Владимир Попов - Сталь и шлак Страница 45

— Пока еще немного, — смущенно отвечала Мария, — работаю в паспортном отделе. Интересное это учреждение — полиция. Там все продается и покупается: и штамп о перерегистрации, и освобождение от мобилизации, и даже освобождение из-под ареста. Оплата по соглашению в зависимости от жадности берущего и состоятельности дающего. Для группы полезна моя работа, я буду держать вас в курсе проводимых и намечаемых мероприятий.

— Вы еще не успели узнать, какой штат полицейских намечается в управлении? — заинтересовался Сердюк.

— Ну, как же не успела, знаю. Четыреста человек.

— А вы не ошиблись, Мария? Ведь это очень много.

— Это совершенно точно. Только такого количества они никак не наберут. Пока у них около сотни.

— Из кого вербуются полицаи?

— Охотнее всего принимают кулаков, репрессированных за контрреволюцию, не отказывают уголовникам.

— Какие отделы имеются в полиции?

— Отделов три: уголовный, политический, паспортный. Политический — непосредственно в ведения гестапо. Кстати, это здание напротив — страшное здание, Андрей Васильевич. Вчера один заключенный из окна ухитрился выпрыгнуть, с третьего этажа прямо на тротуар — пыток не выдержал. — Она вздрогнула. — Вы знаете, труп его целый день не убирали.

— И все же вопрос о своей работе вы должны были согласовать со мной, — прервал ее Сердюк. — Я предполагал использовать вас лучше — переводчиком в гестапо.

— Должна была, — согласилась Мария, — но тут нужно было сразу ответить: да или нет. Я поразмыслила и сказала «да».

Сердюк молчал, и Мария снова заговорила о своем:

— А все-таки обидно, Андрей Васильевич. Люди работают, эшелоны рвут, склады, а мы?

— Мы будем рвать паутину, которая оплела город, Маша. — И Сердюк осторожно, не до конца, рассказал ей, какая работа предстоит группе.

Мария несколько успокоилась.

— Работайте осторожнее, не зарывайтесь, — сказал он ей на прощание, и она кивнула головой.

Но чувство тревоги за нее еще более возросло. Сердюк опасался, что такая жгучая ненависть к врагу может не вовремя выплеснуться наружу.

Еще больше тревожила Сердюка неуверенность в том, правильно ли он поступает, давая участникам группы поручения, не соответствующие основной задаче их пятерки. Товарища Варьянова, о котором говорил Кравченко, не удалось найти ни по одному адресу, и это ощущение оторванности от организации угнетало Сердюка — советоваться было не с кем, помощи, если она потребуется, просить неоткуда, и он действовал так, как подсказывали ему обстоятельства.

Не успевало немецкое командование вывесить какой-нибудь приказ, как тотчас же рядом с ним появлялось обращение к населению с призывом не выполнять этого приказа.

Первая листовка, вылетевшая из трубы мартеновской печи седьмого ноября, была подписана буквами «ГК», что должно было означать: «Группа комсомольцев». Эту подпись население истолковало по-своему: городской комитет. Листовка сразу завоевала доверие. В дальнейшем Сердюк так и обращался к населению от имени городского комитета.

Порой листовки носили не агитационный характер, а были написаны в форме приказа. Так, после распоряжения комендатуры о сдаче теплых вещей германской армии появилась листовка, в которой городской комитет большевистского подполья запрещал населению сдавать теплые вещи.

«Пусть замерзают фашисты на нашей земле, пусть их греет вьюга — это поможет Красной Армии громить захватчиков».

Теплова рассказала Сердюку, что Опанасенко, окончательно подружившийся с Сашкой, говорил ему:

— Не ушла, значит, наша власть из города, с нами она. И советует, и просит, и приказывает. Так какой власти я буду подчиняться — ихнему коменданту, чтоб ему за шею с ковша плеснуло, или нашей?

В один из воскресных дней к Сердюку пришел Петр. Он был встревожен и не пытался скрыть этого.

— Андрей Васильевич, сегодня утром к нам пришла женщина, пожилая такая, лет за сорок. Говорит, что она из штаба партизанского движения, хочет связаться с вами.

— Ты говоришь — утром, а сейчас два, — сказал Сердюк, взглянув на буфет, где было выставлено несколько будильников.

— Я же не напрямик шел — так можно и шпиков сюда привести, — по городу петлял.

— Ты ее проверил хорошо? — спросил Сердюк.

