Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести) Страница 47

Мы ждем вместе с общественностью, что венские официальные власти вскоре выскажутся по поводу этого странного похищения».

Фишер отложил газету, не осмеливаясь даже поднять глаза на непроницаемое лицо капитана.

— Благодарю вас, Фишер, — сказал после некоторой паузы Гордан. — Это самый грандиозный позор, который мне когда-либо приходилось пережить. А работаю я уже немало лет.

— Этот репортер… этот Майер! — покраснел от возмущения советник, стуча кулаком по газете. — Я… я бы его, кажется…

— А я так на вас надеялся! — покачал головой Гордан. — Вы же уверяли меня, что к Калаху и мышь не проскочит, а к нему пролезла порядочная крыса. И благодаря ей надо мной теперь смеется вся Вена.

— Тут наверняка замешан проклятый Пассвег! — выдавил Фишер. — Этот тип всегда впутывается в какую-нибудь историю!

— Что это за человек? — спросил капитан и, пододвинув к себе газету, поискал в ней то, что хоть как-то было связано с инспектором.

— Он знавал лучшие времена, — ухмыльнулся Фишер. — Но потом у него случились неприятности и ему пришлось уехать из Вены. Теперь он, наверное, на этом деле задумал нажить капитал.

— Думаете, Пассвег знаком с Майером? И навел его на это дело?

— Майер — ищейка. Его и наводить не нужно, сам все разыщет. Но с Пассвегом он хорошо знаком.

— Я избавлю вас от хлопот, Фишер, — таинственно произнес Гордан, — и сам позабочусь об обоих.

— Что же теперь делать? — спросил Фишер, сознавая отчаяние своего положения.

— Что угодно, — ответил капитан. — Главное — делать быстро.

Он встал и направился к телефону. Набрал номер Беера и после третьего гудка услышал в трубке его сонный, глухой голос.

— Слушайте внимательно, Ник, что я вам скажу, — приказал он резким тоном. — Первое: Калахову никуда из гостиничного номера не выпускать. Второе: вы отвечаете за то, чтобы к ней не проник ни один журналист. И третье: ей в руки ни в коем случае не должен попасть «Курир» и вообще ни одна газета, в которой упоминается об их деле.

— Что случилось, капитан? — не понял Беер.

— Прочтите «Курир» и все поймете, — порекомендовал Горлан и швырнул трубку.

Он оперся о стену кабины и задумался, что делать дальше. Единственный выход из создавшегося положения — немедленно вывезти Калаховых из Вены. «И заявление… — пришла ему в голову спасительная идея. — Нам необходимо иметь в руках заявление…»

Он вышел из кабины и поднял Фишера от нетронутого обеда.

5

Двадцать шестое апреля в тот год пришлось на субботу. День был пронизан ярким солнцем, на пражских улицах пахло весной.

По улице Увоз медленно двигалась белая «кортина» с иностранным номером. Она остановилась на Погоржелецкой площади. Из машины вышел худощавый человек лет сорока пяти и внимательно осмотрелся. Площадь была пуста, магазины еще закрыты. Где-то вдалеке громыхал трамвай.

Мужчина потянулся, закрыл машину и накинул на плечи легкое пальто. Вытащив из бокового кармана пачку «Кента», он закурил и ленивым шагом направился вниз по улице, мимо шведского посольства. Он прошел под аркой и зашагал по обзорной площадке дальше, к Петршинской башне. Мужчина не спешил: было начало девятого, времени хватало.

У первой скамейки он остановился и оперся о спинку. Мечтательно посмотрел вниз, на город, раскинувшийся у его ног, машинально расстегнул воротник сорочки и ослабил галстук. Ему вдруг показалось, что он задыхается от внезапной тоски по этому городу.

Ярмилу Стаху редко предоставлялась возможность полюбоваться пражской весной. Он работал в чехословацкой разведке и последний раз Прагу в весеннем наряде видел в пятьдесят восьмом году. Это было так давно, что сейчас верилось в это с трудом. Все восхищало его в этом городе: узкие улочки Старого Места, черепичные крыши и Влтава под Карловым мостом, наливающиеся почки сирени, радостные крики детей и даже обычные, спешащие по своим делам пешеходы. Все это было полно для него магического очарования, и чем дольше он работал за границей, тем чаще в мыслях обращался к Праге. К сожалению, он мог позволить себе это только ночью, когда долго ворочался в постели, борясь с бессонницей.

С наступлением утра приходилось возвращаться к действительности, а ею были серые холодные кабинеты канцелярии фирмы «Эспаниа» в Лондоне. Там ни на секунду нельзя было задумываться о родине. Человеку нужно было научиться и думать по-американски, если он хотел вписаться в среду сотрудников американской секретной службы, сидевших в кабинетах «Эспаниа».

Стах, опершись о скамейку и перекинув пальто через ее спинку, не спускал глаз с расположенных внизу улиц. Нужно было запечатлеть их в памяти, потому что никто не смог бы сказать, когда еще ему представится возможность провести несколько дней в Праге.

Он машинально посмотрел на часы: было без десяти девять. Вздохнув, Стах взял пальто и пошел по асфальтовой дорожке наверх. Он думал, почему его так неожиданно вызвал к себе начальник третьего отдела разведки, хотя вчера они договорились, что суббота у него будет свободна. Должно быть, случилось что-то важное, раз полковник Гора позвонил ему рано утром в гостиницу.

В трамвае он остался на задней площадке, сквозняк растрепал ему волосы, но он не замечал этого. Хотел только одного — чтобы ехать так подольше.

Начальник стоял у раскрытого окна. Он выглядел здоровым и отдохнувшим, на его смуглом лице сияла неизменная улыбка. Повернувшись к вошедшему, он сказал с едва заметным упреком:

— Я уж было обрадовался, что придется ехать к тебе в Крконоше. Ты ведь туда хотел сегодня поехать?

Стах молча кивнул.

— Там так хорошо! И погода прямо по заказу для загородной прогулки, — сказал опять полковник и опустился в кресло напротив того, которое он предложил гостю. — А что, если нам после обеда поехать за город? Ты думаешь, и здесь кто-нибудь следит за тобой?

— Вряд ли. Я доложил, что возьму отпуск и на пару дней остановлюсь в Праге, — ответил Стах.

Полковник встал, открыл сейф, стоявший в углу комнаты, и некоторое время перебирал папки с документами. Наконец нашел то, что искал, и вернулся к столу.

— Посмотри, — сказал он и подал Стаху фотографию.

Она была мутноватой, контуры холла какой-то гостиницы едва вырисовывались. У стойки портье стояли двое. Одного Стах узнал сразу же.

— Ник Беер опять путешествует, — улыбнулся он, глядя на стройную фигуру хорошо сохранившегося человека шестидесяти лет, усики которого агрессивно торчали даже на фотографии. — А второй… У вас нет лупы? — попросил он и повернул фотографию к свету. Посмотрев на нее через увеличительное стекло, тихо свистнул.

— Ты знаешь, кто это? — спросил Гора.

— Думаю, Гордан, — ответил Стах и еще раз внимательно посмотрел на запечатленного на фотографии человека. — Да, это он. Точно. — Он отложил лупу и фотографию и посмотрел полковнику в лицо: — Месяц назад его назначили заместителем полковника Роблина. Он призван внести новый дух в чехословацкую секцию британской секретной службы. Видимо, за ним кто-то стоит, причем человек весьма влиятельный. Это опасный противник.

— Ты бы отважился иметь с ним дело?

— Трудно сказать, — пожал плечами Стах. — Он меня не знает, но и я о нем знаю немного. Мне нужно выйти на него через какое-то третье лицо.

— А через Беера не получится?

— В Лондоне каждый кивает на Беера, — возразил Стах, — Не знаю, уважает ли его Гордан и считается ли с ним.

— Кажется, считается, — ответил полковник и откинулся в кресле. Некоторое время он сидел молча.

— Эта фотография сделана в Лондоне?

— Нет, в Вене, в гостинице «Сахер».

— Беер выслеживает эмигрантов, но это не новость. Не ясно, почему с ним Гордан: он ведь должен заниматься только крупными операциями.

— Вот именно! Поэтому-то я и испортил тебе прогулку, — ответил полковник. — У меня такое предчувствие, что тебе еще сегодня придется отправиться в Вену. Я просил генерала принять нас в одиннадцать, поговорим об этом.

— В Вену я всегда езжу с удовольствием, — улыбнулся Стах.

— Ты уверен, что Гордан тебя не знает?

— Совершенно уверен. Может быть, знает, что существует такой, и только.

— А Беер?

— С ним я время от времени встречаюсь как с земляком. Поговорим о прежней родине, поругаем террор дома и покажем друг другу фотографии новых любовниц. Беер знает, что меня кормит «Эспаниа», но не предполагает, что я отношусь к американской агентуре. Скорее всего, думает, что они попросту используют мое знание языков. Беер не отваживается разнюхивать людей вокруг меня, побаиваясь нашей агентуры. Он не знает, что о нем известно американцам, поэтому старается обходить их подальше. Время от времени сотрудничает с ними, но только незаметно и через какое-нибудь подставное лицо.