Игорь Никулин - Добро Пожаловать В Ад Страница 43

Тягуче стонала пожилая женщина. Рейтузы на коленях были разорваны, торчали перебитые кости и порванные сухожилия, хлестала кровь.

Загудел приближающийся грузовик. Ополченец в милицейской длиннополой шинели выбежал ему навстречу, замахал руками. Перетолковав с шофером, он откинул борт и вскарабкался в кузов.

— Тащите сюда убитых! — гаркнул оттуда собравшимся.

Трупы поднимали за руки, за ноги, несли к машине и, раскачав, забрасывали наверх, как мешки. Пачкаясь в крови, ополченец цеплял их за ворот, оттаскивал к кабине.

— А ты чего стоишь? — спросил Якушева мужик в кожаной куртке. — Давай этого…

Превозмогая брезгливость, Якушев взялся за обезглавленного чеченца, лежавшего в шаге от воронки. Стараясь не вдыхать мутящий запах, помог донести до грузовика. Передав тело ополченцу в шинели, отошел за машину, справляясь с приступом тошноты.

— А старуху забыли? — крикнули из кузова.

— Да она русская!..

— Пусть Ельцину скажет спасибо…

— Несите сюда!

Ему подчинились, и женщину переложили в машину. Ополченец вскользь оглядел ее раны, стащил с приклада жгут и охотничьим ножом перерезал пополам. Обрезками крепко перетянул ноги выше колен.

Спрыгнув на асфальт, поднял борт, набросил на крючья цепь.

— Поедешь с ними, — приказным тоном сказал он Якушеву.

Тот подчинился и полез в кабину.

Городская больница была в пятнадцати минутах езды. Подрулив к крыльцу, шофер выключил двигатель и посмотрел на Якушева.

— Ищи санитаров. Пусть забирают трупы.

Он вошел в дверь, где висела табличка «Приемный покой». На расставленных вдоль стен стульях сидели четверо пациентов.

— Я убитых привез, — обращаясь сразу ко всем, сказал Якушев. — Не знаете, куда…

— С торца вход в морг, — ответил ему рыжебородый мужчина, чья левая рука покоилась на перевязи.

Еще у входа он почувствовал специфический запах разложения. Якушев достал носовой платок, закрыл им нос и спустился в подвальное помещение. Внизу зловоние усиливалось, платок уже не помогал.

Он попал в отделанную кафелем каморку, где стояли у стены носилки с расплывшимся на матерчатом ложе пятном. Тошнота подкатила к горлу.

— Чего тебе? — вышел из закутка санитар, который с запахом, видимо, уже свыкся.

Он, как ни в чем не бывало, дымил папиросой, с усмешкой глядя на бледного лицом Якушева.

— Я трупы доставил.

— Ну так тащи их сюда. Думаешь, они мне нужны? Все завалено жмуриками, девать некуда. Света нет, холодильники не работают…

— У меня еще раненая, надо к врачам… Не заберете, выгружу прямо перед крыльцом.

Угроза, как ни странно, возымела успех. Санитар заглянул в закуток, позвал напарника, а Якушев вылетел на воздух, зашел за угол и, держась за стену, опорожнил желудок.

Сплюнув горькую слюну, обтер платком рот, скомкал в карман.

Водитель возился в кузове.

— Бабка живая? — подойдя, спросил репортер.

— Живая… Только ног-то у нее, вроде, тю-тю…

Они спустили ее на землю. Женщина охала, тупо смотрела мимо.

— Старая! — затряс ее за плечо шофер. — Слышишь меня? Держись за шею. Крепче!..

Посадив бабку на руки, понесли в приемный покой.

В коридоре врач в несвежем халате и накрахмаленной шапочке осматривал ожидающих приема раненых.

— В операционную! — ему хватило беглого взгляда.

Старуху положили на хирургический стол, из-за ширмы выпорхнула медсестра, легкими касаниями ощупала раздробленные колени, ослабила правый жгут. Алая струйка обрызгала ей халат.

Промокнув рану тампоном, сестра бросила его в обычное эмалированное ведро, до верха забитое окровавленными бинтами и марлечками.

У Якушева откровенно подгибались ноги, когда он отходил от стола.

— Выйдите! — рявкнул на него хирург, держа за кисть пациентку. — Немедленно.

Он ушел на крыльцо, сел на холодный бортик парапета. Через двор к подвалу уходили санитары с носилками, с которых свешивалась рука. Водитель уселся за баранку и посигналил.

— Езжай! — махнул ему Якушев.

Он еще долго сидел на крыльце, стирая с ладоней засохшую чужую кровь…

Карима завели в процедурную, усадив на кушетку. Он с недовольством на лице отстранился от Руслана, помогавшего сесть поудобнее, буркнул:

— Чего ты меня лапаешь, как девицу? Сам, что ль, беспомощный?..

