Георгий Жуков - Один "МИГ" из тысячи Страница 48

— Фадеев, Фадеев, подойди ближе! — скомандовал он. Но следить за Фадеевым дальше было некогда — Борман со станции наведения уже передавал: «Над Крымской бомбардировщики! Сбейте их с курса...»

Как нарочно, над Крымской открывалось широкое голубое окно, и солнечные лучи потоком лились в глубокий облачный колодезь. Бойцов, упрямо державшихся за камни сожженной станицы, солнце на этот раз не радовало: фашистские бомбардировщики, приходившие стаями в район боя, ныряли один за другим в окно и сбрасывали свой груз.

Покрышкин с ударной четверкой ринулся навстречу бомбардировщикам. Мгновение — и все смешалось. Тяжелые немецкие самолеты, отвесно пикируя, бросали бомбы; истребители Покрышкина, лавируя среди бомб, били из пулеметов и пушек, и дымчатые трассы пуль и снарядов рассекали воздух.

Бомбардировщики шли волна за волной. Вокруг них, словно осы, вились «мессершмитты». Покрышкину и его четверке, начавшим бой на низкой высоте, приходилось туго. Однако им удалось все же расстроить боевые порядки бомбардировщиков. Видя, что воздушная атака расстраивается, гитлеровские истребители яростно набросились на четверку Покрышкина. Но гвардейцы стойко приняли их натиск. На землю упали три «мессершмитта». Один из них сбил Покрышкин.

Немецкие истребители отскочили. Пользуясь короткой передышкой, Покрышкин собрал свою группу. Их оказалось только пять. Не хватало машины Фадеева...

Четверть часа спустя на земле Труд рассказал, что произошло. Отстав от ударной четверки, Фадеев по своему обыкновению начал жадно искать встречи с противником и напоролся на группу фашистских истребителей, пришедших в район Крымской, чтобы расчистить воздух над станицей. Вначале он заметил только пару «мессершмиттов». Решив, что вдвоем с Трудом он легко одолеет их, Фадеев, не раздумывая, атаковал гитлеровцев и... окончательно потерял из виду Покрышкина. А тут сверху свалилась вторая пара «мессершмиттов», за ней третья... Фадеев и Труд попали в ловушку.

В разгаре схватки Труд увидел, что «мессершмитт» зашел в хвост Фадееву. Андрей дал мотору предельную нагрузку, догнал гитлеровца и, в свою очередь, пристроился к нему в хвост. В воздухе на мгновение образовалась невероятная карусель: гитлеровец бил по Фадееву, Андрей — по гитлеровцу... Труд подошел совсем близко к «мессершмитту» и отчетливо увидел, как огненные шары его трассирующих снарядов входят в металлическое тело немецкого самолета. «Мессершмитт» уже горел, но упрямый немец продолжал бить по Фадееву,

Сколько времени прошло? Вероятно, доли секунды, но Труду они показались вечностью. Наконец горящий «мессершмитт» свалился в штопор. Но и самолет Фадеева странно накренился и стал беспомощно разворачиваться. По радио раздался глухой, изменившийся голос Вадима:

— Иду домой... Я Фадеев... Прием...

Андрей хотел прикрыть Фадеева, но тройка «мессершмиттов» разом накинулась на него, и он завертелся, отбивая атаки. Остальные фашистские истребители добили Вадима...

А несколько дней спустя пришел Указ Верховного Совета СССР: гвардии капитану Фадееву было присвоено звание Героя Советского Союза.

После долгих и кровопролитных контратак гитлеровцы отошли на вторую линию обороны: Горно—Веселый—Молдаванская—Киевская. Всего с 29 апреля по 10 мая, пока шли бои в районе Крымской, советские летчики произвели на этом участке около 10 тысяч самолетовылетов и уничтожили в воздушных боях 368 фашистских самолетов — более трети всего, чем располагали здесь гитлеровцы! Наша авиация потеряла 70 самолетов.

На новом рубеже гитлеровцы решили обосноваться всерьез и надолго. Его на протяжении нескольких недель строили фашистские саперы под руководством лучших инженеров Германии. Для черных работ они использовали сорок тысяч женщин и детей, пригнанных ими сюда, на край кубанской земли, в дни отступления. Фашисты заставляли женщин и детей под дулами пулеметов копать вязкую глину, дробить щебень, мешать бетон. Когда же работы заканчивались, гитлеровские пулеметчики методичным, точным огнем истребляли людей. Этот новый укрепленный рубеж, построенный на крови и костях, фашисты назвали сентиментальным именем «Голубая линия».

Когда войска 56-й армии подошли вплотную к «Голубой линии», им была дана некоторая передышка для подготовки к новым боям. В штабах подводили итоги боевых действий, ставили новые задачи. 11 мая 1943 года в станице Пашковской, близ Краснодара, было созвано совещание командиров авиационных дивизий и корпусов — надо было подвести итоги большого воздушного сражения, развернувшегося над Кубанью.

