Тимур Максютов - Офицерская баллада Страница 4

– Так я ведь всегда готов, как пионер, товарищ майор!

– Ну, вот и славненько! Садись, чайку выпьем.

– Товарищ майор, разрешите? – в кабинет вошел блондинистый лейтенант. В руках он торжественно, как именинный торт, нес облезлую фуражку. На тулье были жирно написаны от руки две буквы – Д и 3. Морозов заржал.

– Что, дождался часа освобождения, Воробей?

– Так точно, товарищ майор! Разрешите вручить?

– Валяй.

Лейтенант подошел к изумленному Марату и напялил ему на голову нелепую фуражку. Потом пожал руку и заявил:

– Пост «дэзэ» батальона сдал! Ну, чего молчишь, салага? Говори, что принял.

– Это… Чего принял-то?

– Это – важный символ. Теперь твоя очередь исполнять обязанности «дежурной задницы», понял? Крайнего за все – ты самый молодой офицер теперь в батальоне, гы-гы! То есть: вечно дежурного, постоянно ответственного, первого кандидата в командировку. Что там еще? Военного дознавателя и еще всякая ерунда Так положено. Ну, чего – молчать будем?

– Ладно. Положено – значит, так и быть. Пост «дэзэ» принял.

– Ну, вот и молодец! Вечером отметим – я проставляюсь. А то заждался тебя.

Марат был несколько озадачен. И капитан на станции, и этот лейтенант говорили, что уж очень его заждались. Выдающаяся интуиция подсказывала Тагирову, что ожидания эти лично для него – не праздничные. Скорее, наоборот…

Глава вторая

В начале славных дел

Я нашел ее на антресолях – огромную, помятую, надорванную по краям, в крошечных коричневых пятнышках мушиных делишек (бумага глянцевая, а мухи любят гадить на глянец, и я их понимаю). Свернутую в рулон карту мира 1987 года издания. Я расстелил ее на полу в гостиной и прижал томиками Достоевского края, норовящие скрутиться назад, в прошлое.

На половину планеты, спиной к набитым льдом полярным морям и задорному хохолку Чукотки, упираясь в Аляску, разлегся огромный розовый зверь – СССР. Длинная морда Камчатки раздвигает тихоокеанские воды, из простуженного носа капельками текут Курильские острова. Крепкая передняя лапа Приморья придерживает Китай; задняя, подкованная Кавказом, стоит на Турции и Иране. Огромное мягкое брюхо Средней Азии неоформленным бугром валится куда-то вниз, придавив Афганистан. Мощная задница приперла Европу к Атлантике. А маленький крепкий хвостик Кольского полуострова греется в остатках Гольфстрима, дружелюбно помахивая Финляндии.

Это – моя страна. Ее офицеры и солдаты служили, сражались, пили водку и влюблялись по всей планете – от джунглей Никарагуа до джунглей Вьетнама, от вылизанных немецких городков до кукурузных полей Мозамбика.

Что мы делали там? Ради чего проливали кровь? От кого я защищал два миллиона квадратных километров пыли и камней, столько же монголов, сто тысяч тонн саранчи и неизвестное количество тарбаганов (тарбаганы – это здоровенные степные суслики с симпатичными мордочками и карими глазами)?

Половина страны топила печки ворованными дровами и бегала по морозу в дощатый сортир, питалась одной картошкой и жила в бараках, чтобы белозубый старший лейтенант смог взбодрить ракету бессмертным «Поехали!» и оттуда, из ледяной бездны, подарить свою незабываемую улыбку нежно-голубой Земле. Потому что мы искренне любили их всех – обижаемую куклуксклановцами Анджелу Дэвис, безымянных ангольских негров и щуплых вьетнамцев, сбивающих то ли бамбуковыми копьями, то ли советскими ракетами громадные американские бомбардировщики.

Нам было не до личных удобств, когда в мире горе и угнетение. Мы строили коммунизм – не для себя, а для всего бестолкового человечества, не способного понять своего будущего счастья. И ради слезинки чужого ребенка, плачущего под бананом на берегу теплого океана, мы были готовы оставить без еды собственных детей. И сжечь к чертовой матери всю планету в атомном пламени.

Да, мы такие. Незваные спасители. Загадочные и непредсказуемые.

Для самих себя.

Лейтенанта Тагирова проводили в его собственный, общий с отсутствующим парторгом кабинет. Там густо разило коктейлем из запаха дешевых крепчайших сигарет и спиртного. Затхлая атмосфера действовала угнетающе, поэтому Марат с искренней радостью принял предложение Морозова познакомиться с расположением части.

Прошли по чисто выметенным асфальтовым дорожкам, мимо юных ухоженных топольков. Срезали путь через утоптанное пыльное футбольное поле без единой травинки.

