле Шанца появился Фихтнер. Он сел и снял каску. Полковник подошел к солдату, который тер виски и смотрел на пустынную, без признаков жизни, местность. Левой рукой рядовой взял горсть песка и тут же бесшумной струйкой выпустил на землю. Звуки, которыми обычно начиналось раннее утро, сюда не доходили — не было слышно ни лая собак, ни мычания проголодавшихся за ночь коров, ни воробьиного гомона.

— На этой местности моим овцам нечем было бы полакомиться, — тихо, ни к кому не обращаясь, сказал Фихтнер и добавил: — Когда-то здесь вырастет хорошая трава…

— Мы с тобой, наверное, увидим, если не будет войны, — заметил Шанц.

— Неужели так долго придется ждать? — с легким удивлением спросил Фихтнер, повернувшись лицом к офицеру. — Старший лейтенант Фрейер говорил, что наши враги планируют нанести по этим местам атомный удар.

Полковник Шанц кивнул.

— Но почему? — Фихтнер закрутил головой. — Зачем им это?

— Такова природа империализма. Их система не может, да и не желает, жить без войн. Они уже позабыли поражения, которые им нанесла Советская Армия, и теперь полагают новую войну спланировать лучше. А вот удастся ли им это, во многом будет зависеть от нас с вами, в том числе и от тебя. К примеру, от того, как быстро и метко ты научишься стрелять, от того, каким ты станешь бойцом и как сможешь выполнить приказ командира.

Полковник Шанц налил две чашки кофе и протянул одну из них солдату, а затем дал ему бутерброд.

Фихтнер не отказался ни от кофе, ни от бутерброда. Он ел и продолжал наблюдать за местностью, а вернув пустую чашку офицеру, сказал:

— Если бы сейчас я снова оказался при стаде! Время выгона все равно не изменилось… И когда приходит пора стричь овец… А здесь… Кое-кто считает, что армия сейчас ни к чему, не нужна, мол, она… Совсем недавно я и сам так думал. К чему граница между двумя немецкими государствами?

Шанц не перебивая слушал недавнего пастуха, чувствуя, что парень с ним откровенен и сейчас скажет что-то очень важное. «Пусть выговорится, пока не началось наступление, — решил он, — все легче будет».

А Ульрих Фихтнер рассказывал о том, что там, где он жил, об армии как-то даже и не думали. О ней вспоминали только тогда, когда приходило время служить кому-то или, наоборот, когда солдат, отслужив положенный срок, возвращался домой. Земляки задавали демобилизованному разные вопросы: об армейских порядках, о командирах, о том, как солдат кормят, дают ли им отпуск. Демобилизованный отвечал на все эти вопросы, сдабривая их армейскими шутками.