Анатолий Ромов - Случай на границе Страница 4

Недаром его считают счастливчиком. Ночь под Новый год, мощный мотор и немного удачи — вот всё, что требуется. Отсюда рукой подать до того, другого берега, где его с радостью примут.

Впрочем, зачем ему берег? Отсюда несколько минут ходу до международной трассы торговых судов. Только выйти из зоны, мигнуть фонарем — и тебя возьмут на борт. Несколько минут — и всё.

Человек, сгорбившись, медленно шёл из парка, держа руки в карманах. Всё-таки было очень холодно…

В дозоре

О том, что враг рядом, мне рассказал Михаил Борисович Черемисов. Встретились мы случайно…

Кончился короткий зимний день. Я стоял на мостике и вглядывался в знакомые очертания берега. Мы возвращались на базу.

— Прошу разрешения закрыть радиометрическую вахту, — говорит мне старшина второй статьи Паланчук, худощавый, смуглый парень.

— Закрывайте.

Паланчук скрывается в штурманской рубке…

Старшина Паланчук — мой земляк. Он радиометрист-виртуоз и в то же время… мечтает о карьере филолога. Штурманский электрик, одессит Гнатенко, — талантливый художник. Я видел его картины, написанные на корабле. Но по призванию он актер, и всё уже решено. После службы он поступит в ГИТИС, а пока занимается в драматической студии Дома флота. Я присматриваюсь к ним, к этим ребятам. Трудно разглядеть человека сразу… Правда, в море это легче. Море как лакмусовая бумажка.

Мне кажется, это настоящие парни. Может быть, иногда горячие, иногда упрямые. Но надежные…

Старшина Владимир Изотов — акустик. Старшина Вячеслав Солоухин — радист. Старшина Виктор Панчехов — рулевой. На них можно положиться.

Однажды во время утомительного, напряженного дозора вышел из строя локатор. Наш корабль сразу стал слепым…

Прошло три часа, а Паланчук и матрос Каримов, его помощник, всё ещё возились у локатора. По инструкции они не были обязаны это делать. Серьезные поломки исправляются специалистами на берегу. Но Паланчук и Каримов понимали, что мы в дозоре…

Я знал, что оба отстояли шестичасовую вахту, и предложил им пойти отдохнуть. Они попросили разрешения остаться.

Ещё через десять часов Паланчук и Каримов всё так же, согнувшись, в который уж раз перебирали, запаивали, заменяли детали локатора, проверяли узлы. И снова — на этот раз уже командиром — им было предложено оставить ремонт и отдохнуть. Они снова попросили разрешить им остаться.

И всё-таки добились своего. К ночи следующего дня локатор заработал. Двадцать семь часов — ни минуты отдыха. Упрямые ребята. До чего упрямые!..

А несколько часов спустя, когда мы пришвартовались и хотели идти на берег, Алексей Дмитриевич, вернувшись из штаба, предложил офицерам собраться у него в каюте. Мы поняли: случилось что-то серьезное.

— Только что получено сообщение. — Командир внимательно оглядел нас. — С этого дня надо усилить наблюдение за надводными целями. Особенно мелкими. Придется осматривать каждую подозрительную фелюгу, или лодку, или моторку. В нашем районе готовится переход границы. Значит, товарищи, особенно мелкие цели…

Мы прекрасно поняли смысл этих слов.

Через несколько дней корабль зашел в X. — порт на побережье, где мы часто заправляемся водой и горючим, в тот самый порт, где я впервые ступил на борт своего корабля. Здесь находится штаб части, и мне надо было по поручению командира передать бумаги в политотдел. Начальник штаба пригласил меня присесть и, отвечая на чей-то телефонный звонок, сказал в трубку:

— Подполковник Черемисов слушает…

Черемисов? Стоп! Я ведь не раз уже слышал это имя. Ну, точно. Ведь у моего отца был друг — пограничник по фамилии Черемисов. Михаил Борисович Черемисов. Только он не был подполковником.

— Значит, лейтенант Мартынов, — задумчиво говорит подполковник. — Скажите, вы не сын Владимира Мартынова?

— Да, — отвечаю я. — А вы Михаил Борисович Черемисов?

…Я сижу за столом перед подполковником. Рассказываю всё по порядку: как окончил училище, как получил назначение, как прибыл сюда…

— Ну, а как служба? — Михаил Борисович внимательно смотрит мне в глаза.

Я не нахожу, что ответить: разве обо всём расскажешь, и отделываюсь ничего не значащим:

— Всё нормально.

Подполковнику Черемисову не нравится мой ответ. Он хочет что-то сказать, но в этот момент раздается стук в дверь.

— Да-да! — резко бросает подполковник, глядя мимо меня на дверь.

— Капитан Сторожев! — докладывает дежурный.