Майор Морозов свое ремонтное дело явно любил и неожиданно интересно рассказывал о противотанковых ракетах и покалеченных горными дорогами гаубичных колесах, о захандривших станциях звуковой разведки и лазерных дальномерах… Особенно его увлекла зенитная самоходная установка «Шилка» – скорострельная четырехствольная пушка на гусеничном ходу, заболевшая слепотой радиолокатора.

– Ну, вот и пришли. Наша ремонтная зона.

Роман Сергеевич гордо показывал свежеокрашенные боксы, в которых брызгала искрами сварка и самозабвенно гудели фрезерные станки…

Бойцы и офицеры в черных комбинезонах деловито сновали с какими-то штуковинами в руках, спорили над заляпанными мятыми чертежами и волокли тяжелые железяки, корябая бетонный пол… Марат с завистью смотрел на потные, перемазанные маслом, но одухотворенные лица. Его собственные технические познания ограничивались сугубо прикладными вещами: на какую мандулу нажать, чтобы пушка выстрелила, и за какую фиговину дернуть, поворачивая танк. Так что придется постараться, чтобы авторитет здесь заработать.

Этот день добежал до густо-красного, в полнеба, заката, быстро сменившегося чернильной ночью. Лёшка Воробей заскочил за Маратом:

– Эй, комсомол, хватит над бумажками чахнуть! Забыл? Я сегодня даю торжественный ужин в честь нового «дэзэ», а без главного виновника мероприятие не состоится, хы!

Прошмыгнуть незаметно мимо штаба базы не удалось. На крыльце ждал посыльный:

– Лейтенант Тагиров! К полковнику Сундукову, срочно!

Марат, вздохнув, поплелся вслед за предвестником втыка. Воробей сочувственно помахал рукой:

– Давай, комсорг, ни пуха! Будем тебя ждать – адрес знаешь. Возвращайся живым!

К удивлению и радости, вторая за сутки встреча с Дундуком прошла безболезненно. Полковник вручил Тагирову тяжеленный вещмешок и сообщил:

– От так от! Это доставишь в Дом офицеров, передашь лично Ольге Андреевне. Тут краски типа «гуашь», тушь и блокноты. Часовое время двадцать часов – в двадцать один ровно чтобы доложил о выполнении путем телефонной связи! Исполнять! А я поработаю еще три-два часа.

Марат волок мешок, медленно продвигаясь в сторону жилой зоны, и размышлял: в чем же будет заключаться работа замполита «еще три-два часа»? Газетку будет по столу перекладывать или разрабатывать передовые методы издевательств над молодыми офицерами?

Сидящий в холле Дома офицеров сержант появления Марата не заметил и продолжил, задрав ноги на тумбочку, читать «Историю философии».

– Где мне Ольгу Андреевну найти?

Наглый боец, вместо того, чтобы вскочить, отдать честь и подхватить у офицера тяжеленный мешок, вяло махнул рукой, указывая направление.

Тагиров дошел до маленького кабинета, ровно половину которого занимала дебелая тетя неопределенного возраста, грызущая сушки и громко хлюпающая чаем из граненого стакана. Эта необъятная свиноматка была похожа на Дундука, как родная сестра. Не зря замечено народом: «муж и жена – одна сатана».

– Ольга Андреевна, вам полковник Сундуков приказал вот это доставить. Краски конструкции «гуашь» и прочие канцтовары.

Тетя хрустнула целиком запиханной в рот сушкой и плавно повела пухлой рукой. Пробормотала набитым ртом, разбрызгивая обмазанные слюнями крошки:

– А мешочек на тубаретку поставь, у в том уголочку.

Марат начал продираться между теткиным столом и заваленным всякой всячиной стеллажом, цепляясь лямками вещмешка за стулья, когда сзади прозвучал низкий женский голос:

– Галя, хватит уже сушки лопать на ночь глядя, совсем за собой не следишь! Лейтенант, вы ко мне?

Ошибочно опознанная как жена Дундука Галя затрясла тройным подбородком и необъятной колыхающейся грудью:

– Та к вам, к вам, Ольга Андреевна! С рембазы хлопчик засланный!

Ольга Андреевна засмеялась, обнажив ровные влажные зубки:

– Галя, засланными бывают казачки. И он тебе не хлопчик, а офицер. Хотя и очень юный. Да, лейтенант?

Она стояла у двери, упершись восхитительным бедром в облупленный косяк. Заграничные обтягивающие джинсы, мелким бесом вьющиеся волосы с рыжинкой, зеленые глаза и эта влажная улыбка – все в ней было нездешним, невозможно женственным, манящим и недостижимым.

Марат теперь понял, почему дежурный капитан на базе так и не смог сформулировать описание Ольги Андреевны. Для этого надо было родиться Боттичелли пополам с Набоковым.

Она снова сделала это – засмеялась. Будто высыпала горсть крупного жемчуга в гобийскую пыль.