Андрей Семенов - Секретная битва Страница 5

Эти ребята отделали фон Гетца с ног до головы, расписав ее как пасхальное яйцо, но при всем при том они не нанесли ему ни одной более-менее значительной раны и не поставили ни одного лишнего синяка. Им было дано указание — сломить у фон Гетца волю к сопротивлению. Научно выражаясь, посредством применения физической силы. Они умело ее применили и начисто вышибли у оберст-лейтенанта желание возражать и перечить, сделали то самое, для чего и были направлены в распоряжение гауптштурмфюрера СС Фишер. Они грамотно и умело сломили волю арестованного. Так же умело, как ломали ее у десятков других людей до него, рассчитывая каждый удар, как аптекарь взвешивает порошки для горького лекарства.

Им не приказывали покалечить оберст-лейтенанта, они его и не калечили. Если бы сейчас фон Гетцу позволили умыться, то он выглядел бы вполне прилично, а через неделю на его лице не осталось бы никаких следов знакомства с подчиненными Шелленберга. Если бы им приказали изувечить арестованного, то они бы без наркоза за минуту поменяли своему «пациенту» верхнюю челюсть на нижнюю и обошлись бы с ним не так гуманно, как сегодня.

Относительно же Валленштейна они не получали никаких указаний. Кроме одного — привести его в кабинет. Но своими черепашьими тугими мозгами они понимали, что, для того чтобы его беседа с гауптштурм-фюрером прошла в духе полного взаимопонимания и не затянулась бы за полночь, Валленштейна нужно поставить в зависимое и унизительное для него положение.

Поэтому они и продемонстрировали свой великолепный фокус со стулом. Один подсекает клиента, а второй ловит его на стул, придавливая руками за плечи. Эффектно, унизительно и без телесных повреждений. Извольте, клиент к беседе готов.

Они ошибались.

Рауль не был «готов».

Он был спокоен, и сам удивлялся своему спокойствию и выдержке. К тому, что время отсчитывает последние часы, а возможно, и минуты его жизни, он отнесся без душевного содрогания.

— Простите, фройлен, чем обязан такому вниманию с вашей стороны и со стороны ваших друзей?

Марта улыбнулась ему как старому другу.

— Как же, господин Валленштейн! Все мы, — Марта повела рукой, показывая на костоломов. — Все мы — ваши самые горячие поклонники. Мы всегда с пристальным интересом читаем ваши глубокие статьи и с нетерпением ждем следующих публикаций.

И, заметив недоверие в глазах собеседника, обратилась к эсэсовцам:

— Вы читаете?

Те издали звук «кхм» и откашлялись в кулак.

— Вот видите, — продолжила Марта. — Они читают. Не обращайте внимания на то, что они так лаконично выражают свои мысли. Это они от смущения. Они впервые видят вот так вот, рядом, человека вашего ума и масштаба и ужасно вас стесняются. Даже робеют в вашем присутствии.

Не снимая лучезарной улыбки, она перевела взгляд на костоломов:

— Вы ведь робеете, не так ли?

Костоломы снова издали звук «кхм» и на этот раз не только покашляли, но и высморкались. Если они и робели от присутствия кого-то, то исключительно самой Марты. Это было совершенно ясно.

— Вот видите — робеют, — снова улыбнулась Марта. — В сущности, они безобидней котенка, только мурлыкать не умеют и молоко пить разучились. И если их не выводить из себя, то они никого и пальцем не тронут. Ведь верно, ребята?

Ребята печально вздохнули.

— А что вас может вывести из себя? А, мальчики?

Сообразив, что нужно подыграть, Кользиг промычал:

— Не знаю, как кого, а меня бесит, когда кто-то не понимает, о чем идет речь и что от него хотят.

В подтверждение своих слов он припечатал кулаком о ладонь, как бы желая показать, насколько сильно его расстраивает чужая непонятливость.

Звук получился громким.

— А что от меня хотят? — Принимая игру, Валленштейн улыбнулся Марте не менее приятной улыбкой.

Казалось, Валленштейна совсем не смущало, что совсем близко от него, так близко, что их колени соприкасались, сидит его друг и выглядит не совсем обычно для своего служебного положения.

Будто так и надо.

— О, сущие пустяки, господин Валленштейн. Нас попросили передать вам приглашение посетить Берлин с визитом. Разумеется, неофициальным. Поэтому, в свою очередь, я и мои друзья предлагаем вам совершить увлекательное путешествие в Тысячелетний рейх, а мы составим вам компанию и постараемся, чтобы вам не было скучно в пути.

— А если я откажусь, сославшись на занятость? — Валленштейн продолжал обмениваться с Мартой улыбками.