— Пусть входит, — быстро говорит Михаил Борисович. — Сиди, сиди! — останавливает он меня.

Молодой капитан подходит к столу, вопросительно смотрит на меня.

— Говорите, — Михаил Борисович встает. — Познакомьтесь. Капитан Сторожев — лейтенант Мартынов. — Он медлит, потом добавляет с улыбкой: — Потомственный пограничник… Пусть слушает, ему полезно.

Мы знакомимся. Сторожев кладет перед подполковником фотокарточку. Михаил Борисович разглядывает фотокарточку, потом говорит мне:

— Видел когда-нибудь врага?

— Нет, — отвечаю я.

— Вот, полюбуйся. — Он протягивает фотокарточку.

На меня глядит ничем не примечательное, скучное, невыразительное лицо. Только у правой брови, на виске, небольшая черточка — то ли дефект фотографического отпечатка, то ли шрам.

— Андрис С., он же Николай Ч., — говорит Сторожев. — Родился в двадцать пятом году, во время войны находился здесь, в Прибалтике. Служил у немцев. Потом остался. Жил здесь безвыездно. За прошедшее время ничем особенно себя не проявил. Ездил в туристскую поездку за границу. Там получил задание. Сейчас хочет выбраться.

Несколько секунд мы сидим молча.

— Вот так, Володя. — Подполковник смотрит на меня. — Значит, враг…

Значит, враг… Я впервые в жизни понял, что это значит. Враг приносит ненависть и опасение. Опасение за города, за улицы, за каждое деревцо, за детей на тротуарах, за дождь в Удельной…

Враг где-то близко, где-то совсем рядом. Ходит, говорит, дышит, покупает в киоске сигареты, садится в автобус…

Враг мерещился мне на каждом шагу, он донимал меня на вахте, снился во сне…

Я с болью ощущал свое бессилие.

Новогодний гусь

Наверху, на мостике, — сырость, мороз, ветер. И всё-таки мы стоим здесь, молча вглядываясь в темные очертания знакомого родного причала. Наконец-то дом! Только человек, проведший несколько суток в штормовом зимнем море, может понять, какое это блаженство — вернуться домой из дозора. Нам кажется, это был самый трудный дозор. Труднее в этом году уже не будет. Ведь сегодня 31 декабря. Нам повезло: Новый год встречаем дома!..

В квартире шум, веселье, суматоха. До двенадцати осталось полчаса, и тут появляюсь я. Володя Черняев и Лёня Пугачев, увидев меня в передней, кричат: «Ура!»:

— Давайте за стол!

— Подождите, дайте снять шинель!

Так и не успев отогреться после похода, я встречаю Новый год. Двадцать четыре ноль-ноль. Торжественно тушится свет. Перезвон кремлевских курантов.

— С Новым годом, товарищи!

— За тех, кто в море!

Это замечательно — сидеть за праздничным столом, смеяться вместе с друзьями, отвечать невпопад на расспросы о походе.

— Теперь танцевать!

Звонок. Мы все вместе бежим открывать. Видно, кто-то опоздал.

Ребята кричат:

— Принимай гостя!

Я открываю дверь. За ней — рассыльный.

— Прошу разрешения обратиться. Лейтенанту Мартынову, Логачеву, Верняеву срочно явиться на корабль. Приказ командира части.

Выскакиваем из подъезда, натягивая на ходу шинели. Косой мокрый снег резанул по лицу. Бежим, скользя по тротуару, бежим что есть силы…

Возле проходной мы сталкиваемся с двумя-тремя офицерами, успеваем спросить на бегу:

— В чём дело, не знаете?

— Знаем, как и вы… Видимо, в море…

Вот и корабль. Влетаю на мостик. Там уже стоит Зуев.

— Отходим?

— Да! — кричит он, как будто я его не слышу. — Идем на поиск.

— Поиск! Чего ж мы медлим?

— Ждем командира!

Из темноты показывается огромная фигура. Какой-то гражданский… Прыгает на корабль…

— Алексей Дмитриевич! — кричим мы.

Командир уже на мостике. Он в штатском костюме, видно, не успел переодеться. Наклоняется к микрофону, говорит:

— По местам стоять… Со швартовых сниматься…

Мы уходим, так и не дождавшись всех. Каждая секунда на счету. От соседних причалов отходит еще несколько кораблей.

Сразу же по выходе из порта нас встречает крупная волна… Резкий ветер с моря.

Мы идем на поиск. Эта первый поиск в моей жизни.

Из соседнего порта передано сообщение: нарушена граница. Ушел мотобот. Надо задержать его во что бы то ни стало. Это и называется поиск…

Нас кладет с боку на бок. Я стою, крепко вцепившись в леер. Алексей Дмитриевич наклоняется, что-то кричит мне на ухо. Сквозь рев ветра и шум моря с трудом различаю: