Николай Прокудин - Рейдовый батальон Страница 5

Два клубных капитана бродили в обнимку вокруг машины. Один был безмерно счастлив, а другой — несколько смущен и растерян.

— Сергей! Стол ждет! Представляете, лейтенанты, мы с ним в одном батальоне учились! Это моя замена!

— Ребята, меня, кстати, Володей зовут. Я старый начальник клуба.

— Сергей. Начальник клуба, видимо, новый, — произнес худощавый капитан, на носу которого держались запотевшие тонкие металлические очки. — Прибыл из Ленинградского округа, а вы откуда, ребята?

— Я из Туркестанского, а Микола из Прикарпатского, вчера прилетели.

Познакомились, поздоровались и в машину. Автомобиль обратно не ехал, а летел, словно на крыльях!

— Никифор, — позвал меня Микола. — Я одну бутылку достану, а вторую с ротным надо будет выпить.

— Конечно. Так и говорим, что у нас всего по одной бутылке, а то парни с боевых действий придут, а мы с тобой пустые.

— Интересно, а почем тут спиртное и есть ли оно вообще? — задумчиво произнес Коля. — Совсем без водки тоска…

К нашему приезду застолье уже началось, и мест почти не было.

— Ребята! Скорей сюда, по правую руку. Мы вас теперь не отпустим от себя уже ни на шаг, чтоб не украли.

Все пьяно заржали.

Водка из чемоданов под крики «Ура!» перекочевала на стол. В этой компании таких приезжих, как мы, было еще пятеро: начальник клуба, два взводных лейтенанта из роты Миколы, еще один капитан, новый командир разведроты и лейтенант-минометчик.

Участниками застолья оказались зам. начальника штаба полка, который в штабе поучал нас насчет сухого закона на войне, строевик и много незнакомых офицеров. Сидели пара помятых теток, какие-то непонятные гражданские личности.

Все орали что-то друг другу, чокались, пили, курили и ни кто ни кого не слушал.

В течение первого часа все было более-менее организованно, а потом начался полный хаос. Ветераны поучали нас, как жить. С нами кто-то знакомился, обнимал, кто-то что-то говорил. Шум, гам, сигаретный дым клубился под потолком. Неожиданно заорал японский магнитофон, и все перешло в пьяную анархию.

— Танцы, — завопил кто-то нетрезвым голосом.

Танцы! Громко сказано, ведь они, эти дикие пляски, танцы напоминали отдаленно. Столы совсем уже захламились пустыми бутылками, банками и окурками в тарелках, недоеденными кусками.

— Полк пришел! — раздался истошный вопль из дверного проема. — Ура!!!

Стулья с громким стуком полетели на пол, и все бросились на улицу. Ночной воздух был наполнен клубящейся пылью, стелившейся над расположением полка. Техника шла краем полка, где-то вдалеке, и за пылью была не видна. Слышался могучий лязг гусениц боевой техники, и стоял непрерывный рев двигателей.

Все куда-то убежали, а на крыльце остались лишь мы, те, кто был в зеленых форменных рубашках — одни новички. Ребята нервно курили. Я не курил, поэтому отправился в казарму знакомиться с ротой.

Через некоторое время в пустую казарму, по которой я бродил, (казарму моей роты ребята показали по дороге к общежитию, поэтому я знал, где она находится) ввалились несколько грязных пыльных солдат, обвешанных оружием, боеприпасами, вещами. Они уставились на меня как на «марсианина» и, обойдя стороной, водрузили все свое имущество возле коек. Принялись что-то оживленно обсуждать.

Откуда-то прибежал маленький прапорщик-армянин и, разоравшись, послал всех прочь. Солдаты начали носить оружие в оружейку, вещи — в каптерку. Бойцы все прибывали. Разгрузившись, они сели тесными кучками и принялись ужинать.

Все кровати были аккуратно заправлены, но без наволочек и простыней. И только на двух были наволочки. Я подошел ближе и увидел на каждой койке фотографии в траурных рамках, а на белых простынях, завернутых уголком, высохшие букеты цветов.

Прапорщик спросил:

— Вы кто будете, товарищ лейтенант?

Я ему объяснил, что я новый зам. командира роты по политчасти. Мы пожали друг другу руки.

— Старшина! Это кто? Что случилось? — обратился я с вопросом.

— Ширков и Спица, наводчик-оператор и механик БМП. В прошлом рейде парни погибли. На Панджшер тогда ходили. Броня сопровождала колонну «наливняков», солдаты погибли геройски. Гранатометчики из «зеленки» машину расстреляли, пять пробоин в бортах. Механик выполз без ног и умер в госпитале, а наводчик вел огонь из горящей машины, стрелял, пока не взорвалась башня. По полгода всего прослужили в части, только весной пришли. Первые потери в этом году в нашей роте.