— Не советую вам это делать, мой господин. Ваш друг попытался было изобразить из себя большого начальника, и что из этого получилось? Он только вывел моих слабонервных друзей из себя и сам пострадал понапрасну. Да вы посмотрите на него. Неужели вы хотите такой же участи для себя? Вы же благоразумный человек.

Валленштейн перевел взгляд на фон Гетца. Тот сидел, стараясь нагнуть голову как можно ниже к полу, и сейчас она у него находилась почти на одном уровне с коленями.

— Что вы, фройлен, — запротестовал Валленштейн. — Я и сам давно мечтал посетить Берлин. Чудесный город. Надеюсь, Унтер-ден-Линден все так же красива?

— Красива, — успокоила его фройлен. — Только вам вряд ли удастся ее рассмотреть.

— Что так? Визит будет насыщен культурной программой и протокольными мероприятиями?

— Насчет культурной программы ничего не могу сказать определенного, а вот протокольных мероприятий будет достаточно. Боюсь, у наших следователей не хватит бланков протоколов, чтобы записать ваши правдивые показания. Вы ведь не собираетесь врать следователям?

— Конечно, нет. А что их интересует?

— А вы не догадываетесь?

— Честно — нет. Я в сильнейшем недоумении. Каким образом, находясь на территории нейтрального и дружественного Германии Шведского Королевства, я смог преступить законы Рейха?

— Обыкновенно, — терпеливо пояснила Марта. — Вы прибыли на территорию Рейха и на ней нарушили его законы.

— Вот как? Интересно.

— Посмотрите, — Марта положила перед Валленштейном лист бумаги. — Видите, это копия справки из пункта пограничного контроля в Копенгагене. Смотрите, тут написано, что тринадцатого марта сего года вы прибыли через порт Копенгагена на территорию Рейха, а семнадцатого марта через тот же порт покинули ее. Припоминаете?

— А-а-а, — потянул Валленштейн. — Да-да. Что-то такое действительно было. И что же, позвольте спросить, я нарушил? Официально, в установленном месте, пройдя пограничный контроль и таможенный досмотр, я пересек границу. Так же официально пересек ее в обратном направлении. Я не болтался по морю на катере контрабандистов, не подплывал к берегам на подводной лодке и не покидал борт самолета с парашютом, для того чтобы попасть в Рейх. В этом самом посольстве менее двух месяцев назад мне дали въездную визу, по которой я приехал в Рейх совершенно легально.

— А с какой целью?

— С какой целью? — переспросил Валленштейн.

— Да бросьте вы дурака-то валять! Ваш немецкий знакомый…

— Это какой же?

— Штурмбанфюрер Бек.

— Ах, этот ублюдок из Освенцима…

— Господин Валленштейн, — Марта подняла пальчик. — Я вас убедительно прошу быть сдержанней в оценке людей. Штурмбанфюрер Бек принадлежит к той же организации, что и мы…

— СС, как я догадываюсь?

— СС, — кивнула Марта. — А его дядя…

— Против его дяди я ничего не имею. Итак, если я вас правильно понял, вы хотите меня похитить и доставить к Гиммлеру?

— Вы нас поняли почти правильно. Только не к Гиммлеру, а к бригаденфюреру Шелленбергу. Он очень интересуется ходом ваших переговоров с русскими.

— А если я откажусь?..

— Ай-яй-яй, господин Валленштейн, — укоризненно покачала головой Марта. — А мне показалось, что мы с вами почти договорились. Вы даже сами выразили желание поехать в Берлин.

— Да-да, извините, я забыл. И как будет проходить наше путешествие?

— Обыкновенно. Мы все дружно сядем в посольскую машину и поедем в Мальме. Посольский флажок на радиаторе защитит нас от проверок документов, а вы пообещаете вести себя в пути, особенно на пароме, прилично. Тогда вам не будет причинено никаких неудобств, ручаюсь вам за это.

— Вам трудно отказать, настолько вы убедительны.

— Вот и отлично. Уверена, что ваше пребывание в Рейхе будет не только приятным, но и весьма полезным для вас и вашей дальнейшей карьеры журналиста.

— Так что вы там говорили насчет кофе? Он у вас настоящий или эрзац из моркови и картофельной ботвы?

Когда стало темнеть, Бехер подогнал машину вплотную к парадному, а Кользиг позаботился о том, чтобы в посольских коридорах не было посторонних и любопытных. Фон Гетцу так и не дали переодеться и привести себя в порядок. Вместо этого его сковали одними наручниками с Валленштейном и едва ли не грубо запихнули обоих в салон. Марта села на переднее сиденье рядом с водителем, Бехер — за руль, а Кользиг, закрыв дверцы, сел последним на заднее сиденье, рядом с фон Гетцем и Валленштейном.