В коридоре Руслан поймал за рукав Мусу, позвал на выход.

— Ты про русского забыл? Давай приведем.

Муса вложил ему в руку ключи.

— Я к нему больше не коснусь. Хватит с меня того, что привез сюда.

Спорить Руслан не стал. Сойдя к припаркованной к крыльцу машине, отпер багажник. Пленный скорчился внутри и не шевелился.

— Вылазь, — Руслан потряс его за плечо. — Слышишь?

Из багажника напахнуло мутяще сладковатым. Дорогой раненого растрясло, рана открылась, и под него натекла лужа крови. Вытаскивать его самому было не по силам.

Руслан позвал сидевшего на парапете мужчину, вдвоем они с трудом извлекли Васнецова из багажника. Он был без сознания, висел на руках, подбородок безвольно упирался в грудь. Берцы его бороздили по асфальту, задевали тупыми носами о выщербленные ступени.

В проходе расступились, давая внести его в приемный покой. Стуча каблучками, вбежала медсестра. Взяв за кисть, нашла пульс, сосредоточенно сверилась с секундной стрелкой наручных часов. Потемнев и без того смуглым лицом, полезла в стеклянный шкафчик, загремела склянками.

Она вытащила коробочку ампул и никелированный ящичек с инструментами. Подняв блестящую крышку, вынула обычный шприц, ловким движением снесла запаянную головку ампулы, закачала в него бесцветную жидкость. Засучив Васнецову рукав, мазнула наспиртованной ваткой по плечу и вонзила иглу под кожу.

Неспешно вышел хирург; не тот, уже в возрасте, которому Якушев сдал обезножившую старушку. Ему был года двадцать четыре, в очках с круглыми стеклами, чем напоминал студента.

— Ранение в живот, Турпал Шамильевич, — откладывая использованный шприц, сказала сестра.

— Вижу. Что у нас там? — он взял со стола медицинские ножнички и взрезал слой заскорузлых бинтов. — Так…

Осмотрев рану, он задумчиво потрогал острый нос:

— На операционный стол.

— Как же так, доктор?! — возмутился у него за спиной Муса. — У нас тоже раненый, только что с передовой привезли. А это федерал, оккупант. Он обождет. Давай сперва нашего!..

Якушев предпочел не вмешиваться, оставаясь сторонним наблюдателем, и ждал вердикта врача. Решение это для него многое значило, ибо в нем крылся ответ на до сих пор мучавший вопрос: кто же они есть, эти чеченцы? Поголовные преступники, без малейшего понятия о жалости, или обычные люди, для которых сострадание к ближнему — не пустой звук?..

— Я на работе, — ровно ответил хирург. — И мне без разницы, кто из них кто. На моем столе все одинаковы, и первым на операцию пойдет тот, кто более в ней нуждается.

Медсестра выкатила в комнату передвижные носилки. Васнецова переложили на них, мягко скрипнули резиновые ролики, увозя пациента по переходам больницы.

Занявшись раненым, о Кариме не забыли. Вернувшаяся медсестра помогла ему снять куртку. Ножничками разрезала повязку, открыв припухшую пулевую рану, из которой тут же протекла струйка крови. Обмакнув марлевый тампон в пузырек с перекисью водорода, она осторожно обработала края. Карим закусил губу и отвел глаза в сторону.

— Больно? — заметив движение, спросила его сестра.

Он вымученно улыбнулся и соврал:

— Не-ет…

— А что ж ты тогда напрягся? Ранка пустячная, больше крови… Посмотрим, что у нас сзади…

Она отодрала присохший к выходному отверстию тампон, не забывая следить за состоянием пациента.

— Голова не кружится?

— Не-а, — снова соврал Карим, хотя хотелось взвыть от пекла, разгорающегося под ребрами.

— Вы легко отделались. Пуля не задела легкого. Можете пошевелить пальцами?

Карим с некоторым содроганием шевельнул указательным, было не так уж и больно.

— А другими?

Он пошевелил и другими пальцами.

— Ничего серьезного, — констатировала сестра и отошла к шкафчику, доставая рулон марли.

Якушев, стоявший в дверях, спросил:

— У вас проблемы с перевязочным материалом?

Сестра повернула к нему хорошенькую головку, теми же ножницами, что недавно кромсала окровавленные бинты, выкроила квадрат марли, сложила ее втрое.

— Запасы же не резиновые, — ответила она на его вопрос. — О чем говорить, когда инструментарий обрабатываем на костре в кастрюле.

С помощью лейкопластыря она прикрепила заплату под ключицей Карима, затем на груди. Кровь уже не шла. Несильно натягивая бинт, перевязала его.