— Хорошо. Действует она осторожно: вчера еще отыскала дом Гревцовой, но, узнав, что та работает в полиции, не рискнула с ней говорить, нашла меня, беседу повела осторожно, издалека начала. Весь состав нашей группы знает, характер задания тоже. Одно меня смущает — документов у нее никаких, ни одного.

— Вот это как раз и успокаивает, — сказал Сердюк, вставая, и стал поспешно натягивать полушубок. — Если без документов, похоже, что наша: у провокатора документов было бы больше, чем нужно. Гестаповцы без фальшивок ни шагу, они на это мастера.

Сердюк взял с буфета будильник и ушел. Спустя несколько минут за ним последовал и Петр.

Когда Сердюк появился у Прасоловых, связная дремала, но будить ее не пришлось. Услышав шаги, она быстро приподнялась и взглянула на вошедшего ясными, словно и не спала, глазами.

«Жизнь ведет тревожную, — отметил Сердюк, — а лицо спокойное».

— Я Сердюк, — сказал он.

— Паспорт, — потребовала связная и, надев простенькие, в железной оправе очки, тщательно рассмотрела документ, дважды сличив фотографию с оригиналом.

— Здесь вы моложе лет на десять, — сказала она, возвращая паспорт.

— Не мудрено, еще при наших снимался.

— Так вот что, Андрей Васильевич, — сказала связная, присаживаясь к столу, — документов у меня нет, записей тоже нет. У меня все тут, — показала пальцем на лоб. — Слушайте: Центральный Комитет КП(б)У и штаб партизанского движения поручают вам принять все меры, чтобы помешать пуску механического цеха.

— Я сам действую, как могу, — ответил Сердюк, оживившись: он был рад, что указания штаба совпадают с его собственными намерениями.

— Сейчас надо действовать еще активнее. Штаб считает, что лучше всего было бы взорвать электростанцию. — И она, со слов Кравченко, рассказала о заряде аммонита, замурованном в кабельном канале, рассказала подробно, словно сама там была и его видела.

— Где находится штаб? — спросил Сердюк.

Она насторожилась, глаза ее посуровели.

— Вам, пожалуй, следовало бы знать, что таких вопросов не задают, потому что на них не отвечают.

— Я и рассчитывал получить такой ответ, — усмехнулся Сердюк.

— Проверяете?

— Проверяю, — спокойно подтвердил он.

— Это неплохо.

— Вы мне вот что скажите, — сказал Сердюк, — разве это задание моего профиля? Почему бы его не выполнить группе, которая работает на заводе?

— Вы рассуждаете, как прокатчик, а не как подпольщик, — насмешливо сказала она, — хотя это, наверное, опять проверочный вопрос?

— Опять!

— Штабу неизвестно о существовании заводской группы. Товарищ Варьянов, оставленный для этой работы, — вы должны были держать с ним связь, — расстрелян в гестапо за незаконное ношение оружия. Кстати, ваши товарищи оружие с собой носят?

— Почему это вас интересует?

— Видите ли почему… Оружие часто способствует разоблачению подпольщика и редко спасает его. Вот возьмите Варьянова: его задержали случайно, по легкому подозрению, а нашли пистолет, и… он погиб. Оружие позволяет только дорого продать свою жизнь и спастись от пыток. Отсюда следует, что высшая храбрость для подпольщика — это брать с собой пистолет, лишь идя на операцию.

Выражение недоверия окончательно исчезло с лица Сердюка, и он подробно рассказал связной о Крайневе, Лобачеве, Пивоварове.

— Лобачев не наш, есть предположение, что он помешал взрыву станции. В истории с Крайневым не все ясно. — Она помолчала, раздумывая над тем, что услышала. — А как же все-таки насчет оружия?

Сердюк рассказал ей, что оружие он выдает участникам группы только тогда, когда они идут на оперативное задание.

— Ну, а теперь отчитывайтесь о работе, — потребовала связная, и интонация учительницы, спрашивающей урок у своего ученика, проскользнула в ее голосе.

Он рассказал ей все, что сделала группа.

— А какие у вас планы на дальнейшее? — осведомилась она.

— О планах я привык докладывать только после их выполнения, — замялся Сердюк.

— Теперь вам придется отказаться от этой привычки. ЦК и штаб не только дают задания и спрашивают отчет — они руководят работой групп и организаций, предупреждают ошибки и даже способствуют обмену опытом. Вот, например, обращается особое ваше внимание на людей, отпущенных гестапо на свободу. Ведь, как правило, гестаповцы освобождают только тех, кого удалось спровоцировать на работу в качестве агентов-осведомителей.

Сердюк, уже не таясь, рассказал ей все.