В тесном помещении, прижавшись друг к другу, сидели генералы, полковники, испытанные командиры воздушных соединений. 216-ю дивизию представлял подполковник Дзусов, наиболее вероятный кандидат на пост комдива, — генералу Борману теперь было доверено оперативное руководство по радио воздушными боями всей истребительной авиации над «Голубой линией», и он с рассвета до заката солнца дежурил на переднем крае у своей походной радиостанции, не выпуская микрофона из рук.

С разбором итогов проведенной операции на совещании выступил командующий Военно-Воздушными Силами Советской Армии маршал авиации Новиков. Вглядевшись в обветренные, загорелые лица командиров, которые не раз видели смерть своими глазами и побеждали ее, он убежденно сказал:

— Четвертая воздушная армия имеет все данные, чтобы удержать за собой завоеванное ею господство в воздухе и организовать в дальнейших боях авиационное наступление. Залог этому — большой опыт проведенных вами двадцатидневных воздушных боев, залог этому — хорошие, обстрелянные и испытанные в боях кадры летчиков и накопленное руководящим составом умение управлять авиацией на поле боя.

Маршал на мгновение задумался и продолжал, развивая свою мысль:

— Господство в воздухе... Авиационное наступление... Но как понимать эти определения? Я должен сказать, что у нас очень часто их употребляют к месту и не к месту. Мы должны исходить из того, что завоевать в данное время абсолютное господство в воздухе на всем фронте пока невозможно: для этого у нас еще нет сил. Но завоевать господство в воздухе на одном из участков фронта, и притом на важнейшем участке, можно и должно, и вы это доказали. На каком же участке необходимо завоевать и удерживать господство в воздухе? Безусловно, на том, где сосредоточиваются главные силы наземных войск и где они готовятся нанести главный удар. Мы должны: во-первых, не позволить противнику организованно бомбить боевые порядки наших войск, а во-вторых, обеспечить выполнение боевых заданий нашими бомбардировщиками и штурмовиками так, чтобы они не несли потерь от истребителей противника.

Совсем запретить бомбардировщикам противника появляться над полем боя невозможно, но заставить их сбрасывать бомбы неприцельно и не там, где это наиболее опасно для наших войск, мы уже в состоянии. Больше того, если мы работаем в воздухе хорошо, мы оказываемся в состоянии вынудить бомбардировщиков противника разгружаться от бомб над собственными боевыми порядками. Я знаю уже четыре таких случая, из которых три наблюдал лично в районе Крымской, когда немецкие бомбардировщики, атакованные нашими истребителями, были вынуждены поспешно сбрасывать бомбы в расположении своих собственных войск.

В этой связи мы должны критически подходить к цифровым показателям нашей работы. Что толку, если, к примеру, наши самолеты, особенно истребители, много раз поднимались в воздух, а авиация противника в это время организованно бомбила боевые порядки наших войск и притом не несла больших потерь? Это означает, что хотя за день наших самолетов побывало в небе больше, чем немецких, господство в воздухе находилось не в наших руках, а в руках противника...

Маршал авиации снова пытливо вгляделся в лица командиров соединений. Они были сумрачны. Видимо, кое-кто вспоминал неудачные дни вроде того, на какой он сослался. И хотя в глубине души маршал радовался блестящим итогам этих двадцати дней напряженных боев, прославивших 4-ю воздушную армию на весь фронт, он считал своим долгом снова и снова возвращаться к недостаткам, преодоление которых дало бы возможность быстрее разгромить авиацию Геринга.

Много говорил маршал и о новых тактических приемах, открытых наиболее опытными летчиками вроде Александра Покрышкина и проверенных в бою.

— В своей практической работе, — жестко сказал он, — командиры дивизий и корпусов еще мало внимания уделяют лучшим летчикам, мало помогают им совершенствоваться. Почему-то считают, что хорошему летчику нечего помогать: он, мол, и без помощи старшего командира сделает свое дело. Это неверно. За совершенствование лучших летчиков, летчиков — мастеров воздушного боя, или, как принято у нас негласно называть их, асов, должны немедленно взяться сами командиры соединений. Летчик-ас пока что рождается у нас сам, в боевой работе, его никто не готовит. Кто воспитал Покрышкина, братьев Глинка, Семенишина? Они сами выдвинулись! Кое-кому из них даже мешали, их не понимали, одергивали. Генерал Науменко мне рассказывал, что Покрышкина за его трудный, строптивый характер одно время кое-кто хотел даже из авиации отчислить. Хороши бы мы были, если бы потеряли такого орла! Нет, вы, товарищи командиры, должны особое внимание обратить на работу с лучшими, подающими надежды пилотами. Своевременно ободрить человека, вселить в него уверенность, передать ему опыт и знания, накопленные другими. Все это поможет способному, одаренному от природы пилоту еще лучше проявить свои способности и действительно стать асом...