Старшина вздохнул и нервно постучал по ладони плеткой.

— Новый ротный пришел из дорожного охранного батальона, принес несчастье. Фамилия предыдущего командира — Беда, но он был очень даже везучим. Славный был командир. Из-за баб погорел — недавно сняли с должности. Мои слова командиру роты не передавай. Его, правда, во время того обстрела не было, потому что пехота сидела в горах. А на броне командовал только техник роты, да на каждой машине по экипажу, отстреливаться некому.

— И часто такое? — кивнул я в сторону фотографий.

— В батальоне вообще-то часто, а в роте у нас нет. Рота была счастливая, умелая. Будем надеяться, что и тебе повезет.

К казарме шли офицеры, и старшина побежал им навстречу. Доложил и кивнул на меня, объяснил, кто я и зачем прибыл.

Среди всех выделялся высокий рыжеволосый капитан, он что-то выговаривал двум лейтенантам. Они хмуро взглянули на меня, и я поздоровался, представился.

— Ну, что ж, уже хорошо! Будет, кому с солдатами заниматься и мероприятия проводить, а то все без замполита. У твоего предшественника три месяца одна только замена была на уме, да как барахло скупать!

Пауза затянулась, но помолчав, он хмуро продолжил:

— А я вот хоть и заменщик, а во все в рейды хожу с чокнутым контуженым замом и одним молодым взводным — «зеленым» лейтенантом. Итак, сейчас быстро знакомимся, укладываешь солдат спать, а завтра на подъем подойдешь, старшине поможешь. Я — капитан Кавун Иван. С остальными знакомься сам.

Я замялся и тогда он ткнул пальцем по очереди в других командиров.

— Это лейтенант Сергей Острогин, вот прапорщик Тимоха Федарович, это прапорщик Голубев, кличка Сизый. Ну, пока отложим все разговоры отложим. До завтра!

Офицеры, о чем-то переругиваясь, ушли спать, старшина провел проверку, и солдаты захрапели. Был второй час ночи. В казарме клубилась пыль, стоял тяжелый запах пота и грязи. Уныло я побрел в общежитие. Было пусто. Все куда-то убежали. С трудом нашел себе свободную койку, лег и утонул в глубоком сне.

Лучи утреннего солнца пробивались сквозь щели в светомаскировке окон. На моих часах было уже время подъема, и я пошел в казарму. Вид у меня был довольно помятый. Брюки помялись, сапоги пропылились, рубашка пропотела, на щеках щетина двух дней (побриться нечем). В общем, даже в зеркало смотреть не было желания. Мне было неуютно, но больше всего угнетала неопределенность. Вещи не разобраны — места нет, ходишь в рубашке как зеленый попугай среди нормально одетых, а я так не люблю выделяться, бросаться в глаза.

Обитатели казармы еще храпели, в том числе и дневальные, я ушел в каптерку к старшине и разбудил его. Взглянув на часы, он с визгом выскочил в коридор и начал орать на бойцов, стоящих в наряде по роте.

Сержантов эти крики и вопли разбудили и завели, они принялись поднимать подчиненных и тоже орать.

Постепенно началась утренняя суета с одеваниями, умываниями, заправкой постелей.

Казарма представляла собой щитовое строение с открытым спальным помещением, оружейной комнатой у входа, тут же находились канцелярия, каптерки, бытовка, умывальник. В конце казармы за спальным помещением — ленинская комната! Ну и ну! И тут плакаты, планшеты, портреты. Я думал, что все будет по-походному, чисто символически, а тут все стационарно сделано — капитально! Мороки будет… Не ожидал, не ожидал.

Старшина позвал в каптерку.

— Лейтенант! Давай по человечески знакомиться, без суеты! Я, Гога Веронян, старшина этой славной боевой роты. Уже полтора года как в Афгане, скоро домой поеду. Ротный, ты его вчера видел, мужик нормальный, тоже ветеран, но и ему скоро домой. Он в роте четыре месяца, до этого был в третьем батальоне, его перевели, когда старого ротного сняли. А капитан Беда теперь зам. начштаба батальона. Взводных пока двое, «зеленые» только-только прибыли. Заместитель ротного Старлей Грошиков и командир гранатометно-пулеметного взвода, как и я, полтора года отвоевали. Техник роты с весны, — гортанным голосом тараторил прапорщик. — Рота в рейды ходит каждый месяц, солдаты боевые, но сейчас много дембельнется, вместо них на днях молодежь прибудет. Как вы воевать дальше будете, не знаю! Одного взводного еще не хватает, он скоро придет. Сплошной молодняк…

Так за кружкой чая я понемногу узнавал, куда я попал и с кем служу.