Георгий Жуков - Один "МИГ" из тысячи Страница 49

Бои на Кубани дали много новых данных для разработки тактики войны в воздухе, и участники совещания обстоятельно обсудили их.

Маршал авиации Новиков особенно подчеркивал, как важно обеспечить управление воздушным боем по радио и уверенную радиосвязь между передним краем и командными пунктами авиационных соединений и частей.

— Радио, — говорил он, — основное средство управления авиацией в современной войне. Командир, который до сих пор строит управление авиацией только на телефоне, — устаревший вояка. Он губит порученное ему дело и объективно помогает врагу. Такому командиру нельзя давать в подчинение авиачасти! Я уже не говорю о связи между самолетами в воздухе — современная война требует, чтобы каждый летчик в совершенстве владел радио и умело его применял.

Слушая все это, подполковник Дзусов радовался про себя — 216-я истребительная дивизия шла в ногу со временем. В сущности, многое из того, что рекомендовал командующий, уже применялось Борманом и командирами полков. Многое из того, что родилось вот тут, на Кубани, в пекле ожесточенной битвы, ляжет в основу будущих уставных положений, и на протяжении долгих лет в аудиториях академии к этим операциям будут обращаться, как к классическим примерам оперативного новаторства. Но Дзусов принимал как нечто само собой разумеющееся и необходимое то, что командующий так настойчиво обращался к недостаткам, к тому, что еще не доделано, не доработано.

А Новиков опять и опять требовал, чтобы истребители работали в четком строю, чтобы ведомые не устраивали на хвосте у ведущего «качели», болтаясь то вправо, то влево, чтобы они ни при каких обстоятельствах не теряли своих ведущих. Маршал резко критиковал те патрулирующие группы, которые ходят кучей, не эшелонируясь ни по фронту, ни по высоте, настаивал на том, чтобы командиры частей приучали истребителей подходить ближе к противнику, открывать огонь с коротких дистанций, уничтожать врага с первой атаки.

И снова Дзусов с удовлетворением отмечал, что эти требования в его дивизии уже осуществляются. Он часто вспоминал при этом Покрышкина.

В дивизию Дзусов вернулся радостный и возбужденный, полный новых планов и замыслов. Сразу же закипела работа: во всех эскадрильях твердо закрепляли пары, подобранные по принципу боевой дружбы, еще шире распространялись разработанные Покрышкиным приемы патрулирования, нашедшие теперь всеобщее признание. Лучшие летчики делились с молодежью своим опытом.

Передышка затягивалась.

Летчики летали на разведку, перехватывали фашистские самолеты, прикрывали «Петляковых» и «Ильюшиных», которые мешали немцам совершенствовать свои укрепления. Техники ремонтировали машины, готовя их к новым боям.

Гриша Чувашкин в эти дни получил приятный сюрприз. К нему подошел Покрышкин и сказал:

— Видал, новые машины пригнали? Будь здоров! Одну из них мы с тобой заработали...

Знаменитый самолет № 13, на котором Покрышкин начинал бои на Кубани, был еще цел. На нем Гриша аккуратно нарисовал семнадцать звезд в память о сбитых командиром гитлеровских самолетах. Машина еще ни разу не была подбита и не терпела аварий. Но теперь прибыли еще лучшие самолеты, и один из них командование по справедливости передавало лучшему истребителю в полку.

Своего старого, заслуженного «боевого коня» Покрышкин передал летчику Самсонову, и тот еще долго воевал на нем. Только на рубеже реки Молочной, под Мелитополем, когда машина полностью израсходовала свои ресурсы, ее с почетом проводили в мастерские на капитальный ремонт. Так в полку уверовали, что цифра «13» действительно счастливая.

Новый мощный самолет понравился Покрышкину, и он, облетав его над аэродромом, решил дать ему боевое крещение в ближайшем воздушном сражении.

—  А какой номер напишем на хвосте? — спросил Чувашкин.

Покрышкин задумался и сказал:

—  Напиши «100». Хорошая, круглая цифра, а?..

В эти дни Борман вернулся с переднего края. Нервы его были сильно измотаны, но он был требователен к себе еще больше, чем к подчиненным, и не показывал усталости.

Он предложил провести собрание партийного актива дивизии, посвященное итогам наступательной операции и задачам партийной организации. Доклад на эту тему он делал сам. Немного погодя генерал вместе с начальником политотдела провел совещание командиров полков и их заместителей по политической части — о состоянии массовой воспитательной работы. Но он придавал огромное значение идейной закалке летчиков и непрестанно теребил командиров, заставляя их много работать над собой и воспитывать подчиненных.

Партийная комиссия дивизии в эти дни рассматривала десятки заявлений о приеме в партию, поданных в разгаре боев. 156 летчиков и техников стали коммунистами за время воздушного сражения на Кубани, и начальник политотдела радовался, что и теперь, как в 1942 году, люди идут в партию тем решительнее, чем сложнее и труднее боевая обстановка.

В один из этих дней Покрышкин вдруг пришел к генералу и попросил у него разрешения слетать к Марии, батальон которой стоял в трехстах километрах от Поповической.

Эта просьба была неожиданной для комдива. Покрышкин никогда не разговаривал с ним о личных своих делах и сам не терпел, когда кто-нибудь заводил с ним разговоры на такую тему. И уж если капитан решил обратиться к начальству по такому вопросу, то ему действительно очень нужно лететь.

—  Хорошо, — сказал Борман. — Даю вам пять дней. Хватит?

—  Вполне, — отрывисто сказал Покрышкин. — Разрешите идти?

—  Счастливый путь!

Через четверть часа Покрышкин поднялся в воздух на связном самолете и ушел на север бреющим полетом.

В Н-ском батальоне аэродромного обслуживания были очень удивлены, когда над селом, где он располагался, прошел, чуть ли не касаясь колесами крыш, незнакомый самолет. Он сделал «горку», потом вернулся и снова прошел над селом, словно вызывая кого-то. Пожилая сестра сказала в шутку Марии:

—  Наверно, твой Сашка пожаловал!

Мария зарделась и вдруг, накинув косынку, со всех ног пустилась к аэродрому. Сердце подсказывало ей, что так и есть, хотя Саша писал, что у них идут жаркие бои, что он в самом пекле и что работе его конца-краю не видно. Она почему-то была спокойна за него: ей верилось, что с этим большим и сильным упрямцем никогда ничего не стрясется. Недаром там, у Каспия, Труд острил, что у Саши такой огромный запас воли, что ему в полете не нужно генератора: аккумуляторы могут заряжаться от него самого. Но ей было очень тоскливо без Саши, без его улыбки, без его глаз, внимательных и острых, без его шуток, немного неуклюжих и грубоватых, но душевных. Она всегда мечтала, что Саша явится именно так — нежданно-негаданно. И вот — незнакомый самолет...

—  Куда ты, Маша? Сапоги обуй, грязно! — кричала ей вслед сестра.

А она, ничего не видя и не слыша, не разбирая дороги, по грязи и лужам, через выгон, через болото мчалась, как была, в легких тапочках и платьице, к посадочной полосе аэродрома.

А самолет все кружил и кружил, то снижаясь до бреющего полета, то вновь взвиваясь к небу. Наконец он приземлился, резко развернулся и побежал по полю, смешно подпрыгивая и размахивая широкими крыльями, прямо к Марии. Потом самолет остановился, винт перестал вращаться, и из кабины вылез Саша — самый дорогой на свете человек. Сбив на затылок шлем с задранным вверх ухом, он шел к ней навстречу, широко раскрыв руки. Мария бросилась к нему. Они обнялись. Потом Саша взял ее своими сильными руками за плечи, оглядел и тихо сказал:

—  Все такая же... Мария?..

И вдруг испуганно спросил, глядя на ее ноги:

—  Ты что? Ранена?

Она посмотрела вниз и сконфузилась: ноги были исхлестаны в кровь жесткой травой, когда она бежала через болото.

—  Это... осока. Ну, вон там, видишь?..

Мария показала рукой. Он понял и вдруг расхохотался.

—  Сумасшедшая!..

И, став на колено, начал вытирать ей ноги платком...

Покрышкин прожил в деревне три дня — и не заметил их. Судьба порадовала его здесь еще одним событием: по радио был передан Указ о присвоении звания Героя Советского Союза летчикам, отличившимся в боях на Кубани. В этом списке были Крюков и Покрышкин.

Тем временем на Кубани назрели новые события. Подготовка к прорыву «Голубой линии» была завершена, и 26 мая наши войска обрушили на нее свой удар в районе станиц Киевская и Молдаванская. Когда наши части, прорвав первую полосу обороны гитлеровцев, продвинулись на три-пять километров и уже вырисовывалась перспектива развития наступления, немецкое командование пустило в ход последнее средство, которым оно располагало: со всех аэродромов Крыма и Южной Украины были подняты бомбардировщики 4-го германского воздушного флота, и все они устремились сюда, на крошечный участок фронта, где кипела горячая битва.